Доказательство честности

Конец сентября. Вечереет быстро. Женя кусает губы.  И что за напасть такая! В такой день, можно сказать, самый важный для девушки, и на тебе. Ведь ещё вчера всё было нормально, никаких признаков, даже намёка на эту заразу не было. А утром… она ещё в зеркало не успела посмотреть, а уже почувствовала знакомое покалывание на губах. Со страхом глянула на своё отражение и пришла в ужас. Вся верхняя и часть нижней губы обсыпало мелкими водянистыми пузырьками, которые уже через час превратились в красно-малиновые вздутья. Хоть свадьбу отменяй. Жутко хотелось плакать и отчаянно ругаться неизвестно на кого, но всё ограничилось двумя слоями помады, которые только до неузнаваемости изменили лицо, но совершенно не спрятали уродливые бугристости.
Вот так и сидела Женя, натужно улыбаясь, на собственной свадьбе с размалёванными на пол-лица губами. Лёгкое покалывание сначала сменилось непереносимым зудом, а к вечеру болезненным жжением. Настолько болезненным, что о том, чтобы есть, пить, а тем более целоваться, и речи не могло быть. Но гостям, разгорячённым алкоголем, до чужих проблем дела нет, они правила и обычаи помнят и чтят. Раз свадьба, значит «Горько!», и будь любезна целоваться, да не просто так, а на счёт. А если счёт гостям покажется недостаточно большим, то придётся повторить, так что простым «чмок» — не отделаешься.
Женя кривится от боли, но прижимается губами к жениху, терпит. Вот за что ей всё это? Мало того, что простуда на губах, так ещё и месячные раньше времени наступили. И что за радость в такой свадьбе, когда губы болят, живот ноет, а поясница разламывается? Что за испытания ей с первого дня?
И всё бы ничего. И Толя с пониманием отнёсся. Подумаешь, полгода ждал, ещё несколько дней подождёт. Первая брачная ночь — условность… Но наутро в их комнату фурией влетела Любовь Филипповна.
— А ну-ка простыни покажи!
— Чего? — Женя, сгорая от стыда, натянула повыше одеяло.
— Простыни, говорю, вынимай сюда. На веревку повешу.
— Мама, ты что?
— Что, что… а то… Положено так. Посмотрим, какую ты её взял? Девкой, или как?
— А вам какое дело? — грубо бросила из-под одеяла Женя.
— Большое, — огрызнулась свекровь, — я перед соседями краснеть не собираюсь. Ну, показывай простыни.
— Мама, выйди. — Толик  с кровати, обнял мать за плечи и почти насильно выпроводил из комнаты. — Будут тебе простыни.
— Это… это… что? — задыхаясь от негодования проикала Женя. — Взрослая женщина. — Гнев застилает глаза слезами. — Мы в какое время живём? — голос срывается, звуки во рту застревают, путаются, не давая мыслям выстроиться в нужном направлении. — Зачем ты ей… какие простыни? У нас же ничего не было.
— Не злись, что-нибудь придумаем, — смущается Анатолий.
— Что ты придумаешь? Ни дня здесь больше не останусь! — Женя вскочила. — Дура!
— Не надо так, Женя. Она же моя мать. — Толя взял со столика бокал с вином и плеснул на постель. Выдернул простынь, быстро натянул брюки и вышел из комнаты.
Весь день Женя просидела в комнате, так и не решившись выйти во двор, где на бельевой верёвке болталась простынь в красных винных разводах.
 Вы прочли отрывок из повести "Непрощённое воскресенье". Полностью книгу Елены Касаткиной вы можете прочитать на Ридеро, Литрес, Амазон.