Награда. Цикл Милая старина

    Насмешливым выражением лица, а порой и звонким, казалось, беспричинным смехом Олимпиада Федуловна частенько смущала и ставила в тупик приятельниц и просто знакомых, заприметив у кого-либо из них новую, идущую к лицу прическу, или богатую, элегантную обновку. Еще любимым занятием завистницы было награждать обидными прозвищами удачливых и привлекательных особ.
    Выросла Олимпиада в семье, глава которой, имея пристрастие к азартным играм, - картам, рулетке, скачкам, - быстро просадил не только свое немалое состояние, но и наследство безвольной супруги. Та обожала увлекающегося Федула Зиновьевича и прощала ему все, считая подобные прегрешения еще не самыми худшими мужскими шалостями.
    Их единственная дочь, с раннего детства лишенная многого, с завистью смотрела на красивые дорогие куклы и наряды сверстниц. С годами завистливость стала неотъемлемым качеством Липочки, порождавшим неодолимое стремление побольнее уколоть и насолить всякому обладателю того, что было ей недоступно.
    Учась в гимназии, девочка страдала от своей, далекой от совершенства, внешности, терявшейся в сравнении со многими соученицами. Еще неоформившаяся, ее фигура не впечатляла, а лицо сильно проигрывало из-за длинного носа с горбинкой, доставшегося в наследство, по-видимому, от деда, отца маменьки, - грузинского князя. Раздражали Липочку и подростковые прыщики, поселившиеся на лбу и подбородке. Единственным украшением лица были лучистые, прекрасной миндалевидной формы, наполненные веселым задором темно-карие глаза, которые никак не выдавали злость и зависть Липочки к счастливицам, пользующимся успехом у противоположного пола и успевшим уже закрутить свои первые романы…
    Сколько горьких минут испытала она на гимназических балах, когда приходилось танцевать с такой же невзрачной подружкой: обеими пренебрегали кавалеры, приглашенные из соседней мужской гимназии.
    За все годы учебы, как и в дальнейшем, девушка не услышала и не прочла ни единого слова признания в любви. Зато не было счету насмешливым прозвищам и желчным эпитетам, достававшимся от нее соученицам и их поклонникам…
    Непривлекательная бесприданница тщетно ожидала сватовства. Но, как ни старалась опытная сваха, на пересидевшую в девицах Липочку охотников не находилось. И лишь благодаря активным стараниям очень тем огорченной маменьки, дочь все же удалось выдать за дальнего родственника шурина, семидесятидвухлетнего бездетного вдовца.
    Жених оказался не только в неприлично солидных летах, но и весьма неказист. Однако после уговоров маменьки и тетушек двадцатисемилетняя Олимпиада, решив, что на безрыбье и рак – рыба, все же согласилась обвенчаться с жалким старикашкой, как она стала называть суженого. Брак свой невеста полагала неравным: разве могли сравниться с древним княжеским родом, к которому принадлежала она, какие-то выскочки, получившие дворянский титул в екатерининские времена! К тому же сравнительно невысокий чин надворного советника в отставке не придавал Колдобину Демьяну Флегонтовичу дополнительных достоинств. Правда, чего не отнять, он был неглуп, скромен и пользовался уважением в обществе.
    Решение жениться на склоне лет было продиктовано давнишним желанием иметь наследника, которого Демьян Флегонтович так и не дождался от любимой, но болезненной супруги, безвременно покинувшей божий свет. Надежда все же осуществить мечту подтолкнула повести к венцу Олимпиаду - девицу зрелую, не обиженную здоровьем, по всему разумную, благопристойную, из семьи хотя и обедневшей, но весьма родовитой.
    Однако упованиям почтенного отставного чиновника не суждено было сбыться. Чуть ли не с первых дней после венчания новобрачному стало ясно, как он ошибся, приняв за скромную овечку лицемерную ехидну, ни во что мужа не ставившую. Исправлять оплошность пойманный в капкан бедняга не стал, предпочтя скандальному разводу незавидную долю совместного проживания с чуждым человеком.
    Сама же Олимпиада, испытывая отвращение к волею судьбы доставшемуся ей супругу, считая себя жертвой наглого, ничего из себя не представляющего старикашки, и понимая, что такой союз веса в обществе не прибавит, избрала для себя независимый, гордый стиль поведения в свете, тем самым демонстрируя свое заведомое превосходство. Ее иронично-презрительный взгляд заставлял многих ощущать неловкость и собственную незначительность. Кое-кто стал остерегаться близкого общения с колкой, заносчивой особой, но это не смущало, ибо в тех, кому она завидовала, и в кого выпускала жало, недостатка не было.
    Более всех доставалось от Олимпиады Федуловны жене губернского архитектора Онучина Климента Агеевича – мужчины видного, интересного во всех отношениях, ценимого и властями и местной интеллигенцией. Особые чувства к зодчему порождали у мадам Колдобиной и неимоверную зависть к его супруге…
    Конечно, похожий на листок из гербария жалкий старикашка не шел ни в какое сравнение с предметом ее обожания. Мужа Олимпиада Федуловна стыдилась, предпочитала не показываться с ним в обществе, и вообще игнорировала общение с постылым, обитая на другой половине дома…
    Завистница никак не могла взять в толк - что примечательного нашел почтеннейший градостроитель в своей Евлампии, тихой, скромной, незаметной женщине, дочери купца второй гильдии и почетного гражданина Рундукова Лариона Евстратовича. Всякий раз, когда на балах или благотворительных вечерах в дворянском собрании появлялся объект ее симпатии со своим «недоразумением», Олимпиада Федуловна тут же поспешала к ним с приветствиями полными елея, а, улучив минуту, когда архитектора не было рядом, окинув его супругу насмешливым взглядом, изрекала что-нибудь вроде:
    - Милейшая Евлампия Ларионовна, какой чудный у вас наряд, просто загляденье! Ничего, что мануфактура старушечья, - вам, право, к лицу! Хотя вы, отчего-то, сегодня бледненькая… Может, скушали нехорошего? Не захворали ли?
    Выслушав колкости и поблагодарив за внимание к своей персоне, Евлампия, находясь в замешательстве, спешила избавиться от общения с язвой и, не находя, что той ответить, отходила.
    Подобное случалось не раз и не два…
    …Однажды в погожий весенний день, гуляя в центре города вместе с приехавшей из Москвы на Пасху старшей сестрой мужа, Евлампия, завидев вышедшую из галантерейной лавки в доме напротив Олимпиаду Федуловну, предложила belle soeur поскорее зайти в близлежащее бистро. Когда та с удивлением поинтересовалась, отчего такая поспешность, невестка объяснила свое поведение нежеланием встречаться с очень неприятной особой, имеющей обыкновение всех осмеивать.
    - И тебя тоже? – немедленно заинтересовалась родственница.
    - Конечно, я вовсе не исключение, – ответила кроткая Евлампия, – и мне при каждой встрече, не знаю отчего, хорошо достается от нее… Причем все преподносится с приятной улыбочкой, а порой и мягким смешком, ставя меня в тупик. Непонятно, что она против меня имеет, отчего старается унизить? Будто мстит за что-то… - пожаловалась Евлампия золовке.
    - Душа моя, да она тебе просто завидует! У тебя прекрасный, любящий муж, чудесные дети, et cetera, et cetera! Да и сама ты во всем пригожа. Вот и вся причина ее бабьей ядовитости. А ты что, не можешь преподать урок этой гадине? Пусть знает свое место!
    - Нет, Серафима, стать с ней на одну доску я не способна.
    - Сhere amie, такое оставлять без возмездия нельзя! Я бы хорошо отплатила любому, кто посмел бы меня затронуть!
    - А я совсем иного мнения. Ведь, кажется, кто-то из древних римлян сказал: «Лучший способ мстить – не отвечать злом на зло», - ответила тихо Евлампия, словно оправдываясь.
    - Славная ты моя, мудрая, начитанная, - под стать моему братцу! Мстить не надо, а вот наказать примерно – непременно следует! И я знаю как…
    …На Красную горку губернский предводитель дворянства выдавал замуж младшую дочь. Будучи дальним родственником отца Олимпиады Федуловны, он не забыл и ее с супругом и прислал приглашение на свадьбу.   
    Конечно, «довесок» в виде престарелого муженька был ей ни к чему, но приличия требовали. К тому же, в который раз объяснять отсутствие супруга его болезнью становилось неудобно. Да и сам чертов старикашка, узнав о предстоящем событии, приободрился и даже заказал по такому случаю новый парадный мундир. Так что обойтись без назойливого эскорта светской даме на сей раз не удалось…
    Чета Онучиных со своей гостьей также прибыли на торжество.
    Олимпиада Федуловна держала себя особенно независимо и высокомерно, донельзя взвинченная от досады и злости на неотступно сопровождавшего ее сгорбленного, сморщенного старикашку (которому, на удивление, многие приветливо улыбались и кланялись). Убожество супруга еще более выделялось на фоне цветущего вида архитектора… Едва зодчий отошел от своих дам, разнаряженная в темно-зеленое бархатное платье с большим кружевным, в тон платью, жабо, Олимпиада Федуловна устремилась к ним, готовая преподнести Евлампии очередную порцию сомнительных комплиментов.
    Заприметив направляющуюся к ним мадам Колдобину с семенящим за ней супругом, Евлампия и ее belle soeur приготовились к встрече (Серафиме едва удалось уговорить золовку достойно отплатить обидчице: - Врага надо бить его же оружием!- внушала она. - А если достойный ответ исходит от мягкого человека, вроде тебя, душечка, перенести подобное справедливое наказание еще тяжелее. Но эта подколодница его заслужила! - доказывала Серафима).
    - А жабо-то нашей жабе к лицу! – заметила заговорщица, рассмеявшись. – Ты, ch;re amie, не находишь?
    Евламия согласно кивнула, смерив подходящую Олимпиаду Федуловну насмешливым взглядом.
    Не успела завистница открыть рот, как была встречена дружным смехом. Олимпиада Федуловна, не ожидавшая такой реакции на свое появление с мужем, тем паче от кого – от этой тихони, взявшей себе в помощницы родственницу, - сначала смешалась, но потом решила оскорбительный смех адресовать своему старикашке. Изобразив на лице понимание и вымученную улыбку, она посетовала:
    - Да, вы правы, жизнь никого не щадит... Но это не смешно – стареют все!   
    - Отчего же? – парировала Серафима. – Смеяться, сударыня, право не грешно, над тем, кто заслужил осмеяние. Но потешаемся мы не над старостью, а над неисправимой провинциальностью в нарядах, предпочитаемой некоторыми дамами…
    Тут вмешалась Евлампия:
    - Но, право же, вам, почтеннейшая Олимпиада Федуловна, такое жабо очень к лицу! Смотрится весьма бонтонно!
    - A propos, и этот ридикюльчик!
    И обе вновь зашлись смехом.
    Услышав невероятную наглость в свой адрес, позеленевшая от злости язва развернулась и прошипела стоящему позади супругу:
    - Пошли отсюда, Колдобин! С тобой стыдно в обществе появляться!
    - Нет, ошибаетесь, дражайшая Олимпиада Федуловна! – неожиданно с достоинством ответил Демьян Флегонтович. – Надо мной смеяться некому и незачем. У меня не только новый парадный мундир, но и приличная репутация! - говоря это, надворный советник словно стал выше ростом, распрямив спину и развернув плечи. - А смех и острая шпилька, по всему, предназначены вам, мадам, в заслуженную, как видно, награду! – и старик, ответив легким поклоном на чье-то приветствие, решительно двинулся в глубь залы.