Подмастерья бога Глава 35

                Глава 35.
                Сжигая мосты за спиной.

Кристина Эдуардовна с истинно королевским превосходством смотрела на своего подчинённого. Куда только делся испуг в глазах и заискивающие интонации голоса. Как опытный комедиант, Вишневская с лёгкостью отбросила уже ненужную маску.
- Думаю, для всех будет лучше, Глеб Александрович, если вы напишете заявление по собственному желанию, - произнесла она, протягивая замершему посреди кабинета Астахову чистый лист бумаги.
- Даже так! – усмехнулся Глеб, но в усмешке сквозила горечь. – Так вот для чего весь этот цирк был устроен. Зря старались, Кристина Эдуардовна. Могли бы просто сказать мне прямо, что нам не по пути. А то бедный Сева вынужден был потратиться на «Золотую пинту».
- Не понимаю, о чём вы. Полагаю, вы вменяемый человек, Астахов, и вам ясно, что после такого скандала в целях сохранения репутации клиники я просто обязана вас уволить. Но я великодушно даю вам возможность уволиться по собственному желанию.
- Благодарю вас! – Глеб театрально поклонился и взял лист, который всё ещё держала в протянутой руке Вишневская. Пододвинул себе стул и сел писать заявление.
- Отработаете две недели и можете быть свободны! – провозгласила Кристина Эдуардовна, наблюдая, как ложатся чёткие буквы на белый лист.
- Ну уж нет! Сначала я уйду в отпуск. Ведь вы обязаны дать мне возможность отгулять очередной отпуск, а потом уж и увольнение, - возразил Глеб, ставя размашистую подпись внизу листа.

Он поднялся и небрежно бросил заявление на стол перед начальницей.
- Вы уникальный человек, Кристина Эдуардовна. Я просто восхищаюсь вами! Как быстро вам удалось вывернуть весь этот мир на изнанку, - Глеб сделал жест руками, словно обнимая окружающее пространство. – Вы умудрились конвертировать в доходное дело даже человеческие страдания. Всё должно приносить прибыль! На чём вы ещё научились зарабатывать? На закупке просроченных лекарств? На приобретении втридорога оборудования на бюджетные деньги? Браво! И наверняка вас надёжно прикрывают наверху. А если что случится непредвиденное, то всегда можно найти козла отпущения типа меня. Ведь такие наивные дурачки, которых вы называете рабочими лошадками, всегда найдутся.

Кристина Эдуардовна сложила руки на груди и со снисходительной полуулыбкой на красивых губах откинулась на спинку своего кресла: пусть говорит, ведь слова уже ничего не изменят.
- Всё сказали? А теперь до свидания! – заявила она, едва Астахов умолк.
- Бог с вами, Кристина Эдуардовна, никаких свиданий не будет. Прощайте!
Глеб повернулся на каблуках и шагнул к выходу, но вдруг, что-то вспомнив, вернулся с порога и, не спрашивая разрешения, распахнул дверцы шкафа в углу кабинета. Ремонт в бывшем кабинете Леденёва сделали, купили новый стол и кресло, а вот шкафы остались от прежних хозяев. И Глеб бесцеремонно рылся на полках, вызвав тем самым удивлённый возглас.
- Что вы себе позволяете, Астахов?!
- Забираю то, что вам не принадлежит!
- Это возмутительно! Пошёл вон, наглец, пока охрану не вызвала! – не сдержалась и сорвалась на повышенные тона Вишневская, кипя от негодования.
Но Глеб и ухом не повёл. Он вытащил из глубин шкафа старый мельхиоровый подстаканник, из которого когда-то пил чай его любимый учитель, и спокойно сказал:
- Эта вещь принадлежала Алексею Ивановичу, а до него его отцу, его деду и прадеду. Не оставлять же такую реликвию в ваших грязных руках, Кристина Эдуардовна.
Отсалютовав бывшей начальнице подстаканником, он прижал его к груди и вышел из кабинета. А Вишневская не удержалась и бросила растерянный взгляд на свои руки.

Как ни быстро разлетаются сплетни по коридорам больницы, но Глеб успел их опередить. Никто ещё ничего не знал, поэтому пациенты продолжали приветливо здороваться с доктором, дежурные медсёстры улыбались ему. Из распахнутой двери палаты доносился звон посуды: буфетчица собирала тарелки после обеда. В оперблоке шли плановые операции. В перевязочной Нина Игнатова кому-то накладывала повязку. Жизнь шла своим чередом. Только он, Глеб, уже не был частью этой жизни.

Переодевшись и забрав коробку со своими вещами, коих набралось совсем немного за десять лет работы, Глеб вышел на улицу и быстрым шагом направился в университетский сквер. Жгучий хлыст обиды стегал по спине так, что казалось кожа сползает окровавленными ошмётками. И он не шёл, а почти бежал, оставляя позади всё, что было самого дорогого, всё, ради чего жил, чем дышал… Всю свою сознательную жизнь. Надо было идти и не оглядываться, но вдруг за спиной прозвучал крик:
- Стой, Астахов!
Глеб резко остановился, точно его толкнули и обернулся: к нему от больничного крыльца бежала Нина Игнатова.
- Это правда? – спросила она, задыхаясь от быстрого бега. Карие глаза её влажно блестели. – Эти сволочи уволили тебя?
- Я сам ушёл по собственному желанию, - возразил Глеб, прижимая к груди коробку со своими пожитками.
- Давай сядем, Глеб, и поговорим. – Нина потянула его к пустой скамейке. – Может, не стоит торопиться?
- Я не тороплюсь, Ниночка, это они поторопились.
- Добился Ярцев своего! – сокрушённо покачала головой в аккуратной медицинской шапочке медсестра.
- И ты знаешь про Ярцева? – удивился Глеб.
- Все знали про Ярцева, кроме тебя. Всегда знали. Его же зависть и ревность сжигали изнутри! Такие ж как он не могут спокойно жить, если рядом есть кто-то умнее, талантливее, лучше.
- Если ты знала про Ярцева, то почему мне не сказала?
- А ты бы мне поверил? – Нина недоверчиво покосилась на старого друга. Тот только вздохнул.
- Мда-а, - протянул Глеб, окидывая взглядом тополя, покрытые юной, остро пахнущей, клейкой листвой, идущих по аллее студентов и пациентов, пробивающуюся на газонах траву, - тяжело расставаться с иллюзиями. Зря ты меня остановила, Ниночка. Вот теперь ноги сами не идут от родного дома. С этой клиникой связана половина моей жизни.

Он с грустью посмотрел на родные окна, в которых отражалось яркое весеннее солнце. А на дне души скапливалось что-то мутное и тяжёлое, буквально пригвождая его к скамейке, обездвиживая.
- Ты не прав, Глеб, это уже давно не родной дом. Он был родным при Алексее Ивановиче, при Разгуляеве. А теперь всё изменилось.
- Ты права. Но стены-то остались прежними.
- Не стены и не крыша делают дом Домом, а люди, – медсестра тяжело вздохнула и опустила голову. – Я без тебя тут работать не буду, так и знай, Астахов. Ты ушёл, значит и мне надо искать другую работу.
- Не глупи, Нин. У тебя сын. Что будешь делать, если останешься без работы? Таким, как мы с тобой, долго без работы не протянуть.
- А я ж не завтра уйду. Сначала найду себе работу в другом месте, а потом напишу заявление на увольнение.
- Хочешь позвоню ребятам с торакальной хирургии и попрошу за тебя? – искренне предложил Глеб.

Нина усмехнулась и дружески толкнула его плечом.
- Ты за себя сначала попроси, а то горазд другим помогать. У меня один сын, а у тебя на руках всё семейство Леденёвых. Думаешь, я не знаю? О себе думай, Глеб, о своих близких. Им без тебя не справиться. А я всё-таки уже взрослая девочка, обойдусь без посторонней помощи.
Нина зябко поёжилась, стягивая ворот рабочего брючного костюма, и посмотрела на своего старого друга.
- Ладно, Глеб, созвонимся. Побежала я. А то ещё надо швы снять двум пациентам. Ты не пропадай, держи меня в курсе своей жизни, не чужие друг другу люди всё-таки. И сам держись! Все неприятности рано или поздно заканчиваются. Главное в это верить.

Она вскочила со скамейки и, бросив на прощение «пока!», побежала обратно на работу. А Глеб ещё посидел, собираясь с силами, посмотрел, как высокая стройная фигура Нины скрылась за больничными дверями, поднялся со скамейки и медленно пошёл по аллее.

По законам физиологии накатило на Глеба часа два спустя, когда он уже ехал за рулём своей старенькой машины по пригородному шоссе. Эмоциональный шок прошёл, и следом нахлынула боль. Глубоко внутри туго стянутая в морской узел боль вдруг стала распускаться, растекаться жидким огнём по всем венам и артериям, заполняя собой каждую клеточку тела. Мелкая противная дрожь вибрировала в области солнечного сплетения, грозя вырваться наружу сдавленными стонами и всхлипами. В руках и ногах появилась свинцовая тяжесть. И Глеб судорожно вцепился в руль, вдруг осознав, что в любой момент может потерять управление автомобилем.

В голове стучала мысль: «как жить дальше?». У него, как у обычного бюджетного доктора, не было серьёзных финансовых накоплений. Да и какие накопления, когда маленький Алёшка растёт не по дням, а по часам? Тут бы дотянуть от зарплаты до зарплаты. А летом необходимо было провести в доме водопровод. Что за жизнь, когда хрупкие женщины вынуждены таскать воду вёдрами из колодца! Про газовое отопление, увы, пока придётся забыть и снова покупать дрова. Жизнь в загородном доме требовала постоянных и немалых затрат.

От мыслей о будущем, внезапно оказавшимся смутным и туманным, резко разболелась голова. Где искать работу? Наверняка, разозлённая на него Вишневская позаботится о том, чтобы доктора Астахова не взяли ни в одну кардиохирургическую клинику города. А ей с удовольствием поможет бывший друг Сева Ярцев, воспользовавшись связями папаши. С пугающей ясностью Глеб понял, что его загнали в угол. Не оперировать ему больше больные сердца, не стоять за столом в рентген-операционной на коронарографии, не заниматься любимым делом, ради которого и стоило жить…

В воображении Глеба за задними колесами его автомобиля рушилась земная твердь, обваливаясь беззвучно, как в фильме-катастрофе, в чёрную бездну, да огнём полыхали горящие мосты, ещё вчера надежно связывающие прошлое и будущее. Поглощённый мыслями, он не замечал, как всё сильнее давит на педаль газа, как обгоняет неторопливые легковушки и медлительные грузовики. А по обочинам пригородного шоссе сплошным потоком проносились весенние леса с похожими на весёленький ситец белыми полянками цветущих ветрениц.

Он обогнал еле ползущую по шоссе древнюю «волгу», проскочил мимо иномарки и стал обгонять массивную грузовую фуру. Не заглянув вперёд, вывернув руль влево, Глеб пересёк двумя колесами разметку дороги, выехав на встречную полосу. Сердце замерло, а дыхание перехватило, когда он увидел летящий прямо в лоб с огромной скоростью грузовик. В сотую долю секунды он успел понять, что сейчас произойдёт, и нажал на тормоз, одновременно выворачивая руль вправо…

Он успел спрятаться за фурой под недовольные завывания клаксонов идущих следом машин, когда слева пронёсся грузовик, грохоча огромными колесами. Глеб с трудом оторвал руку от руля и провёл ладонью по покрытому испариной лбу. Господи, что он творит?! У него же Алёшка, Зойка, Катерина Васильевна. Они ж без него пропадут! Да плевать на кардиохирургию, плевать на медицину вообще! Если другого выхода не будет, он пойдёт вагоны разгружать, (не впервой!), но самых дорогих для него людей прокормит. Или он не мужик?!

Сердце ещё гулко пульсировало у самого горла, когда он, так и протащившись за фурой несколько километров и пропуская вперёд всех подряд, свернул с шоссе на узкую боковую дорожку, ведущую к дачному посёлку. Голова болела так, что хотелось закрыть глаза и умереть. Но он держался, потому что не имел права даже своим видом пугать тех, кто жил в старом деревянном домике на окраине дачного посёлка.


Зоя только уложила спать сына, когда заметила в окно въезжающую во двор машину. Она сразу обрадовалась и заволновалась: здорово, что Глеб приехал, но почему так неожиданно? Девушка тихо прикрыла за собой дверь детской комнаты и побежала встречать гостя.
- Ты чего даже не позвонил? – начала она с места в карьер, столкнувшись с Глебом на крыльце. – Случилось что?
Глеб был необычно бледен и мрачен и поднимался по ступеням дачного дома с таким видом, будто нёс на своих плечах невероятно тяжёлый груз.
- Почему должно что-то случиться? – поднял он на Зойку покрасневшие от усталости глаза. – Просто устал и решил отдохнуть на свежем воздухе. Да ещё неожиданный выходной выпал, вот я и приехал. А ты не рада? Я помешал?
- Балда ты, Склифосовский! – фыркнула Зойка и пропустила его в дом, не став уточнять, что не может она быть не рада его приезду, потому как ждёт, считая дни и часы, с таким нетерпением, что тётя Катя подозрительно косится в её сторону.

Он поздоровался с доброй волшебницей Катериной Васильевной, улыбаясь вымученной улыбкой.
- Как Алёшка?
- Хорошо. Спит сейчас, - ответила Зоя, почувствовав привычный прилив тепла к сердцу, когда речь заходила о малыше.
- Что-то мне тоже очень хочется составить ему компанию. Пойду-ка и я лягу спать.
- А поужинать? – влезла в разговор тётя Катя.
Глеб напрочь потерял аппетит после произошедшего, но обижать заботливую хозяйку не хотелось. Он точно знал, что отказ от еды насторожит добрую волшебницу.
- Хорошо, Катерина Васильевна, я сначала поем, а потом пойду спать.
Пока тётя Катя хлопотала на кухне, Глеб, еле передвигая ноги, дотащился до дивана в комнате и тяжело опустился на него. Механически взял лежащую на столе книжку, даже не посмотрев на название, и открыл первую страницу.
- Я пока почитаю, - сказал он Зойке, которая ходила за ним по пятам с обеспокоенным видом.
- У тебя точно всё в порядке? – переспросила она.
- Точно! Чего ты зря волнуешься? Иди лучше помоги тётушке.

Зоя вздохнула и покачала золотоволосой головкой с сомнением, но вернулась в кухню. А Глеб, чтобы хоть немного усмирить пульсирующую в голове боль, вытянулся на диване, подсунув под голову декоративную подушку-думочку, вышитую крестиком руками доброй волшебницы, и попытался читать. Но буквы и строчки сливались в однородную серую массу, а веки налились свинцом и норовили закрыться, как он не противился. «К чёрту всё! – подумал Глеб, закрывая глаза и положив раскрытую книгу себе на грудь, - я дома, какое же это счастье!»… Уже погружаясь в сон, он почувствовал, как подушка, диван, сами стены старого деревянного домишки бережно и осторожно вытягивают из его измученных тела и души боль, усталость, переживания. Этот дом был родным, любимым и он заботился о своём питомце, защищал его и лечил.

Катерина Васильевна, обрадованная, но немного встревоженная неожиданным визитом Глеба, расставила на столе тарелки и разложила вилки. Нарезая хлеб, обратилась к племяннице:
- Зоюшка, иди зови Глеба. Всё готово.
Зойка птицей выпорхнула в соседнюю комнату… и пропала. Уже дымилась в тарелках жаренная картошка с тефтелями, остывая, а Зоя не возвращалась.
- Да что ж они там застряли! – недовольно проворчала себе под нос тётя Катя и пошла искать запропастившихся домочадцев. Она неслышно открыла дверь комнаты и замерла на пороге…

Зоя склонилась над спящим Глебом, укрывая его пледом. Во сне брови его продолжали слегка хмуриться, в уголках рта застыли напряжённые складки. Какие думы, какие переживания продолжали тревожить его даже во сне? Ей безумно захотелось провести рукой по тёмным волосам, почувствовав их мягкость, коснуться шершавой от щетины щеки, забирая себе всё то, что не давало ему покоя, вдохнуть родной, привычный запах мужского парфюма с лёгкими нотками лекарств. Как же сильно он устал, вымотался на этой своей работе! Вон даже тёмные круги под глазами залегли… «Бедненький мой» - прошептала она с нескрываемой нежностью, но не дала волю рукам, только убрала осторожно книжку.
А Катерина Васильевна удивлённо округлила глаза и прикрыла рот ладошкой, вдруг всё поняв в одно мгновение. «Ох, дети, дети!» - подумала она и тихонько, на цыпочках, так и не замеченная племянницей, вернулась на кухню.

http://proza.ru/2020/10/03/321