Однажды в воскресенье

«Даже у стариков в столице жизнь не вянет!» – с удовольствием подумал я, глядя на сухощавого пожилого человека, сидевшего за соседним столиком. Его шикарный, немного старомодный пиджак с чёрными шёлковыми лацканами и острые приподнятые воротнички кроваво-красной рубахи невольно приковали моё внимание.

- Вас же Павлом зовут? – внезапно обернулся ко мне незнакомец, улыбаясь. – А Вы не составите мне компанию? У меня для Вас сюр-р-рприз!

Первое чувство, посетившее меня, было желание найти повод для отказа, но добрая, аккуратная бородка и магнетизм его пристальных, искрящихся интересом глаз словно провоцировали, вызывая встречное любопытство, и я замешкался… Не дождавшись моего ответа, он молча встал из-за стола и, пригласив меня взглядом, направился в дальний угол кафешки к тесной и слабоосвещенной лестнице… Ужасно не хотелось идти за ним, но странное и в то же время знакомое ощущение заставило подчиниться и потянуло следом…

Мы долго спускались. Редкие, седые от пыли лампочки тускло мерцали у потолка, едва освещая ступени затхлого подвального мрака. Некоторое время мое сознание еще сопротивлялось и путалось, но вот мы оказались на улице, и тут же другие эмоции стали переполнять меня, затирая и замещая прошлое новыми и неожиданными впечатлениями. По темно-пьяному, неуловимому в ночи силуэту своего провожатого и его громкой поступи по скрипучему щебню я понимал, что двигаюсь за ним след в след. От холодного, промозглого ветра одежда не спасала, мне стало совсем зябко и неуютно, и чем выше в гору мы поднимались, тем неприятнее становился мой старик. Он тяжело молчал, но и мне не очень-то хотелось с ним общаться. «И зачем я на все это согласился? Что за дурацкая идея?!» – изматывающе ныл в душе упрямый вопрос. Время будто застыло в безрадостной вечности, и вышагивать во тьме по булыжникам было до противного невозможно: ни луны, ни звёзд, повсюду я натыкался на россыпи острых камней, опереться не на что, я то и дело пробуксовывал и спотыкался, выкручивая до боли развязавшуюся лодыжку.  Измотавшись вконец, я начал раздражаться:
 
- А где это мы? – спросил я, едва справляясь со сбившимся дыханием. Старикашка молчал. – Куда мы идём? – повторил я свой вопрос резче, но мой голос показался мне незнакомым.
 
- Осталось ещё немного, - не оборачиваясь, елейно отозвался чёрный силуэт, и я вдруг осознал, что место, где мы находимся, не может быть городом…

  - Куда ты меня завёл?! – закричал я и не услышал себя... Горло пересохло, сердце учащённо забилось, отдавая нестерпимым звоном в ушах... Ожесточенно проклиная всё на свете, я развернулся и поторопился вниз, силясь разглядеть в этом странном бездонном сумраке дорогу обратно. Ноги предательски отказывались бежать и непослушно наливались свинцом. С каждой минутой я всё крепче увязал в этом незримом болоте, и каждый новый шаг давался мне с неимоверным трудом. Тут я впервые обернулся – возле меня стояла моя мать. Её заплаканное лицо пугало своим немым изумлением, но сильнее всего меня поразили её воспалённые от слёз и бессонницы глаза – они будто померкли, стали огромными, как два необъятных и глубоких озера, полные холодной печали и отчаяния.

- Сынок, мы тебя давно похоронили!
 
- Мама, ты чего? – в недоумении и растерянности сумел я выдавить из себя.
Мать молча обняла меня, крепко прижавшись щекой к моей груди, и замерла на мгновение:
– Отец твой тяжело болеет. Как схоронили тебя, так сразу и сник… Боюсь, что уже недолго...

Конец фразы я не расслышал, но тут я плечами своими ощутил, какими каменными оказались её обречённые объятия, с какой силой придавила меня к земле безотчётная материнская тоска… Вдруг щебень дрогнул, пополз из-под ног и посыпался в пропасть!

Ма-а-ма, аккуратней – мы свалимся! – поторопился предупредить я её, цепляясь ступнями за край обрыва.

- Это ничего! Это совсем не страшно! – встрял внезапно возникший провожатый с горящими, словно распалившиеся угли, глазами! Ты уже умер! Ты умер! – торжествующе грохотал его голос.

Жуткой оторопью перехватило дыхание и приятным оцепенением разлилось по всему телу – я падал в бездну, в густую мглу, в плотную изморось… "Ты умер! Умер-р-р!" – разносился по ущелью гулким треском хриплый стариковский голос. Всё дребезжало и вибрировало вокруг…

Я проснулся у себя, в своей съёмной московской квартире под монотонное жужжание мобильника. Некоторое время я ещё пытался уцепиться сознанием за остатки сна, но громогласная вибрация телефона о пустотелый ламинат въедалась своим противным звякающим кваканьем прямо в самый мозг. - Чушь, чертовщина какая-то! – выругался я, живо поднимаясь с кровати.

- Да, я слушаю…

- Сынок, прости, я тебя разбудила?

- Все в порядке. Выходной же! Ты чего, мам, хотела?

- Услышать твой голос… Как ты там?

- А… Работаю, всё нормально.

- Ко мне вчера Настя с Мишуткой приезжали!

- Это ещё зачем?

- Ну как… Я с внуком хотела увидеться.

- Мм… понятно.

- Знаешь, а Мишаня такой забавный стал! Представляешь, рассуждает, как взрослый, всё ему интересно, уже вовсю читает... А Настя…

- Мам, только не надо! – резко перебил я. – Давай уже прекратим этот разговор. Всё! Мы расстались, и возвращаться я не собираюсь! Это вопрос принципа.

- Неужели ты по своему сыну совсем не… – голос матери осёкся и затих.
Я почувствовал, что она опять плачет в трубку, и это начало злить, но обрывать разговор не хотелось.

- Слушай, деньги я присылаю, – попытался примириться я, – если ей что-то ещё, то пусть мне так и скажет! Чего она тебя-то дергает?!

- Хорошо, извини, пожалуйста! – уже почти спокойным голосом продолжила мама. – А Настя, кстати, на работу вышла, так что у неё всё в порядке.

- Это на старую, что ли?

- Ну а куда ещё-то? Как декретный закончился… Из отдела кадров ей позвонили и настойчиво звали – там её очень ценят и любят.

- Хм, ещё бы! – с иронией парировал я. – Запрягли, ноги свесили да поехали…

- Павлик, ты извини, а я с ней согласна: ну что у вас там такого есть, чего мы тут лишены и так жутко страдаем?!

- Мам, ты опять за свою пластинку! Здесь совсем другой ритм, иные цели! Жизнь – она здесь, а не там... к сожалению... а если есть деньги – ты господь и бог!

- А ты богом себя уже почувствовал? И сколько вас там таких, в вашем банке?

- Слушай, я что, со своим образованием за копейки буду вкалывать? Столько лет учиться, чтоб прозябать в каком-нибудь занюханном офисе?! Мам, прекрати, пожалуйста!

- А семья?

В ответ захотелось съязвить что-нибудь умное, но вдруг – глаза… Мне отчётливо вспомнились её бездонные глаза… Я не верю в мистику и никогда в неё не верил, но вся эта несуразица – точно в душу наплевали! – Нелепый сон и испорченный день!
 
- Павлик, ты меня слушаешь?

- Да, тут просто по работе…

- Может, ты в этом году в отпуск к нам приедешь? Отец совсем постарел.

- Мам, я не знаю… Здесь всё так быстро меняется – крайне сложно что-то наверняка планировать.

- Ты постарайся, сынок! Это же важно.

- Ещё до лета уйма времени!  Мам, я постараюсь! Давай, а то мне собираться на встречу… Я тебя обнимаю!

- Сынок, мы с папой очень любим тебя! И Настя…

- Всё, я тороплюсь, пока! – перебил я мать, не желая слушать продолжения.

Отключив телефон, я ещё несколько мгновений в растерянности наблюдал, как на погасшем экране ритмично и вероломно бежит секундная стрелка. Обычно я сразу же забываю все свои сны, но эта манящая могильная морось никак не выходила из головы. – Надо под душ и проснуться! - удалось убедить себя, вырываясь из плена воспоминаний.

Проходя мимо зеркала, я недоверчиво оглянулся и замер... В отражении на меня смотрел чужой человек! Бледно-жёлтое лицо, острые черты и впалые мертвецкие глаза! Меня нервно передёрнуло:

- Да что же это такое сегодня! – истошно проревел я, жахнув с досады кулаком по кафельной плитке…

Резкой, щемящей болью пробило запястье и за считанные мгновения стёрло из памяти стоящий перед взором чудовищно-уродливый образ. – Какая-то ненавистная безысходность! Почему именно я?!

Легкие и проворные струйки воды бежали по вискам и лбу, щекотали щеки и губы, оглаживали, ласкали, успокаивали и пробуждали. Мне вспомнилось, как в далёком детстве мы с отцом запускали бумажного змея… Тот взметнётся, распустит ленточки и тут же камнем вниз – всё носом клевал и никак не хотел подыматься… Хм, пришлось переделывать… Отец-то поначалу и сам не знал, как… Я ему помогал… А потом наш змей парил словно птица! И всё просился, всё рвался ввысь, тянул меня за руку… а я очень боялся его упустить, и я так не хотел его отпускать, мне было страшно его потерять… Эх! Отец… Рядом с ним я чувствовал себя особенным, не как все! А потом он заболел…

- Нет, так больше не может продолжаться! Не дадут сейчас – за свой счет неделю возьму!
 
Выходя из душа, я снова остановился перед зеркалом. Стеклянная волглая поверхность дышала теплом и неодолимо манила внутрь своей таинственной синей глубиной.  Я постоял немного в нерешительности и осторожно тыльной стороной ладони протёр кусочек запотевшего стекла, вглядываясь сквозь водяные разводы в темный знакомый силуэт лица… С той стороны на меня с грустью смотрел молодой полный жизни и сил мужчина: – Это мои глаза! Они живые! – с удовлетворением подумал я.

………

Очень хотелось нагрянуть сюрпризом. Мы в семье всегда любили шутки! Думал спрячусь недалеко от дома и позвоню расстроенно родителям: "Мам, извини, пожалуйста, – на работе аврал, все отпуска отменили! Так что ни в этом, ни в следующем году ничего не получится…" Подождать для верности секунду-другую, переспросить для пущего абсурда, а действительно ли скучают и ждут? И тут же радостно: "Ну, мол, если ждёте, то выходите встречать!"  Частенько меня мама уже на глупых вопросах и подлавливала – я это знал, но игру продолжали вместе! Целый семейный ритуал…

Весь день я пробегал по магазинам за подарками, а для Мишки нашёл огромного бумажного змея в виде роскошного красного дракона. Заехал по дороге на железнодорожный вокзал, выкупил билеты на ночной поезд в двухместное купе, и к вечеру, тщательно собравшись, я сидел на чемоданах в ожидании такси и трепетном предвкушении дороги. На мобильном пиликнуло сообщение: "Павел, срочно приезжай, если сможешь! Отец в коме. Мама плачет. Настя."