Подмастерья бога Глава 36

                Глава 36.
                То, что нас не убивает, делает нас сильнее.

Проснулся Глеб на следующее утро поздно, часов в девять, а после завтрака решил взять маленького Алёшку и сходить с ним погулять. Обычно коляску с малышом ставили в саду под яблонями, и ребёнок спокойно спал на свежем воздухе, давая взрослым возможность заняться домашними делами. И у Глеба нашлось бы чем заняться, но ему совсем не хотелось оставаться под перекрестием встревоженных взглядов женщин. Близкие люди всегда всё чувствуют, даже если старательно скрывать свои переживания. Вот он и предложил:
- Зой, давай я схожу с Алёшкой погуляю по улице.
Зойка вытаращила на него удивлённые голубые глазищи, но промолчала, одела сынишку в комбинезон для прогулок и уложила в коляску.
- Просто ноги размять захотелось, - оправдывался Глеб, выкатывая коляску за ворота.
- Гуляй, если хочешь, - немного растерянно пробормотала Зоя, в глубине души разволновавшись ещё сильнее: у Глеба явно что-то стряслось. И его неуклюжие попытки скрыть эмоции только усиливали её тревогу.

Он ушёл, неторопливо толкая перед собой сине-голубую детскую коляску со спящим Алёшкой. А Зоя вернулась в кухню, где тётя Катя возилась у плиты.
- Глеб что-то скрывает, - заявила она, садясь за стол.
- Не скрывает, а не хочет рассказывать, - возразила тётя Катя. – Да и не обязан он всё нам рассказывать. Должно же у человека быть личное пространство!
- Нет, тётя Катя, дело не в личном пространстве! У него случилось что-то плохое, я чувствую. У него ж совершенно больной вид!
- Оставь его в покое! Захочет, сам всё расскажет.
- А если не захочет? – Зойка вскинула на тётушку ярко-голубые глаза. – Ты же его знаешь: будет носить в себе, пока не схлопочет инфаркт или инсульт.
- Тьфу! – воскликнула Катерина Васильевна, сердито махнув рукой с зажатой в пальцах ложкой: - Типун тебе на язык!
- А если ему помощь нужна?

Зойка вскочила и засобиралась на улицу. Она очень хорошо знала, что Глеб не привык жаловаться, что не хочет свешивать свои проблемы на плечи женщин. Но и оставаться в стороне от этих проблем и беззастенчиво пользоваться его заботой и вниманием, ничего не давая взамен, не могла. Она накинула на плечи куртку и выбежала из дома.

Весна уже пробудила сады, заставляя с каждым днём всё больше набухать яблоневые почки. Кусты боярышника и сирени за заборами робко зеленели, а на клумбах бело-жёлтыми каплями вытянулись бутоны нарциссов. Сквозь рыхлую землю проклёвывались острые листики тюльпанов. Огоньками вспыхивали красные примулы, да осколками неба голубели крокусы. Возле садовых домиков на клумбах и грядках копошились дачники, погружённые в весенние заботы. А в воздухе, напоённом свежими ароматами, звенели птичьи радостные трели.

Глеб неспеша шёл по длинной улице посёлка, с удовольствием вдыхая чистый воздух без примесей выхлопных газов, периодически кивая знакомым за заборами. Колёса детской коляски мерно шуршали по песчаной дорожке. Вдруг его догнала Зоя и сбавила шаг, пристроившись рядом с коляской.
- Как Алёшка, спит?
- Спит себе.
- Я тоже с вами погуляю. Можно? – и посмотрела на него снизу вверх, мелькнув небесной лазурью в глазах.
- Смешная ты, Зойка, - хмыкнул Глеб, испытывая тихую радость от того, что она рядом, - зачем задаёшь глупые вопросы?
Она помолчала немного, подбирая слова, и сказала:
- Глеб, я не слепая, я же вижу, что тебя что-то гнетёт, что-то мучает. Но ты молчишь, не рассказываешь. А может быть лучше рассказать, поделиться? Мы ведь друг другу не чужие люди.

«Да, - с грустью подумал Глеб, - мы с тобой почти брат и сестра». Он вовсе не хотел расстраивать самого близкого человека, не хотел взваливать на неё груз собственных забот и проблем, но в голубых глазах было столько тепла и сопереживания, что с языка само собой сорвалось:
- Я с работы уволился. Вернее, меня уволили по собственному желанию.
- Как?!.. – выдохнула Зоя потрясённо и остановилась.
И Глеб всё рассказал. Странно, но с каждым словом, то тяжёлое и мутное, что со вчерашнего дня заполнило его душу, стало уменьшаться, исчезать, освобождая место для чего-то светлого и доброго, давая надежду на лучшее. Он шёл вперёд по дорожке, делясь наболевшим и освобождаясь от этого груза, а Зоя слушала не перебивая, и шагала рядом.

- Вот такая история, Зоя, - вздохнул Глеб и покосился на девушку: в старой куртке, потёртых джинсах и кроссовках, без всякой косметики она была необыкновенно хороша. На неё хотелось смотреть и смотреть, не отрываясь, но он отвёл взгляд.
- Какие же всё-таки сволочи есть на свете! – возмущённо воскликнула Зойка. – Особенно этот твой Ярцев. Он мне всегда не нравился.
- Он не мой, Зоя, - поправил её Глеб. -  Но ты не переживай, я найду себе работу. Без денег, без средств существования вас не оставлю. Не думай, я не позволю, чтобы мои самые близкие люди в чём-то нуждались.
- Ты что, Глеб?! – Зоя остановилась, а взгляд больших, выразительных глаз полыхнул грозовой синью. - Тебя предали, подставили, лишили любимого дела, унизили. Тебе в душу плюнули! Думаешь, для меня сейчас деньги важнее всего? Да наплевать мне на эти деньги! Мне за тебя обидно.

Она просунула руку в сгиб его локтя и снова пошла вперёд. А Глеб не удержался, накрыл своей ладонью её тонкие пальчики, с замирающим сердцем ощутив, какие они хрупкие и нежные. Взять бы и перецеловать каждый пальчик в отдельности, прижаться щекой к мягкой и тёплой ладошке, прильнуть губами к хрупкому запястью и ощутить, как тонкой ниточкой под кожей бьётся пульс… Но он быстро убрал руку, чтобы это прикосновение осталось для неё простым братским жестом благодарности за моральную поддержку.

- Я же понимаю, что дело даже не в потере работы, - продолжала Зоя с горячей убеждённостью, - найдёшь ты работу в другом месте. Ты же умный, талантливый врач! У тебя руки золотые, Глеб! Дело в том, что тебя предал человек, которому ты доверял.
- Всё-то ты понимаешь, - прошептал Глеб, ощущая, как разливается тепло в глубине сердца. Зойка была своей, близкой, родной душой. И это было так прекрасно и… так горько, что к глазам подступили слёзы. – Знаешь, мне кажется, было бы легче, если бы Севка на самом деле умер. Мне бы это было проще пережить.
- Конечно, - кивнула Зоя, - фактически он для тебя умер. Того Севы Ярцева, что был когда-то твоим другом, больше нет. А расставаться со своими иллюзиями не чуть не легче, чем с живыми людьми.

Они дошли до конца самой длинной улицы дачного посёлка, где была остановка пригородного автобуса, и повернули обратно.
- А по поводу работы, - продолжала Зоя изо всех сил стараясь вселить в своего спутника уверенность в завтрашнем дне, - ты не переживай. Ты же крутой кардиохирург, Склифосовский! Ваш мир не особенно широк: несколько клиник в медицинских вузах можно по пальцам одной руки перечесть, да ещё есть частные центры и отделения в некоторых многопрофильных больницах. Позвони своим знакомым, попроси помощи с устройством на работу. Кто был твоим научным руководителем после папы?
- Профессор Звонцов, - ответил Глеб.
- А ещё кого ты знаешь из наших светил?
- Гринцевича Григория Константиновича.
- Дядю Гришу? - воодушевилась Зойка. - Я ж его с детства знаю! Это старый папин дуг и сокурсник. Позвони им, Глеб. Они тебе не откажут в помощи.
- Нет, Зой, никому я звонить не буду, - упрямо мотнул головой Глеб. – Не умею я просить помощи, не приучен. Я сам справлюсь.
- Помню, ещё папа говорил, что в вашей среде с улицы никого не берут. Не думаю, что времена изменились. Да и твой бывший товарищ, потративший столько сил, чтобы убрать тебя с дороги, наверняка постарается через своего отца-чиновника помешать тебе. Зачем ему конкурент в одном с ним городе?
- Ты права, - вынужден был согласиться Глеб. – Мадам Вишневская и семейство Ярцевых костьми лягут, чтобы не дать мне жить спокойно. Я теперь вроде как заразный, опасный для окружающих. А я не хочу навлекать неприятности ни на кого. Поэтому и просить никого не буду. Я устроюсь хирургом в какую-нибудь районную поликлинику. Там всегда вакансии есть. Если повезёт, то найду подработку дежурантом в приёмном покое в крупной многопрофильной больнице, где есть кардиохирургия. А если денег не будет хватать, пойду на «скорую». Там у них проще подзаработать.
- Ты с ума сошёл, Склифосовский? – Зоя уставилась на него непонимающим взглядом. – Какая поликлиника? Чем ты там заниматься будешь? Бумажки писать и нарывы вскрывать? Ты же кардиохирург, Глеб!
- Буду нарывы вскрывать, не впервой. А просить ни у кого ничего не буду.

«Вот упрямый!» - сокрушённо подумала про себя Зойка, заметив, как её спутник сжал губы и нахмурился. Теперь его никакими силами переубедить не удастся. Что же делать? Но от этих размышлений её оторвал сын. Малыш проснулся и захлопал круглыми голубыми глазёнками, такими же выразительными, как у мамы. Она тут же заулыбалась, переключившись на ребёнка.
- А у нас первые зубки прорезались, - с гордостью сообщила она Глебу. – Две ночи мучились, температурили, спать никому не давали, но зато мы теперь кусаемся!
- Да ты что? – Глеб, улыбаясь, вытащил из коляски Алёшку, подержал в вытянутых руках и подкинул над головой. Тот радостно засмеялся, демонстрируя два маленьких белых молочных зубика. – Кто у нас такой зубастый теперь?

Он прижал к себе малыша с нежностью, ощущая в душе странную гордость, будто в появлении зубов у Алёшки была и его заслуга.
Теперь Зоя катила коляску, а Глеб нёс ребёнка на руках, с удивительной ясностью понимая, что нет для него никого дороже этого малыша и его мамы, самой красивой женщины на свете. Ради их счастья и благополучия он был готов пожертвовать всем, даже любимой работой. А подлость и предательство он переживёт! Ведь не зря говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее. А чтобы его, Глеба Астахова, уничтожить, не было сил ни у Севки Ярцева, ни даже у мадам Вишневской. А вот у него силы были, теперь он точно знал. И силы эти он черпал из радостной улыбки ребёнка с трогательно торчащими маленькими зубками, из небесной лазури, что плескалась в удивительных, необыкновенных глазах Зои, из добрых рук тёти Кати, творящих своё кулинарное волшебство на кухне маленького деревянного дома в самом конце улицы.

 http://proza.ru/2020/10/03/324