В защиту есенина

В ЗАЩИТУ ЕСЕНИНА

Борис Ихлов

Есенина принято считать имажинистом, поэтом-деревенщиком, певцом природы. Не лубочные сюжеты, но пронзительное: «… край любимый! Сердцу снятся / Скирды солнца в водах лонных». Настоящий Есенин – разорвал и с Мариенгофом, и с Клюевым. «… Не всякий мог / Узнать, что сердцем я продрог…» Наконец, Есенин скажет: «Я не крестьянский поэт и не имажинист, я просто поэт».

В ходе реформ стало принято говорить о Есенине как жертве чекистов. Мол, не любили кабацкую поэзию хулигана Есенина, его откровенную антисоветчину и пр. Снят фильм, где Безруков-Есенин ужасается зверствам большевиков и т.д. На самом деле всё было наоборот, как раз большевики привечали Есенина, и сам Есенин писал, что хотел бы «задрав штаны, бежать за комсомолом». Не любил поэт и церковь, о православном Клюеве писал: «Стихотворенье Клюева прочел, и в клетке сдохла канарейка…» То, что церковь выносит за пределы природы, Есенин оставлял в природе: «… У лесного аналоя / Воробей псалтирь читает».

Революцию считал «восстанием рабов», явлением космического масштаба.

Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя - родина,
Я - большевик.

«Есенин принял Октябрь с неописуемым восторгом; и принял его, конечно, только потому, что внутренне был уже подготовлен к нему, что весь его нечеловеческий темперамент гармонировал с Октябрем» (С. А. Есенин в воспоминаниях современников. М.: Издательство художественной литературы, 1986. Т. 1. С. 267).

Не имея аргументов возразить, перестроившиеся литературоведы принимаются обрамлять прямые слова Есенина своими кривыми соображениями вокруг да около. А. М. Микешин объявляет, что в данном случае поэт «выдавал желаемое за действительное» («Инония» С. Есенина как романтическая поэма// Жанры в литературном процессе. Вологда, 1986. С. 43)

В конце 1918 - начале 1919 г.г. Есенин пишет:

Листьями звезды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!...

В феврале 1919 г. – по-прежнему большевик и «рад зауздать землю».
В поэме «Гуляй-поле» восхищается Лениным: «Он вроде сфинкса предо мной… какою силой сумел потрясть он шар земной».

Но он потряс.
Шуми и вей!
Крути свирепей, непогода,
Смывай с несчастного народа
Позор острогов и церквей.

Поэму «Страна негодяев» ныне принято записывать в антибольшевистские, якобы Есенин сочувствует анархисту-бандиту Номаху, который «разочаровался в революции». Якобы и у Есенина «энтузиазм сменился горьким разочарованием». Однако Есенин в поэме сочувствует не Номаху, а большевику Чекистову:

… я в жизни
Был бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.

Никакого разочарования, поэма написана в 1922-1923 годах, в 1924-м Есенин пишет о Ленине:

Суровый гений! Он меня
Влечет не по своей фигуре.
Он не садился на коня
И не летел навстречу буре.
Сплеча голов он не рубил,
Не обращал в побег пехоту.
Одно в убийстве он любил —
Перепелиную охоту.

Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, что в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.
…
И вот он умер…
Плач досаден.
Не славят музы голос бед.
Из медно лающих громадин
Салют последний даден, даден.
Того, кто спас нас, больше нет.

«Позор церквей». В этом нельзя «разочароваться»!

Заметим, однако, что Есенин не мог не чувствовать, что впереди. В том же 1924-м в «Письме к женщине» поэт полон сомнений:

С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий...

Но ведь еще в 1919 году Ленин на съезде земледельческих коммун объясняет: едва ли внуки увидят социализм. В 1921-м Ленин вводит НЭП.
В письме меньшевику Суханову Ленин пишет: все мы знаем, что базис определяет надстройку. Но в каком учебнике сказано, что нельзя сделать наоборот?
То есть: чтобы в стране, еще не созревшей для социализма, революционно преобразованная надстройка проросла в базис.
Однако Сталин вырезал большевистскую «революционно преобразованную надстройку». И отсталый базис привел надстройку в соответствие с собой. Что мир увидел явно в 1991 году.
В 1991 году, восстание, начавшееся в 80-х, потерпело поражение.
Осталась занудная экономическая борьба, которая умерла сама собой 2014 году, на смену пришло новое восстание, которое тоже умерло уже в конце в 2014 года. Так и будут писать будущие историки.

Прядите дни свою былую пряжу.

Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.

В 1921-м, когда большевики побеждают в войне с интервентами, Есенин пишет поэму «Пугачев»: восстание потерпело поражение.
В 1923-м, когда больной Ленин лежит в Горках, Есенин пишет Кусикову:
«… чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африке или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это б…ское снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним... от революции осталась только х… да трубка…»
Да-да, именно так.

2.3.1923 в Берлине Есенин говорит Алексееву и Гулю: «Дочь люблю (...) и Россию люблю (...), и революцию люблю, очень люблю революцию» (Куняев С., Куняев С. «Божья дудка». Жизнеописание Сергея Есенина // Наш современник. - 1995. - №7. – С. 76)
 
То есть. Поэт понимает, что случилось. Он не отвергает революцию, не разочаровывается в ней. Он говорит, что от нее ничего не осталось – вот что отвратительно! Не революция отвратительна, а ее отсутствие.
Оттого и гибель - 28 декабря 1925 года.

В письме Дзержинскому от 25.10.1925 Раковский просит «спасти жизнь известного поэта Есенина — несомненно самого талантливого в нашем Союзе», предлагая: «пригласите его к себе, проборите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать…» На письме резолюция Дзержинского, адресованная его близкому товарищу, секретарю, управляющему делами ГПУ В. Д. Герсону: «М. б., Вы могли бы заняться?» Рядом пометка Герсона: «Звонил неоднократно — найти Есенина не мог».

В конце ноября 1925 г. Софья Толстая, внучка Льва Николаевича, договорилась с директором платной психоневрологической клиники Московского университета профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в его клинику. 21.12.1925 Есенин покинул клинику, аннулировал в Госиздате все доверенности, снял со сберкнижки почти все деньги и через день уехал в Ленинград, где остановился в № 5 гостиницы «Англетер».
В момент смерти поэта дверь номера была заперта, её взламывали ломом. Вошедшие друзья Есенина увидели, что весь номер был перевёрнут вверх дном, на шее лежавшего на диване поэта была подвешена петля, сделанная из разорванной простыни. Последнее стихотворение поэта - «До свиданья, друг мой, до свиданья…» - по свидетельству Вольфа Эрлиха, было передано ему накануне: Есенин жаловался, что в номере нет чернил, и он вынужден был писать своей кровью.

В 1989-м, когда обществу было уже приемлемо считать, что Есенина убили чекисты,  под эгидой ИМЛИ была создана Есенинская комиссия под председательством советского и российского есениноведа Ю. Л. Прокушева; по его просьбе был проведён ряд экспертиз, приведших к следующему выводу: «опубликованные „версии“ об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения…, являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующим результаты экспертизы» (из официального ответа профессора по кафедре судебной медицины, доктора медицинских наук Б. С. Свадковского на запрос председателя комиссии Ю. Л. Прокушева).

Однако перестроившиеся литературоведы уверяют, что признания поэта Алексееву и Гулю «доверия не вызывают»!
Перестроившиеся литераторы приписывают Есенину разочарование и в революциях, и в социализме, и в большевизме.

Есенин – понял. Другие, как Ольга Зотова в фильме «Гадюка» - нет.

***

В одной из программ «Постскриптум» на ТВЦ ведущий Алексей Пушков пригласил бывшую балерину Большого театра Анастасию Волочкову в качестве арбитра для выяснения сущности бывшего министра культуры Швыдкого и руководителя Большого театра. Явление показательное, ибо уж кто-кто, а Волочкова  в роли арбитра – всё равно что Pussi Riot или Навальный в роли выразителей народных чаяний. В профессиональном плане ее в пермский театр и в кордебалет не взяли бы. Так что Большой театр – это одно, а Волочкова – это другое. Точно так же Швыдкой и руководитель театра – это одно, а Большой театр – это другое. И кому какое, собственно, дело, в каких отношениях состоят Швыдкой с Волочковой.

Но главной темой передачи стало обсуждение реакции на телесериал 1-го телеканала, посвященный Есенину. Пушков, приводя в пример негативную публикацию какой-то «критикессы» в «Известиях», обрушился на «пролеткультовских шавок». Они, по мысли Пушкова, и раньше ненавидели Есенина и до сегодняшнего дня дожили. «Критикесса», в частности, писала, что Есенин был пьянью хронической, «удавился» в гостинице «Англетер», а его поклонники исполняют его стихи под музыку обязательно гнусавыми голосами. В ответ одна из родственниц Есенина пригрозила в «Постскриптуме» всем врагам поэта божьей карой: «Все, что выступал против него, кончили плохо!»
По версии телесериала Есенина постоянно преследовали и, в конце концов, убили сотрудники ОГПУ. Фон убийства – интриги и «разборки» между Сталиным и Троцким, повод убийства – телеграмма, якобы посланная Троцким Николаю 2-му с какими-то поздравлениями. Пушков, в подтверждение версии, предложил ко вниманию телезрителей «собственное расследование». Точнее, просто-напросто фильм Воронежской телестудии о Есенине, в котором «доказывается», что Есенин вовсе не повесился, а был убит.
Здесь нужно отделить котлеты от мух.

Во-первых, авторам сериала, режиссерам и актерам не стоит воспринимать персонажей двадцатых годов прошлого столетия так погано, как устроены они сами. Например, актер Безруков, играющий Есенина, изображает наглого алкоголика с поведением, достойным современной богемы театрального вуза, пропившейся, обкуренной, но до пены изо рта любящей родину в момент съемок. Точно так же нелепо думать, что большевики в те годы были заняты исключительно собственным положением в партийной иерархии, всевозможными интригами, которыми обеспокоен сегодняшний политический и околополитический бомонд. Скажем, какое дело было Троцкому до какой-то телеграммы царю, если он о Ленине писал такое, за что в 30-е непременно поставили бы к стенке? Не читали его подборку статьей в книге «К истории русской революции», где он откровенно ругает вождя мирового пролетариата?
По мотивам одного единственного эпизода из одного рассказа Довлатова со значительными искажениями создан целый фильм, где уголовники в спектакле играют большевиков, а затем устраивают побег. Ибо актеры так и воспринимают большевиков, как ныне устроен бизнес и, в частности, бизнес театра и кино – это уголовный бизнес.

Во-вторых, какое дело было Есенину до «Пролеткульта», если Ленин писал об идеологии этой организации как «теоретически неверной и практически вредной». Неужели кто-то всерьез считает, что Троцкий, в виду собственных неурядиц, мог дать указание кого-либо невинного истребить? Уверяю, в то время к поэтам, вообще людям искусства, относились вовсе не с таким вниманием, как того хотели бы современные представители искусства… Во всяком случае, не носились с ними, как с писаной торбой и не боялись их, как этого хотелось бы современным представителям «искусства»… Например, Ленин откровенно заявлял, что ничего не понимает в абстрактном искусстве, посему не может давать ему оценки. Правда, Достоевскому оценку все же дал: архискверный Достоевский. И тут же подписал проект памятника Достоевскому. Между прочим, «Пролеткульт», несмотря на оценку, данную Лениным, просуществовал до 1932 года, а одним из его идеологов был противник Ленина, ученый А. Богданов… К идеологии же «Пролеткульта» относится, в частности, отрицание культурного наследия. Не так ли в наши школьные учебники втискивают вместо книг Достоевского книжки Приставкина и ему подобных? Ничего не напоминает? Например, статью Ленина «Политическая организация, политическая литература»?

В-третьих, фильм не является расследованием, поскольку не верифицирован. Т.е. никто ничего не может проверить. В-четвертых, в фильме ни слова не говорится, что если и убили Есенина, то это были чекисты.
В постперестроечной России вообще нет доверия человеку искусства, слишком быстро перестроился средний художник. Еще вчера он ретиво участвовал в фильмах, спектаклях, восхваляющих большевизм, сегодня не менее рьяно расшибает лоб в обливании большевизма грязью. Еще в «советское» время всегда чувствовалась фальшь Утесова, Райкина и многих прочих «раскрученных» кумиров публики. Перестройка обнажила эту фальшь, сделала ее явной.

Впрочем, попытки сделать неявное явным были еще и в период оттепели. В книге «Повесть о пережитом» Дьяков пишет, как сосланные в концлагерь воспринимали творчество еще одного «кумира» - Любови Орловой. Как фальшь, а не как искусство.
Вспомним, как творческий бомонд во главе с Лолитой оправдывал сериал «Московская сага» о периоде правления Сталина. Поскольку сериал явно провалился, возникла срочная необходимость в «ток-шоу», в котором недовольным зрителям объяснили бы, что сериал на самом деле хорош. В роли противника сериала выступал тренер Гомельский, который своими глазами видел Сталина. По его мнению, «Сталин не похож на себя, нет впечатления ужаса» и т.д. Кто ему возражает? Виталий Соломин, эволюционировавший от «Адъютанта его превосходительства» к осуждальцу тоталитаризма. Соломин «опроверг» Гомельского: «А… кто сказал, что тиран должен выглядеть ужасным?»

Здесь подмена. Соломин путает. Одно дело, выглядеть ужасным, как Бармалей, Урфин Джюс или Карабас Барабас. Другое дело – внушать ужас. Причем этот момент уж кто-кто, а выучившиеся в вузе актеры должны знать лучше кого-либо. Следовательно, Соломин сознательно путает, оправдывая сериал, в котором сам участвовал и получил за это хорошие деньги. По сути же в бесконечно затянутом сериале нет ничего, кроме хороших гардеробов для актеров. Что само по себе вызывает чувство не то, чтобы неловкости, но нереальности происходящего…

В принципе, сегодня для того, чтобы стать актером, нужно немного. Во-первых, нужно накачать мускулы в фитнесс-центре. Научиться бить ногой в челюсть. Во-вторых, научиться орать, визжать, верещать, пищать, раскрывая широко рот или глаза. В-третьих, научиться ужимкам. Ужимка страха. Ужимка ужаса. Ужимка горя. Ужимка неловкости. Ужимка любви. Ужимка сострадания. Набор ужимок вполне ограничен, как набор отрепетированных движений бровями и зрачками какой-то индийской или японской танцовщицы. Чтобы изобразить крайнее сострадание, например, при виде убитых родственников, есть стандартный способ – поблевать (взято на вооружение Голливудом из французского фильма «Старое ружье» и используется с поводом и без повода; куда там Крамской с его «Неутешным горем»).

Выучили? Потренировались? Всё! Вы готовы работать на сцене. Не нужно учить текст и произносить его без запинок. Вообще не нужен текст, близкий к сценарию. Можно говорить в сторону, что-то невнятное, под сурдинку, ближайшему соседу, как это делает «актер» Домогаров. Нет же – все, абсолютно все «актеры» именно так и делают. Слова можно коверкать как угодно, искажать русский язык как угодно. Уж если Миронов, произносящий тексты князя Мышкина в фильме «Идиот» в постановке Бортко в недавнем интервью дважды повторил: «Ничё… ничё не понятно…» Тот же Миронов откровенно завалил роль в фильме «В августе 44-го».

Что касается легенды о Есенине, линия партии здесь прослеживалась и прослеживается весьма четко. А именно.
1) Литературу и писателей с поэтами надобно сделать богобоязненной. Это стандарт. Был писатель набожным, не был – сделаем!
2) Литературу надобно сделать антибольшевистской, пусть автор и умер задолго до их появления. Сделаем так, что он предвидел «грядущего хама».
По этому поводу, имея в виду литературу, поэтесса Юнна Мориц в 1991-м году высказалась в «Литературной газете»: «Лежит милая в гробу, я пристроился – гребу, нравится, не нравится – терпи, моя красавица!»

Запугала нас сила нечистая,
Что ни прорубь — везде колдуны.

Все было совсем наоборот: не чекисты, как раз «просвещенная» публика не переносила Есенина. Вот что пишет на сей счет Игорь Северянин, противник большевизма, враг Советской власти, в стихотворении «Она критикует»:

Нет, положительно, искусство измельчало,
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
По пунктам разберем, и с самого начала;
Начнем с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика дала ему поэта роль…
Поэт! Хорош поэт… ходячая малага!..
И в жилах у него не кровь, а алкоголь.

Как вы сказали, граф? До пьянства нет нам дела?
И что критиковать мы можем только труд?
Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:
Неинтересно мне!.. Тем более, что тут
Навряд ли вы нашли занятные сюжеты,
Изысканных людей привычки, нравы, вкус,
Блестящие балы, алмазы, эполеты,
О, я убеждена, что пишет он «en russe»

Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,
Аристократам мысли, чувства и идей,
Неинтересен он, бряцающий на лире
Руками пьяными, безвольный раб страстей.
Ах, да не спорьте вы! Поэзией кабацкой
Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз нет!
Талантливым не может быть поэт
С фамилией — pardon! — такой… дурацкой.

И как одет! Mon Dieu! Он прямо хулиган!..
Вчера мы с Полем ехали по парку,
Плетется он навстречу — грязен, пьян;
Кого же воспоет такой мужлан?.. кухарку?!
Смазные сапоги, оборванный тулуп,
Какая-то ужасная папаха…
Сам говорит с собой… Взгляд страшен, нагл и туп.
Поверите? Я чуть не умерла от страха.

Не говорите мне: «Он пьет от неудач!»
Мне, право, дела нет до истинной причины.
И если плачет он, смешон мне этот плач:
Сентиментальничать ли создан мужичина
Без положенья в обществе, без чина?!

Это не подхалимы новой власти, это как раз «просвещенная» публика. Которой дела нет до истинной причины.

Искусство не принадлежит народу. Кто сказал, что Чехов или Булгаков могут быть подарком рядовым гражданам. Губу раскатали. В эпоху частной собственности их творения принадлежат светской элите, это их личный мир, все прочие могут лишь приседать. Вот, говорят они, вот Чехов, и вот мы… Вот Вампилов, вот мы…
Искусство не принадлежит народу. Оно принадлежит его толкователям. За кем сила, тот и толкует. У кого сегодня сила? У денег. Вот как они, деньги, устроены, так и толкуют поэзию.

Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.

http://shtirner.ru/knigi/