Сказка. Повесть - Гл. 3 Стрела

Стрела

Ваня, понурив голову и опустив руки, смирно стоял и выслушивал монолог старшего брата, монолог, в основном, состоял из большого числа эпитетов, характеризующих умственные способности Ивана, как запредельно низкие.
– Ты зачем стрелу в лес пустил, чучело огородное? – уже в который раз повторял свой вопрос Митяй, пытаясь найти в глазах брата хоть какой-то ответ.
– Как Елисей, – чуть слышно пробурчал Ваня.
– Какой к лешему Елисей, восемнадцать годов стукнуло, а все в сказки веришь, чудак божевольный , – ругнулся Митяй.
– Это не сказки, он рысь нашел, и я найду.
Митяй сжал кулаки.
– Через год, как и положено, пойдешь по новой невесту выбирать, и попробуй мне только опять, что-нибудь этакое на холме выкинуть, – грозно и твердо произнес брат и поднес к носу Ивана свой пудовый кулак.
– Через год?! – по-детски вскрикнул Ваня. – Вы, значит, будите с женками любиться, а мне целый год ждать. Нет уж, я в лес пойду.
– Да кого ты там найдешь, белку что ли? – все еще пытался сдержанным тоном урезонивать брата Митяй, по прежнему сжимая так и чесавшиеся кулаки. – Что ты с ней делать-то будешь, негораздок  полоумный?
«И то, правда, – подумал вдруг Ваня. – Что я с ней делать-то буду? Орехи грызть?»
– А хоть и белку! – упрямство взяло свое.
Митяй набрал полную грудь воздуха, хотелось ему сказать, что-нибудь до слез обидное, да только без толку все, выдохнул, сдаваясь, топнул сапогом, аж подошва кованная зазвенела, рассек кулаком воздух, зло сплюнул и отправился скорым шагом догонять отца и среднего брата, фигуры которых удалялись все дальше и дальше. Михей Кузьмич и Федор в дискуссии участия не принимали, заранее угадав результат. Спорь, не спорь, а толку ноль. Дурак, он и есть дурак.


Ваня задумчиво потоптался на месте, немножко, минут двадцать или тридцать, а, может, и весь час прошел, и направился в сторону северной опушки леса в обход деревни, встречаться с местными жителями и отвечать на ехидные расспросы, желания не было. 
Ваня и, правда, очень любил старые легенды и чудные рассказы, мог слушать днями и ночами напролет, мог слушать и в пять лет, и в семь, и в десять, когда большинство ровесников вовсю расставались с игрушками и детскими сказками. Родные тока руками махали. Вроде бы ничего не обычного, многие любят истории диковинные послушать, но в отличие от других Ваня в них еще и верил, искренно и по-настоящему. Почти каждый вечер убегал он в избу к Лукичу, где собиралась орава местной детворы, послушать разные небылицы про колдунов и ведьм, про разбойников и богатырей, про нечистую силу, что в округе водится, но самой любимой историей у него, конечно, была легенда про Елисея и зачарованную рысь.
– Лукич, про Елисея расскажи, – просил Иван.
– Ванюш, – хмурился Лукич, – тебе весной никак шестнадцать исполнилось, может, пойдешь, погуляешь?
– Ну? – бычился Иван.
– Про аленький цветочек лучше, надоел ты свои Елисеем, – визжали девчонки.
– Про дракона давай! Ваня, вали отсюда, а то накостыляем, – грозилась малолетняя пацанва.
– Цыц, урюпы ! Давай, Лукич, про Елисея, – не унимался Иван.   
Под негромкий, уже немолодой голос Лукича Ваня сидел на лавке, переростком в окружение ребятни, и мечтал. Представлял себя знаменитым на все царство охотником, грезилась ему чудо-рысь с изумрудными глазами, за которой он пробирается через самые дремучие лесные чащи, сражается с болотными кикиморами, мутузит лешего и выкручивает хвост рогатому анчутке . Пройдет Иван с честью все испытания, что ему Перун  пошлет, отыщет свою любовь и будет жить-поживать с красавицей женой всем на зависть.
«И про меня сказ сложат, не хуже, чем про Елисея.» – вздыхал про себя Ваня, слушая Лукича.


Мечтать не вредно, поэтому Иван полной решимости углубился в лес на поиски, как минимум, стрелы, как максимум, большого семейного счастья. Северную часть леса, окружавшего Дураково, он знал плохо, из-за слухов о нечистой силе сюда никто по доброй воли не заглядывал, поэтому просто шел вперед по нехоженой траве, оглядывая зорким взглядом окрестности, не блеснут ли где наконечник стрелы или изумрудные глаза рыси.
Лесных духов и всякой нечисти Иван, как и любой в этих краях, побаивался и, время от времени, бережно поглаживал колядник , висевший у него на груди. Оберег этот он выменял в поселке Вороватово в одной лавке у хитроглазого торгаша, выменял на целую лисицу, братья, правда, ему по шее настучали за такую сделку, а Федька всю обратную дорогу домой обзывался на него умными словами, но лисиц много, а такой оберег один, на весь свет единственный, не мог же торгаш Ивану соврать.
Через шесть часов блуждания по незнакомой местности решимость Ивана оставалось на прежней не досягаемой высоте. Через шесть часов с половиной Иван остановился.
– Может прав Митяй, он по умнее меня будет? – высказал он вслух свои первые сомнения, но путь продолжил.
Еще через час, когда солнце двинулось к закату и в лесу слегка потемнело, Иван снова остановился в раздумье.
– Может прав Митяй, выдумки это все про Елисея? – высказал он вслух свои вторые сомнения, но путь продолжил.
Смеркалось, в сапогах хлюпало, в желудке бурчало, в горле пересохло. Где-то хрустнула по-медвежьи ветка, ухнул не по-доброму филин, протяжно провыл волк. Иван по привычке сунул руку в тул, но стрел там не было.
– Да ну к лешему эту рысь, Лукич, пустобрёх, понарассказывал своих сказок детских, вернусь в деревню, все ему выскажу, гаду ученому! – выругался Иван. – Ничего, подожду годок и к Настаське посватаюсь.
На небе крапинками заблестели первые звездочки, возвращаться назад было уже поздно, Ваня на скорую руку, собрав хворост, смастерил нехитрый костерок и устроился под деревом, прислушался, нет ли рядом какого зверя, успокоился и уснул голодным, но крепким и безмятежным сном.


Утро разбудило щебетаньем птиц и разноголосым хором квакающих лягушек, видимо по соседству находилось лесное озеро или болотце. «И как они их жрут только, басурмане окаянные», – вспомнил Иван недавний рассказ среднего брата Федора о кулинарных изысках чужеземной публики и поморщился. Ужасно хотелось пить, после лесных ягод, все, чем удалось вчера поживиться, в горле стояла гадкая сушь. Встал, потянулся, отряхнул штаны от налипшей травы и сухих листьев и направился в сторону кваканья.
Крошечное озеро, окруженное по берегам цепью кувшинок, притягивало холодной водой, Ваня скорее опустился на колени и принялся жадно пить, потом с наслаждением умылся, подставил лицо под теплые лучи летнего солнца и улыбнулся, жизнь налаживалась.
Поднялся, опять с наслаждением потянулся, хотел было назад идти, но нет, не пошел, что-то вдруг на солнце блеснуло, ярко так, золотой искоркой, и взгляд Ванькин поймало, зацепило, как крючком рыболовным.
– Да неужто, точно, стрела моя, точно моя, родимая! – радостно выкрикнул Ваня, подпрыгнул и в несколько шагов оказался рядом со стрелой, которая незаметно лежала в озерной траве, рядом с водой, и поблескивала железным наконечником.
Поднял, вытер заботливо о рубаху, поцеловал наудачу древко и вразвалочку, радостный, аж румянец на щеках выступил, не торопясь пошагал в сторону, туда, где лук оставил.
«А вы куда, молодой человек?» – бахнул неожиданно в голове у Ивана голос, взявшийся из неоткуда.
 Ваня повернул голову, никого не увидел и врос в землю, как шел, так и замер, намертво, словно гвоздями к полу приколоченный. Минуту постоял, попробовал сделать шаг вперед.
«Да-да, молодой человек, я к вам обращаюсь. Вы куда?» – снова бахнуло в голове.
 Повторный вопрос добил молодого человека окончательно и бесповоротно, чуть штаны не намочил. Молодой человек вцепился в оберег, аж ладони больно стало, не помогло, остатки мужества так и грозили вылиться в сапоги в любую секунду.
 «Ой, простите, вы, наверное, испугались? Неловко вышло», – не отставал голос.
Деревянные прямые ноги слушались плохо, но Иван развернулся. Бледное бескровное лицо, ни дать ни взять, упырь-кровосос Ваней полакомился, прикушенные синие губы, блуждающий взгляд. Еще чуть-чуть и волосы дыбом встанут.
– Дурман-травы, что ли на болоте нанюхался, – прошептал Ваня и добавил, – не зря мужики про северный лес балакали, точно нечистая сила, а может того хуже, болотница  здесь обитает, тогда точно пропал.
«Ну, что вы, черная магия, безусловно, наличествует не только в деревенском фольклоре, но ее многообразие, нужно сказать, сильно преувеличено».
– Мама, – выдавил Ваня.
Сказать, что Иван был шокирован, было бы сильным приуменьшением, его состояние в эту минуту не взялся бы описать даже самый опытный знахарь и мозгоправ.
– Потенциально неизлечимое тяжелое психическое расстройство, – сказал бы Федор.
– Кукуха отъехала, – подтвердил бы Митяй.
«Прошу прощение, не хочу настаивать, но может, все-таки, познакомимся?» – продолжил голос.
Ваня вытаращенными глазами нашарил на ближайшей березе дятла и склонился до самой земли в приветственном поклоне, аж спина хрустнула, бедная:
– Здравствуй, – ели слышно пролепетал Иван и быстро поправился, – Здравствуйте!
«Это не он», – удивился голос.
Ваня ошпаренным взглядом перескочил на кукушку, мирно сидевшую на ветке соседнего дерева.
– Мир вашему дому! – поприветствовал он.
«Это не она», – еще больше удивился голос.
Иван закрутил головой в обе стороны, шею от такого круговорота в раз заломило, а в глазах потемнело, охотничьим глазом засек белку, выскочившую из дупла, скорчил страшную гримасу, похожую на улыбку, и промычал в её сторону:
– Меня Ваней зовут!
«Боже», – как-то печально произнес голос.
Ваня застыл в нелепой позе с нелепым выражением на лице, выражающим крайнюю степень отчаяния. Голос молчал, появилась надежда, что он исчез навсегда, но тут же угасла.
«Приятно познакомиться, Иван! Давайте поступим следующим образом. Смотрите чуть правее, теперь левее, снова левее, посмотрите вниз, еще ниже. Вот! Здравствуйте, Иван, это я!», – радостно сообщил голос.
– Жаба!
Там, где совсем недавно лежала и поблескивала на солнце железным наконечником стрела, сидела и пучила свои глаза самая рядовая и обыкновенная зеленая склизкая лягушка, ну может быть чуть крупнее своих собратьев.
«Я – не жаба», – укоризненно сказала лягушка.
– Ты ведьма? – спросил Ваня.
«Нет, что вы».
– Русалка болотная?
«Нет».
– Может, мавка ? – продолжал допытываться Иван.
«Да нет, что вы, Иван, я не имею никого отношения ко всем перечисленным созданиям!»  – с обидой ответил голос.
 – И черной магией не владеешь? – подозрительно задал Иван следующий вопрос.
«Абсолютно не владею!»
Ваня задумался, наморщил лоб, мысли носились табуном и скрипели, как ржавые уключины на лодке.
– Значит, черной магией ты не владеешь? – задумчиво повторил он.
«Нет, не владею», – радостно подтвердил голос.
– Ну, тогда, я пошел, – выдохнул облегченно Ваня и повернулся к лягушке спиной.
«Это как это?»
– А вот так это.
Ваня почти успел шмыгнуть под ветви деревьев, что бы, как можно скорее унести ноги с этого чертова места, но не успел:
«А как же обычай?»
Иван встал, как вкопанный, оглянулся, вприпрыжку вернулся обратно, наклонился, испуганным и одновременно удивленным взглядом уставился в пучеглазую жабью морду.
– А ты откуда про обычай знаешь?
«Понимаете, дело в том, что выбор невесты с помощью слепого жребия, каковым в нашем случае является стрела, достаточно распространен в северо-западных районах нашего царства. Сопоставив вас и стрелу, как два логических элемента цепи, я пришла к выводу…, – лягушка умолкла, посмотрела в расширенные от ужаса Ванины глаза вместе с открытым ртом и закончила, – догадалась я, как-то само получилось, хи-хи».
Взгляд Ивана спустя минуту-две сфокусировался и принял осмысленное выражение.
– А-а-а, догадалась, – протянул он. – А от меня-то ты, что хочешь? – выпалил он.
«Я, естественно, понимаю всю сложность и, признаться, в какой-то степени, комичность ситуации, но хочу вам сказать, как честному и порядочному человеку, искренне чтущему древние, но не забытые традиции предков…»
– Короче!
«Замуж бы».
В который уже раз за это солнечное летнее и проклятое утро ноги Ивана подкосились, он шмякнулся задом в мокрую траву и обхватил голову руками. Камнем застыл. Думу думал. Думал о Елисее, о родителях, о том, как Лукичу бороду выдернет по возвращению, о сказках, которые, оказывается, не совсем сказки. Совесть и ум устроили в голове настоящее сражение, совесть была сильнее, но ум сопротивлялся.
«Что я с ней делать то буду? Хотя бы белка…».
«Ты меня прости, Ваня», – неожиданно перешла на «ты» лягушка. – «Ты не думай, я все понимаю, возвращайся домой поскорее и зла на меня не держи, пойду я», – печально закончила она, взглянула на Ивана своими прозрачными мокрыми глазками и прыгнула в сторону.
Иван выкинул руку, цепко сграбастал лягуху в кулак и поднес к своему лицу.
– Да, ты точно не рысь, – выдохнул он грустно и сунул скользкий зеленый комок под рубаху.