Первая, Белая, и Всея. глава 12

                Глава 12.   Сталинизм.
                1. ( Культ …)
- О! Тут много исторических личностей. Что за явления судьбы!?
- Учитель, Культ мировая беда, или мировое достоинство?
- И кто тот, очень скромный усатый человек, что задвинут в илистом наносе истории, сразу видно, что беден, у него ветхий китель и стоптанные башмаки, ведь его отец сапожник, неужели не мог перешить косые каблуки в подмётках стёртой обуви. Все бузят, а он молчит. И правильно! Что он делает в истории? Выдающиеся достижения без него обозначились в текущей летописи. Его недолжно быть! Не то найдутся такие, что без объяснении вздумают за ним идти, разве это нужно нашему содержанию.
- Учитель, а вдруг кто-нибудь спросит зачем нам наши мозги, если есть культ.
- Ещё другой полуголый человек в одной тряпичной повязке, забрался со своей козой на вершину пирамиды двадцатого века. Будто бы только вышел из Египта? Разве для него строилась самая большая вечно немеркнущая пирамида!
 Оба неимущие, а хватило силы сверху и донизу исписать грани нерушимой памяти великих событий великого века. 
- Я не согласен! Почему человека заслужившего личный культ, имеющего поклонение, того кто воздвигнул самую огромную пирамиду, поместили в самом низу.
- Ничего необыкновенного Черес! Люди любят принижать достоинство тех, кто не может им ответить. И вы тоже, не вздумайте сказать что-нибудь хорошее об этой личности, он постоянно ошибался, для него равенство всех - самая большая молитва. А это преступление века. Люди мира не имеющие родословной короны обязаны жить приниженно.
 - Как этим двоим, удалось убежать в непроглядный туман! Теперь из-за них, труженики, что хотят жить с солидарным очарованием должны напрягать мысли…
- Нас за такие мысли, тут же повесят на жирных облаках!
- Тихо Огуз, тебе же сказали не шуметь, на нём горит заколдованная печать содержащая тайну мирового заговора. Не разрешено оглашать наслышанные привхождения оскорблённого человека. Он даже от Отечественной войны, которой особенно гордится Россия - отстранён. Ничего не сделал для Великой Победы. Не заслужил почитания. В парадах потомков оживает мировая победа славного народа-победителя, а его там нет, значит недостоин.
- Мешает новым начальникам ставить себя на его место. Угрюмым одиноко сидит опечаленный человек, из-за преждевременного восторга победивших наций, из-за отсутствия тщеславия забыл, что эту Победу он четыре года писал.
 - Об этом запрещено знать, это заблуждение века. К победе народа он не причастен. Всё случилось по воле жертвенного подъёма, энтузиазма, и неудержимого напряжения разбуженных масс; сами по себе происходили нужные успехи и достижения.
- Именно поэтому люди, которые не имеют победные предпочтения, выставляют себя важными соучредителями этого громкого успеха. Таков мотив их мести за ущерб состояния и личное поражение. Любое малозначимое самомнение имеет выгоду от принижения выдающегося предшественника.
 Товарищ Сталин, когда то присвоил своему придуманному имени достижения: шахтёров, конструкторов, писателей, металлургов; самолётам, танкам, городам, новогодней ёлке, юным пионерам, сибирскому морозу, и всем революционным трудящимся земли.  Действия необходимые успеху государства для него превыше личного существования. Теперь вот, под запретом сидит человек. Хотят за преимущество личности его наказать, а нет надлежащих обоснований: он воробьёв не убивал, тысячу девственниц не благословил, разнузданную молодёжь не натравливал на профессоров, без суда - публичные казни не устраивал, не делал из крестьян сталеваров… 
Пролезшие падали и спазмы усердно печатают листовки, почти сто лет мучаются и ничего придумать не удаётся. Пирамида победы как бетон, с каждым столетием крепчает.
- И как это ему сподобилось культ своей личности назначить: он ведь не махатма из Гуджарата; не царский сын, родившийся в роще Лумбини; не плотник из Назарета; не караванщик Аравийской пустыни. Обыкновенный поэт своей юности.   
- Личность не в состоянии назначить преклонение собственному почёту, личность несёт заслугу великих усилий. Культ не течёт, будто мёд в серебряные пазухи, это добровольное восприятие народных чувств, стойкое подвижничество и жертвенность; люди не спрашивая разрешения, рожают для себя сопричастность трудовым переменам и вольной страсти. Изменения в стране совпадают с ощущениями их личной жизни. Недосягаемому совершенству - сам народ надписывает культ. Сколько бы Микита не плясал гопак, как бы ни корпел его пишущий зять - культу неоткуда прорости.
- От почитания невозможно убежать, надо было нелепости тесать, несуразности кольями городить, какие вытёсывал и городил сам товарищ Мао, теперь его портреты на бумажных знаках в валюту превращаются. Мавзолей, построенный за три дня - простоит ещё три тысячи лет.  Или Ганди, вот ещё предпочтение, чтобы затмить культ, раздел свою племянницу и лёг рядом с обнаженной, показал, как следует противостоять земному соблазну. Скучно на острие каменного конуса сидеть, вместо молитвы, махатма придумал наказание молвой, от преклонения и культа уползала великая душа.
 - Я понял. Смирно стоять! - Первоход вяло унёс руку в тишину, будто рука его тоже увядает, - когда корень интереса теряет культ, личность становится недейственной. Учитель, я тоже хочу спросить задвинутого человека кое о чём, разве мне ответит.
- А как же! Товарищ Сталина ни одно обращение не оставляет без внимания он, не вчера назначенные несуразностями президенты. Видите, как для всякого правильного решения, заботливо выслушивает десятки противоречивых мнений,  для значительного содержания и преимущества работает Культ .
- Рутинное время теперь настало, и ничто так не угнетает дух народа - как усталость надежды на славные изменения и уважительную жизнь.
- А для приниженных прежде сословий, невиданные творческие совершенства открыты, расцвет возможностей наполнил страну необыкновенным совершенством. Все созидатели родной земли: выдающиеся творцы важного слова, полководцы, конструкторы, обыкновенные защитники текущей безупречности, крестьяне из глухих деревень обозначились.
- Крестьянские войны прошлых веков наконец-то победно закончилась, каждый находит свою участь в раскрепощённой доступности государства.
Крестьянская телега и городской трамвай - одинаково наполнены народными талантами. Неимоверно зазнавшиеся назначенные руководители слабы в песнях, поэзии, и звёздах неба - чешут зубы,  грызут, вырубают корни родной поросли.  Для них ограбленные людей и записанные впотьмах параграфы – постоянные полена в топке обогащённой власти.
  - Учитель, я понял, почему правители текущих национальных ограждений, вдруг придумали своей пугающей задолженности  американское наименование, вползли в изобретённую новыми поселенцами должность, приписали себе чужую находку, приниженно ползают под давлением западающих облаков, планета оскудела славными людьми, - Первоход присоединился к мнению соучеников, согласился что, подражатели нелепости, уничижительными идолопоклонниками сделались, и подлежат упразднению.
- Не глашатаи мира, не сверхмирские духи, не созерцатели, не седовласые вожди, не в небесах озарённые крыльями ангелы, не впереди сидящие правители, не выдающиеся кормчие, не демиурги высокой веры, а так себе: хилые призёры случайной удачи. Вышли погулять!..
- Сразу видно, кто друг рыжих собак.
 - Чёрте кто, вдруг в избранные втискивается - комедию и недоразумения вытворяют; вышенгтонят упавшие духом, всё им можно, а нас нет. Мечтают, чтобы их на деньгах рисовали, не знают, что скоро бумага для денег выведется. Перешитые бекеши не хотят надевать; с тайной завистью у «культ личности» учатся, а время опередить не могут, хотят выйти с хрустальными часами из противоречий века, пробуют из самолюбия - солнечные мечи выковывать. Ужасно боятся, вдруг об этом узнают земные покровители. Вы тоже молчите, а то новые хозяева текущего времени услышат, и зароют нас отворотом плуга в полосу предстоящей истории, в текущие преобразования, в удушливое ущелье сбросят, в ил исчезнувшей поймы зароют, как зарыли лучшего товарища пропавших сословий.
- Так, мы равно, пришли у него поучиться, для того золотые булавки прикололи, никто не разоблачит наши воротники. Мы одни, а нищих содержанием премного. 
- Не царапай уши Увалень, эти отсталые люди из атома одной молекулы извлекут выгоду целого тысячелетия. Пока не убегут подозрительные буквы, чуждые задолженности, и стреноженное преимущество - ничего не обозначится; перенаселение планеты спишет наше наличие как людей сгоревших в молнии конца света. Земля величиною не Марс и не Юпитер, некуда вместить лишние миллиарды населения. От излишества умного вида жизни, появится необходимость в новой войне, а где взять обозначившегося Культа, что бы окончательно утопить западающих, на дно разочарованного отсутствия. 
- И тоже, что за очередь к нему выстроилась, все люди такие себе важные, знаменитые, он, что и впрямь ставленник бога на земле, - прямо царь третьримский какой-то, и звания плохого в его намерениях нет. Похоже, гражданская война не закончилась.
Дела минувшие идут, большевики решили религию упразднить, а он всё же владыка веры - приход нужен - на место небесного покровителя поставлен, вот ему и вручили ключи от земли и неба. Определили быть богом мирового пролетариата. Он вместо рясы китель несменный, молитвой перекроенный, одел.
 Бог избранного класса обязан быть строгим и справедливым, так в библии написано. Установлено наказание для грешников, и воздвигнут рай для праведных дел - каждый отвечает по делам своим. Кто злословит на великую революцию – тот безбожник, должно такого камнями забить. Земной бог подозрителен к чужой вере, требует свято чтить псалмы рабочей преданности, у него непререкаемый культ установившейся праведности, все должны бояться искривлении дня, если кто скажет слово сомнения в холодной классовой войне - соляной глыбой, льдом закрепощения сделается. Сыны света - побеждают сынов тьмы. Патриарх революционного столетия для того и воздвигнут над неправедными сословиями - он судья людским грехам.
- Ужасное время. Небо опустилось на землю, опубликовать все сказания невозможно, и прежде написать тоже невозможно.
 Обычная пролетарская библия пишется. Большевицкие комиссары возносят земного бога в недосягаемые небеса. Кара за грехи неминуема. Перед богом все равны, неважно возле престола сидит - грешник сверхнародный комиссар, или рядовой колхозник нарушил революционные псалмы. Закон веры одинаково строг для всех. Не людские, а божественные каноны записаны в большевицком завете. Оказавшийся у врат господних, должен предъявить держателю отмычки от рая и ада все свои дела, показать суду народных архангелов бывшие и будущие прегрешения. Уклонения могут быть, и прощены, если грех невелик, а грешник великодушно раскается. Слова генсека – гири божьи. Мало клясться в верности, надо заслужить благосклонность праведными делами - понеже пути праведные гремят кандалами. Ему ли не знать стремления и проступки тех, кто революцию делал.
Иной пишет раскаяние: - Я всегда преданно служил нашей партии товарищ Сталин, я и в помыслах не намерен тебе изменить, я врагов твоих всегда истреблял.
А он скажет: - Почём ты знаешь кто враги мои?! Те безвинные крестьянские юнцы, которых ты порубал двадцать лет назад,  небыли моими врагами!
Божья кара в большевистской земле неминуема.    
- Ещё бы, этот объявленный бог, случайно выживший в горной пещере истории, целые столетия увёл из вертепа.
- Двадцатый съезд, в двадцатом веке, перевернул преимущества отлаженной призмы; для оправдания прошлых и будущих своих безобразий, первый секретарь шаровидных жуков, грязными чернилами чёрные слова записал, партийную веру в ложь вырядил: «репрессиями и расстрелами был беспрерывно занят предшественник, мешал народу достижения изобретать». Расслабили секретари постромки, нет над ними прежнего суда, постоянными подарками без страха себя награждают. Неразумное население, обязали вариться в котле: нужды, недобора, и страха.
- Люди не заметили подвоха, ищут кару достойному приобретению, сами слабы стойкостью. А тот, что прежде был, всего перенаправил человеческий материал в русла упорядоченного строя, сбил накал революций. Пробравшиеся нелепость с выгодой устранили его тень. 
- И непонятно, что изобрели и кого захотели побороть те, что завопили от удовольствия?
Народ напрягаясь, создал индустриализацию, переломал снопы железных фашин, изобрёл атомную бомбу, вырастил плеяду творцов, высокое искусство стало доступным для всякой восхитительной мечты. Народ наполнил казну неимоверным запасом мирских богатств, нащупывал признательное благополучие в установившемся строе, изобилию - равенство приближал, каждый год строгим указом уменьшение товарных цен изыскивал, взял старт в космос, в зажиточное творческое существование наметил путь. …И упал в самый низ пирамиды.
- Потому что Культ, демократии беспрерывную коррозию придумал! – крикнул Птенец, и губу опустил.
- Разве?!
-  Потому его и вовсе нет, события безучастно падают, где-то да потерялся.
- И что оставил государству этот ваш высококультурный вождь? – спросил Птенец АД, - верно, отмечено, один культ в нём сидит, сидит уморённый историей человек, расписал несоответствия в управлении капитала. Глядел на события со стороны, наблюдал, как народ творит. Сам, три десятилетия, одними только репрессиями был озабочен. И правильно! Его вовсе не должно быть в наших переворотах, мы ежечасно общее дело утверждаем, незачем нам мешать собственные учреждения иметь? Мы хотим утвердить события деньгами и злобой. Исковеркаем пропавший путь культа. Ни он, ни теория равенства нам не указ! Мировая денежная система - наш бог и изобретённый путь.
- Ещё бы, обкомовские секретари самые красиво надутые пузыри нашего прошлого строя! У спазмов чугунные головы и скрипучий ржавый навес в неповоротливых отводах. Учитель! - Увалень замешкался, и всё же спросил: - Кому одиночество этого культа прибавит килограммы?      
                2. ( Одиночество культа.)
- Много истории расписано, и все тяжёлые, громкие, не колют одежды, тканные из конопли, преобразователями себя считают назначенные партийцы, выпасать в водорослях косяки океанской рыбы людей учат. Забудьте выдуманные карандаши, они рисуют заунывную картину.
- Да!.. тоже вот одна историйка, почти притча, - вставил Булгак историйку. - Звонит, значит один деятель, отобразивший текущую эпоху на цветной киноплёнке, мол, так и так, товарищ Сталин, у меня увели жену…
И бедный аж побледнел, он за всё в ответе в этом установленном им государственном строе, вынужден бросить вычитку текущей литературы, отложить мировые финансовые схемы, оставить  намеченные атомные расщепления. Кинулся Культ искать заблудшую жену. … У собственного сына нашёл. Ох, и досталось неугомонному лётчику, распутного генерала обязали перчёную кашу хлебать.   
- Булгак, вечно ты что-то не то вставишь. Учитель, а кто тот неприметный человек, который всё время ходит за нами и что-то пишет, пишет… - помимо золотых заколок отображает наше присутствие. Зачем он такое наше уныние записывает, может, хочет ужать волнения; если ему делать нечего, пусть надевает опояску, и кожаным мешком вяжущий ил из Нила тащит, в пирамиды, египетский бетон стелет, - Пустельга почесал золотую серьгу. - А то, видите ли, пишет…
- Действительно, какую-то каменную стотонную глыбу взялись безбожники за тысячу километров на папирусной лодке везти, они что, закон Архимеда не читали? Лучше бы протоколы большевицких мудрецов сочинили, настучали бы клавишами переживания, нагнали бы на всех распятие. Не пора ли объявить мировой капитализм и всю непомерную банковскую валюту  - утопией мира.
- Не извлекайте лишних волнений, обнаглевшие того не стоят, с них и крошечной тревоги хватит, они существа незначительные, бездельем выявляются, хотят свои вымышленные сочинения в эпоху мирового оглупления поместить, пусть прокладывают рельсы на Луну. – Гугнивый морщил лоб. - Зачем Культ этот, без нас продолжает присутствовать в книгах. Обойдёмся без записок в алтарь, и так известно, чей глаз с вершины конуса смотрит! Пусть в самом низу свечку ставит за неучей, что коптили наши умы. И если он такой откровенный, почему не устранил их вовремя. 
- Молчи Гугнивый! – Самоум скривил брови, - мы говорим о назначенном вожде мирового пролетариата, а ты каких-то коптильщиков с потухшими факелами вставляешь, приплёл несоответствия, мешаешь правильное озарение иметь. Нашим мыслям нет преграды, мы летим быстрее гамма-лучей, нас никому не догнать. С нами вечно немеркнущие заветы. 
 И вот вам первое большевистское обрушение на заре эпохи. Самый первый из человечных, поручил приемнику изменений, написать построение неустроенного царства. Единоличный наследник, тут далёкую установку узрел. Придумал, какую-то прямо непотопляемую флотилию в океанских водах среди земных континентов. Один головной знаменосец плывёт по океану историй, вокруг него прилипли корабли поменьше, сами по себе на карте глубоких океанов красными красками нарисованы, нет другого курса, кроме как единство российского флота. Адмирал Кузнецов ещё только отрок деревенский - возит телегой свежескошенное сено.
- Все океаны захотел подчинить наркомнац. Человечище осудил изложение, и расплылись корабли, переиначили семинаристские желания. Некому в частях уплывшего света единство уединений и наций проверять.
Ты же один над всеми остался, так переделай ошибку чувашского калмыка. Нет, для него преданность - выше всякого культа - под тяжестью порочного наследия своего больного учителя правил страной. Только за год до смерти, Увещеватель задумал упразднить выползшую замшелую систему. Вдруг догадался, что отобранные пустословы порядка, присвоят всё, что установлено для изобильно запланированной жизни, на широкий трон заползут прожорливые жуки-хрущи, военные бункеры в угрожающие камеры смерти превратят. Никакой просфоры, глотка причастия на дне революционной чаши не оставят. Затопчут знамя победных результатов.
- Вот это трагедия!
- Старайтесь забыть год, в котором содержались несделанные решение, были казнены притеснители, обновились противоречия системы интересов. Он для сохранения серпа и молота, было, собрался разделить передовую глыбу на две соперничающие компартии. Секретари тут же задрожали от предстоящего ужаса, упали на колени: Вождь! Чем мы провинились?! Верни наши преимущества … - И невероятное задумали…
- Неужели Культ был отравлен?
 Как-то коленопреклоненные секретари, всё-таки отомстили шагам его замысла. Жизнь земного бога ограничена временем текущей эпохи. Культ перестал контролировать прочность веры, и она тут же рухнула под тяжестью возникших божков, что заползли на опустевший престол. Истуканы, жаждущие постоянных жертвоприношений, не способны дать истинную веру людям. А без веры ни один человек не может иметь настоящее счастье.
- Вот как?.. Неужели нельзя было их всех предварительно устранить что, разве мало пуль отлито в мозгах и аксиомах.
- Обыкновенные нелепости в слабом мозгу! Известно, заморозить память славно утверждённой жизни - самое выдающее достижение любой серости. Заковали политбожки сына вождя в оковы, весёлыми ходят, испугались седалищного кресла. Вдруг по праву наследства Васю Сталина на царствование призовут. Секретари от страха, свято-народные преимущества в упор времени зарыли. Стёрли всё, что имело культовый успех. Возобновлённые религиозные молебны несостоявшегося патриарха принялись упразднять, столько храмов разрушили - не сосчитать, решили повсюду сделать арктическое безбожие, американским маисом намерились заменить культ всех религий.
- Никогда подобное не слышали. А что соединение нерушимое, которое им оставлено. Разве рассыпались от несуразности расплывшиеся ледяные глыбы?
- Ты, что предыдущую главу не читал?
- Словно лёд в зимнике треснула твердыня морозная, холод устал, водой истекла система. Опасной болезнью пронизаны неудавшиеся носители строя, не сумели упреждения поднять.
- Известно, спазмом заражены!
 Давно забродила наступившая зараза испорченного поколения партийцев. Спазм - синдром потребности постоянно активной зависимости - самая опасная болезнь отобравшихся властных деятелей. Много лет наследники зла мучают и истязают время, хотят опорочить Его эпоху. Себя и своё заморье оправдывают, а ничего толкового не выползает.
Когда коленопреклонённые оскорбляют детство победившего поколения, наследники перестают любить Родину, она истлевает от их равнодушия. Родина, это когда в ней тепло жить, босыми ногами можно ступать. Можно бедствовать - и греть жизнь чувством любви к родному краю.
- Я запрещаю вам упоминать прошлые искажения.
- Учитель, почему нам всегда всё запрещают, будто бы небыли подавляющие меры?
- Вот это опера! Почти опора того строя! 
- Были люди, когда нас не было, а те, что пришли, не помнят прошлое. Пусть узнают передовые постановления победителей, достижения эпохи прочитают. Всем, за семь лет до большой войны, приказано примериться. Сторонников решающего распоряжения упразднили. Взялись вместившиеся повсеместно себя утверждать, принялись народные начинания подавлять, столько нелепостей натворили, что пришлось пресечь разгул роковых месяцев.
 Производство народных артелей, обновленные общинные хозяйства, гиганты индустрии наполнились выдающимися новыми кадрами, снова подвиги нашли изначальное применение, стали расти достижения намеченных планов. Приуныли секретари.
- Громкие достижения - имели громкие гудки!
- А невинные?
- Невинных, из-за вредности списали, и других постарались забыть. Освободили невинных, обозначились предки состоянием несоответствия и заслугами прежних потрясений; нашлись и иные сословные решения. А вообще, нечего было лозунгами размахивать, захотели украсть диктатуру созидательного времени. Упустил Культ обкомовских правленцев, вот и поплатился за милосердные ошибки.
 Организатора: массовых расстрелов, бессарабской голодовки, разрушителя социальной системы в важной окраине не усмотрел. Опять же, преданность памяти не захотел оскорблять, верность помешала вредоносного хруща обезвредить. Надежда Сергеевна рекомендовала малогабаритного соученика Микиту во власть обозначить. И перехитрил Микита вождя, после каждой твёрдой государственной речи выше всех бросал шапку, затем ползал, зубами её доставал. Не унялся дурак! По привычке своей деятельной бездарности и трусости, всех прежде недосягаемых министров, директоров, передовых учёных, полководцев фронта и генералов тыла, что в главном кабинете нарабатывали Отечественную Победу, в тюрьмы, в неизвестность упрятала пузатая шляпа.
- Зависть - кривому уму стелет мягкую перину.
- К чему такое презрение.
- Пусть с хрущом-вредителем падали носятся, если бы не оскорбляла вошь предшественника, не усидело бы бескрылое насекомое две пятилетки, - Карлига резко хотел сказать про другие уклоны, а затем и заплакать для приличия, но передумал, снова надолго умолчался.
- И правильно победителя новых крестоносцев вычеркнули из парада победы. Какое отношение он имеет к второй Отечественной войне. Обозначенный свой образ увёл в сокровенную тень, не захотел командовать парадом. Не заслужил. Одряхлел от неимоверного напряжения, взвалил на себя необоримое преодоление. Маршалам фронтов, их заслугам поручил принимать торжественное шествие славных войск. Самому же, хотелось не маршалом на белом коне победы восседать, захотелось пройти победный смотр простым советским солдатом, наполненный гордостью и величием захотел прошагать парад Победы, с чувством внутреннего соприкосновения дышать, идти с малым звоном медалей, содержащих непостижимый блеск солдатской судьбы.
 Одного маршала на белом коне посадил, другого на красном -  навсегда помирил белых и красных. Идут, шагают по Красной Площади: генералы, офицеры, старшины, сержанты, рядовые герои победы, и он один из них.
 Не большевицкий кавалерист, не караванщик долгого пути, не изнурённый успехами верхглавком. Обыкновенный солдат. Без шинели под дождем орошающим победу стоит. С кургана усыпальницы смотрит на шеренги героев, в которых ему не отвели место.   
 К большой войне годами готовился, а нужные месяцы не хватило. Европейского сатаны чурался, а шпаргалке доверился, личное письмо главного фашиста в личную почту поместил.
 Спешить надо! А он медленно над обновлённой картой трубкой водит…
 Смотрит парад золотых звёзд, идут стройные ряды победителей - разрушенные города видит, нищету сожжённых деревень подсчитывает. Предстоящая пятилетка восстановления - в уставших глазах сосредоточена.
- Безобразие, дождь идёт, где его шинель? Промокает сукно!
- Вынужден снять, отдал сапёрам, что бы было чем раненого пса-героя Джульбарса пронести на параде. Тысячи вражеских мин унюхала овчарка, заминированную могилу Тараса Шевченко спасла, пусть мир увидит каждого, кто защитил память и свободу жизни.
- Надо же, из-за какой-то собаки, несуразность выявляется, простудиться ведь может, в гранит превратится.
 - А он и так давно гранит!
- Много окаменелых ошибок в нём застыло: в рапортах генералов грамматические ошибки исправляет, какое значение имеют утерянные буквы, когда личный состав теряет жизнь - люди гибнут. Солдаты за геройство в окопах ждут ордена и медали, а он будто всё ещё «Правду» редактирует, выученную библейскую грамматику забыть не может.
Десятки подготовленных знатоков немецкого языка, в тылу фронта, изучают немецкие письма, все европейские послания переводят на русский язык.
- Разве позволительно чужие письма читать, это совсем неприлично, пусть эти девушки гулом самолётов всю ночь немцам спать не дают, будет польза от вялости врага, а то письма читают…
Планы вермахта выуживают студентки иняза, совершенно важные решения сквозь строки вычитывают, пишет убитый Ганс: - через день наступление немецких войск запланировано.
 Штаб красного фронта, упреждающий контрудар наносит!
- Надо же…      
В разгар освободительной войны, когда каждый боец - кирпич в крепости защиты Родины, захотел семинарист певчий клирос вспомнить, сочинённую в блокадном Ленинграде Седьмую симфонию Шостаковича концертом решил оглушить. Снял с передовой всех передовых музыкантов, погнал в голодный город изнурённых солдат ноты репетировать, оголил фронт из-за какой-то там симфонии, как будто бы ключ победы менее важен нотного скрипичного ключа. Нельзя разве, когда-нибудь потом, отразить такие важные звуковые образы.
- Что, метро Москвы не могло подождать, когда война закончится. Идёт война - он новые музеи, подземные станции открывает. Если бы новые крестоносцы взяли Москву, взялись бы задаром отдирать ценные камни...
Или зубы Сидора, тоже приключение, они столько золота разве стоят, что это за другая симфония в рейд партизанского соединения пробралась, ну и что если голова главного партизана оценена в миллион марок. Тут народ решил сжечь нефтяные Ивано-Франковские прииски, высушить немецкие танковые баки, без горючего в жаркой дуге технику фашистов оставить. Он в далёкий шестьсот километровый тыл забросил лучшего зубного врача Союза, зубы лесному генералу вздумал ставить, неимоверный риск для выдающегося зуболекаря. Что, Ковпак не мог потерпеть, когда генеральным прокурором Украины сделается, тогда бы лечил свои зубы в освобождённом Киеве. Подверг опасности выдающуюся женщину зубной медицины, весь боевой экипаж сталинских соколов отвлёк, тут немцев бомбить некому, а они вторично с риском носятся в захваченные земли, коронки одевать Ковпаку летят. Видишь ли: великие дни - рождают ярких людей. И без тех вставных зубов, три тёмные ночи превратились бы в три ярких дня.
Прорвут ковпаковцы три чёрных кольца тройного окружения…
- Не достаточно, Верховный солдат берёг, свои города в руинах стоят, а бомбить города Европы запретил; выходит, шедевры архитектуры дороже жизни солдат.
 Второй фронт, тот долго не воображал, два самых красивых города Германий в каменный век вбомбил. Нечего! Пусть Европа не хвастает своей непревзойденной архитектурой, умеет Америка равнения всем делать. 
Четыре тысячи солдат, отомстивших немцам за своих погибших родителей, жён, и детей - решением фронтовых трибуналов на месте расстреляны, война не оставила надежду на дальнейшее существование рода, окончательно война расправилась с пылкостью последнего человека из жившей когда-то мирной семьи.   
- Тоже, пленные фашисты просторно жили в России, не немецкие концлагеря смерти. И не пойму, почему он полякам столько много земли наделил? Они свою страну даже две недели не защищали,  за их свободу больше полумиллиона наших легли. Ежедневно гибнут люди. Всё угнетённое население Европы вымаливает его пришествие. Кому нужны были такие отрешённые обряды?
Жертвенная свеча быстро погаснет. Полвека не пройдет, и фашизм снова родится в тех же очертаниях, в местах, откуда постоянно со смертным жалом к нам приползают. Если нынешних европейцев, с восхитительным мировоззрением возродивших эпоху фашизма, приподнять, они онемели бы от восхищения сотворенные адом, тут же упали бы на колени перед сатанинской полуевропой. И почему бы не ликвидировать эту полуевропу, как источника постоянных военных неурядиц и всех остальных наших бед.
- Зачем так жёстко? 
- Тоже скажешь!.. Былью и вымыслом сгорает истлевающая свеча. Ненависть к западающим – самая действенная участь и назначенный удел для родной земли! Народ больших территории - не имеет право жить заботами узких людей.
- Действительно, везде засвечивался отец-вождь, ведал: сильные сочинять лживые сказания не станут, а трусливые и слабые, что беспрерывно вымаливают подаяния, славословия пишут, вдруг чудесами речи гнев станут украшать. Шипят жала злоязычных корней, главной смерти дождались, на блудных устах сияет хвастовство лукавое, в один голос уклончивые вздорно выдохнут гнев, проскрипят, бесследно исчезнет их лесть и трусость, станут себя за удальцов выдавать.
- Это не их изобретение! Всегда распознавайте ущербных, что искажают восприятие, это главная уловка очернителей. Я вас учу бдительности, крепко храните в себе достойное поведение, никогда не изменяйте святыням отечества, в них творящий дух. Неурядицы идут от вялости мысли, от духовного падения, от небрежности труда, от ложной самоуверенности. Растерянность перед чуждым вторжением в наш мир порок времени! - Учитель, задумался, полно изрёк. - Он всему трудовому наличию непримиримую философию написал, устал от атеизма, надумал по-новому воссоздать потерянное. Все монастыри и храмы надлежит вернуть в новую Веру. И всякое событие дождётся своего значения.
- Он всего один из многих!
- Не был бы земным культом - церковным Патриархом бы стал.
  - Учитель, почему мы должны уделять ему заботу и время, что разве других подвигов нет?
- Западающие ужасно напуганы его подвигами, вдруг Родина  одумаемся, вернёт достижения и достоинства что были.
- Где он?..
 Один сидит в самом низу столетия. *