ПОД

               ПОД МАСКОЙ СКАНДАЛИСТА-ХУЛИГАНА
                Мне осталась одна забава:
                Пальцы в рот - и веселый свист.
                Прокатилась дурная слава,
                Что похабник я и скандалист.
                Сергей ЕСЕНИН
   
       Дурная  репутация никогда никому не шла на пользу –  ни отдельному  человеку, ни  группе людей, ни стране, ни народу.  Она не может  долго   доминировать в межличностных отношениях    во благо личности и коллектива   и не может быть долго  одним из  верных  средств самозащиты. Дурная слава о  Сергее Есенине как о типичном алкоголике, безыдейном  хулигане и скандалисте не раз   спасала Есенина-поэта от уголовного преследования и политических репрессий  большевиков. Надо не забывать, что за год до его убийства чекистами в одной из  ленинградских явочных квартир, на него в Москве  было заведено 17 уголовных  дел.
           …С милицией я ладить не в сноровке. 
             За каждый мой пивной скандал
             Они  меня держали в тигулёвке». й мой пивной скандал

      Но всякий раз  после каждого  своего ареста у скандального поэта  находились  «влиятельные друзья» (в основном поэты-чекисты), которые освобождали его, а  заведённое на него дело закрывали, составленные протоколы в отделении милиции  рвали. Однако, такой  явно показной и нездоровый образ жизни не мог долго оставаться спасительной маской  от маршалов  идеологических битв в большевистской России. Роль беспутного гуляки и крестьянского поэта-попутчика после смерти Ленина  безнадежно устарела – крестьянские и пролетарские поэты  стали не нужны партийной элите (многие  были репрессированы как «контра»), настало время  «бойцов идеологического фронта», советских поэтов, певцов  социалистического строительства. Сергею Есенину предстояло   перестать  «задрав штаны бежать за комсомолом», делать вид, что он «душою чист, что он душой с коммуной и сам он – коммунист», предстояло сбросить маску «безыдейного хулигана» и  окончательно и бесповоротно выбрать роль идейного   «беспартийного  коммуниста», настоящего  советского поэта. Дурная слава и  репутация  похабника-скандалиста  стала всем надоедать, в том числе и самому поэту. Но и новая роль  «красного  поэта» и  должность главного редактора  литературного  журнала для советского  крестьянства, которую предложил  ему в личной беседе Лев Троцкий, явно  не устраивала Сергея Есенина. Ничего, кроме преждевременной литературной смерти  эта  новая ипостась ему не сулила.
      Поэт понимал, что все то, что он написал в последние два года под влиянием своих влиятельных друзей-чекистов и большевиков и  Гали Бениславской («Серёжа напиши поэму  о  Ленине и тебя никто не тронет») – всё оказалось  слабым, натужным, неубедительным и никому ненужным.  Вся  его «советская  гражданская  лирика» за 1924-25 гг.,  стихи о Ленине, о Руси  советской, о советской деревне, о комсомоле,  не сделала его в глазах  видных  советских вождей своего  человека, преданного  делу партии и пролетарской  революции. Наоборот, человек с двойным дном, потенциальный  «замаскированный враг». Тем более была уже написана и хорошо известна «тем, кому надо»  незавершённая  поэма  «Страна негодяев».  И в ней он выступил далеко не как идейный попутчик и сочувствующий советской власти, а    как  сугубо «кулацкий поэт».
      Нежный мальчик «чувствующий тонко, голубей целующий в уста»  стал живым свидетелем русской красной Смуты, «красного террора» и ленинской сатанинской продразверстки, породивший  в стране  небывалый голод и людоедство. Весь просвещённый мир, предусмотрительно и в целях личной безопасности обозванный Есениным «Железным Миргородом», был  в те годы поражён не масштабами голода в Поволжье и даже не массовым людоедством, а внутренней политикой большевиков, их сатанинским механизмом управления людьми через насилие и голод на основе условных рефлексов академика-физиолога  Ивана Павлова. ТОТАЛЬНАЯ ПРОДРАЗВЁРСТКА, ИЗЪЯТИЕ БЕЗ ОСТАТКА  ВСЕХ «ИЗЛИШКОВ» ХЛЕБА И СЕМЕННОГО ЗЕРНА У КРЕСТЬЯН  – САМОЕ  ГЕНИАЛЬНОЕ И ЭФФЕКТИВНОЕ ОРУЖИЕ  БОЛЬШЕВИКОВ ПО  ТОТАЛЬНОМУ ЗАКАБАЛЕНИЮ СОБСТВЕННОГО НАРОДА.  Именно тогда Русь советская  предстала перед  всем миром с имиджем страны,  не способной  на любые гуманные действия и филантропию.  Отнять у крестьян-хлеборобов  хлеб, а потом за  горбушку хлеба и хвост  заставлять народ  строить социализм и погибать за социалистическое Отечество – стало основой ленинской социально-экономической политики.  (Анатолий Апостолов. Дурная слава большевизма – ПРОЗА.РУ).
    Голод не только подавляет волю человека, порождает в нём  безучастность и равнодушие ко всему,   но существенно деформирует психику человека, заставляет многих служить злу и поедать собственных детей.
     Именно эта,  по сути,  антибольшевистская  поэма,    и его  дерзкий замысел убежать из   Руси  советской  в Берлин или ещё куда-нибудь подальше в «Железный Миргород», в Гавр или Марсель, определили дальнейшую  трагическую судьбу поэта.  Увы, в общественной жизни и в большой политике от дурной славы и плохой репутации  всегда больше проблем и вреда, чем пользы и выгоды. Побег поэта из страны «объятой бурей и пожаром», из страны умирающих от голода кормильцев-хлеборобов был  без труда  раскрыт  ленинградскими чекистами и  кардинально ими пресечён. Чтобы окончательно дискредитировать  Есенина в глазах всей  «сознательной»   советской  общественности, чекисты под руководством одного из «друзей поэта» Якова Блюмкина,  ночью тайно доставили его труп из явочной  квартиры в гостиницу «Англетер» и подвесили его  на верёвочной петле как  самоубийцу, страдавшего  белой горячкой. Надо признать, что советская общественность в лице деятелей пролетарской культуры  легко поверила в этот  очередной  чекистский миф.
               
               Молчи как донская селёдка –
               Спорить ни с кем нельзя!
               Губит людей не водка,
               Губят людей «друзья»…
            
    После всего пережитого за восемь лет под игом большевизма,   любая версия  чекистов по любому факту и событию воспринималась советским людом как истина в последней инстанции. После  «красного террора», гражданской  войны, голода, людоедства и НЭПА произошёл «великий перелом» славянской души и помутнение рассудка. Верилось во всё что угодно, в то, что  скажет на красном митинге человек в кожанке, в то,  что напечатано в «Красной ниве»,  ничто  уже не удивляло и не поражало воображение, у людей  выработалось стойкое  равнодушное отношение к окружающему  миру. Равнодушие – одна из форм  крайней жестокости по отношению людей друг к другу. Оно губит страны и народы, могучие державы и империи.  Равнодушие порождает любую, самую чудовищную ложь, в которую, как правило, слепо верят равнодушные  к своему будущему люди. Именно тотальная ложь делает людей равнодушными друг к другу,  и  как бы облегчает  им успешно и радостно…    «жить по лжи». Жить по лжи в России намного легче, чем по правде и справедливости. «Не соврёшь – не проживёшь, не обманешь – пропадёшь!» Нельзя сказать, что Сергей Есенин не имел никаких психических отклонений,  и его творческая жизнь была пронизана только  высокими духовными исканиями. Чувственность  и физиология довлеет над  духом человека, особенно в минуты роковые, в голод и разруху.  В стране перманентной депрессии, где люди поголовно равнодушны к чужой смерти, не может быть  здорового  психологического климата и нормальных межличностных отношений. Тот же Сергей Есенин своим  цепким крестьянским умом   понимал это  и где надо было, неумело врал, выдумывал и  «кривлялся» (по словам Зинаиды Гиппиус), подражая  футуристам и декадентам,  там, где было выгодно – говорил неправду, приводил искажённые факты и  домысливал, откровенно врал. Явно напускным было и его демонстративное воинствующее безбожие,  и  «неверие в благодать».
 Видные русские писатели-эмигранты  строго осудили  богоборческие   стихи и поэмы поэта-«хулигана», автора  безбожной поэмы «Инония», певца Москвы кабацкой. Среди них  был Иван Бунин, Георгий Адамович, Георгий Иванов, Сергей Маковский, главный редактор  журнала «Аполлон» (1909-1917), связанный с символизмом, а позднее с акмеизмом. 
   По  их общему  мнению, Есенин  из-за своей   «богохульной лирики»   стал  одним из символов безбожной и кощунственной, по своей  сути   советской литературы. Иван Бунин, который     в статье «Инония и Китеж»,  парируя Есенину на  его   строчку   из  богохульной поэмы  – «Я обещаю вам Инонию!» – едко писал:  «Ничего ты, братец, не можешь, ибо у тебя за душой гроша ломаного нет, и поди-ка ты лучше проспись и не дыши на меня  своей мессианской самогонкой! А главное,  всё-то ты врёшь, холоп, в угоду  своему новому  хозяину» (1) 
    Это постоянное  желание  Есенина выдавать  себя за «красного хулигана» и защитника революции, натужное стремление  воспеть героев революции и Гражданской войны,  раздражало многих пролетарских писателей-ортодоксов.
   Никогда не был Есенин  квасным патриотом-монархистом, но и советским патриотом он не стал. Нет, не участвовал Есенин  с оружием в руках на фронтах первой мировой войны, не гнил в холоде и голоде в окопах, не шёл в атаку  и не задыхался от немецких газов под Сморгонью.
    Не держал Есенин в  феврале-октябре 1917 года «винтовку за Совет (крестьянских и солдатских депутатов)». Нет, не участвовал Есенин  в Гражданской войне.  Даже в  качестве  члена  армейской  агитбригады при полковом комиссаре он ни разу не был.  Нет, не страдал Есенин от голода, крайней бедности  и нищеты. Он,  как и Маяковский, был всегда  ухожен,  был  всегда «в свежевымытой сорочке» и «как денди лондонский одет» по моде   страшного для всех  1919 года.   Бывает такое, вокруг идёт война, свирепствует тотальное  насилие и «красный террор» холод, голод и тиф, а кому-то живётся весело и сытно на Руси,  кого-то  тянет на любовные переживания, на стихи о родном крае и вечных красотах русской природы.  Кто-то  из  отчаянных подростков, чтобы спасти от голодной смерти  семью, едет на вагонных крышах за  пудом муки в «Ташкент-город хлебный» (Александр Неверов), а кто-то из крестьянских поэтов совершает творческие поездки в чекистских служебных вагонах-салонах. Почти за год до своей  гибели он писал  Галине Бениславской из Батума: «Хорошо жить в   Советской России. Разъезжаю себе,    как  Чичиков, не покупаю,  а сам  продаю мёртвые души» (2)   
      В этом году исполнилось 125 лет со дня рождения поэта, но страсти вокруг  его трагической гибели не утихают. Кто-то из его читателей и почитателей его творчества винит в такой нелепой смерти  самого «беспутного поэта», его нездоровый образ жизни. А кто-то из читателей,   перенесших на себе тотальное насилие «реального коммунизма»,  – его  друзей-чекистов Блюмкина, Менжинского,  Эйдука, Эрлиха и пр.  О жизни и творчестве Сергея Есенина имеется огромная литература. О причинах его трагической (насильственной) смерти  существует множество гипотез и предположений, ибо обстоятельства его смерти изначально было чекистами строго засекречено, а  многие документы по этому делу были уничтожены, чтобы скрыть следы очередного политического преступления.   
     Надо признать, что судьба многих одарённых свыше  людей  из дворянства и простонародья, судьба  «самородков» из российской глубинки – это каждый раз повторение   общей трагической   судьбы  русского народа – всегда быть в проигрыше и признать себя в итоге побеждённым и обманутым.   Это ли не беда и не безысходная боль, когда даже при самых благоприятных обстоятельствах всегда  быть в проигрыше и великом убытке, всегда в итоге оставаться у   пустого, разбитого корыта. Николай Клюев, Пётр Орешин, Николай Рубцов,  Борис Примеров, Анатолий Парпара и прочих, которых не счесть.
     Из всех статей, посвящённых духовной  гибели  русского поэта Сергея Есенина, по моему личному мнению, является статья Зинаиды Гиппиус «Судьба Есениных». По  мнению Гиппиус, в своей  гибели  в первую очередь виноват был сам Есенин, «его обделённая культурой   и не знающая истиной свободы русская  душа». Под грубой  маской хулигана-скандалиста скрывалась  ранимая и робкая душа.  Здесь русская пьяная «удаль» Есенина  – это  удаль безволия,  и  процессу распада  она  не мешает, а часто  даже помогает.  Чтобы не разложиться духом, необходимо уметь пользоваться свободой.  Увы,  «русский человек в своё время свободе не научился и не дошёл  до её настоящего понимания. Но всё равно он не достоин, конечно, тех глубин  физического и духовного рабства, в которые сейчас Россия спущена большевиками», – утверждала  Гиппиус в своей вступительной статье к сборнику «Опыт свободы», обращённому в первую очередь к европейскому читателю (3)
     На фоне багровой тучи  русского бесчеловечного   большевизма Есенин в глазах Гиппиус – маленьких чёрный мячик, носящийся повсюду из угла в угол, туда-сюда, вверх – вниз.  На фоне голода и разрухи пьянство, похоть и разврат. Увы, физическое тело – палач собственной души.  Гиппиус ли, автору «Арифметики любви», не знать этого! Далее в статье «Судьба Есениных» она продолжает дотошно исследовать истоки  трагической гибели своего литературного «крестного сына»: «И стихи Есенина – как его жизнь: крутятся, катятся, через себя перескакивают. Две-три простые, живые строки,    а рядом последние мерзости, выжигающее душу сквернословие и богохульство, бабье, кликушество, бесполезное. Кто видел его –  находил растерянным, увядшим, главное –   растерянным. В стихах с родины, где от его дома не осталось следа, где и родных частушек даже не осталось, замененных творениями Демьяна Бедного, – он вдруг говорит об ощущении своей «ненужности». Вероятно, это было ощущение более страшное: своего... уже «несуществования».
    Что большевики тут совсем не причем –  конечно, неправда. Они, вместе с общими условиями и атмосферой, сыграли очень серьезную роль в судьбе Есенина. Не они создали «историю» Есенина. Как потенция –  она была заложена в нем самом. Большевики лишь всемерно содействовали осуществлению именно этой потенции. Помогали и помогли ей реализоваться. И возможность стала действительностью – действительной историей Есенина. Что ж? Хотя это звучит парадоксом, –  разве многие тысячи Есениных, в свою очередь, не помогали и не помогли самим большевикам превратить их возможности –  в действительность? Странная гармония. Когда я говорю «удаль» – я не хочу сказать «сила». Русская удаль есть часто и великое русское бессилие.    «Здесь»  и  еще больше, нежели «там»,   обязаны мы помнить,  чем грозит нам эта  безмерность, безволие, безответственность. Каждому из нас пора собрать себя, скрепить в тугой узел, действительно быть «самим собой». А Есенину  не нужен ни суд наш, ни превозношение его стихов. Лучше просто, молчаливо, по-человечески пожалеть его. Если же мы сумеем понять смысл его судьбы –  он не напрасно умер».(4)
Авторские примечания, источники, литература.
1. Бунин И.А. Публицистика 1918-1953 годы. М.: Наследие, 1998, с.171  Такую низкую оценку  всего творчества Сергея Есенина  трудно объяснить  одним из   проявлений  махрового антисоветизма Ивана Бунина  и его полным отрицанием вообще всей советской поэзии. Из всех советских поэтов середины ХХ века   Бунин  выше  всех ставил поэзию Александра Твардовского, весьма  восторженно отозвался он  о   поэме «Василий Тёркин».
2.Сергей Есенин. Собрание сочинений. Том пятый. Автобиографии, статьи, письма. ГИХЛ, М.:1962, с.196, с.83-84.  Там же. С.213 .
3. Анатолий Апостолов. Зинаида Гиппиус – тонкая душа.  //  Журнал московских писателей «Московский  вестник», 2020, №2.
4.  Гиппиус З.Н. О судьбе Есениных.  Париж, Новости 1926,  No 1772. С. 2-3. Здесь Зинаида Гиппиус,  не поддерживает    отрицательную характеристику  творчества Есенина со стороны  Ивана Бунина, но довольно обоснованно полемизирует с Михаилом Осоргиным, который опубликовал  в «Последних известиях» от  31 декабря  1925 свою статью на смерть  Есенина «Отговорила роща золотая…». Начало статьи основано на опубликованной в той же газете 6 июля 1922 г. статье Гиппиус «Лундберг, Антонин, Есенин». А  посему Зинаида Гиппиус духовную гибель  последнего поэта русской деревни рассматривает в развитии  и в свете социально-политических событий в Советской России. Сама жизнь и творчество  Сергея Есенина для Гиппиус была  лишь одним из осколков огромного разбитого  зеркала, отражающим настоящую, внутреннюю,  по сути,  авторитарно-мещанскую, повседневную, культурную    жизнь большевистской России.  Она раньше других, в том числе и раньше многих советских литературных критиков того времени А.Воронского и В.Киршона, почувствовала  в стремлении Сергея Есенина  выдать себя за одного из защитников   певцов революции, она первой уловила в  нем, поэте и человеке,  фальшивые, лживые нотки, желание примазаться к героям-победителям, к большевикам. Подробней см. Анатолий Апостолов. Гиппиус и Есенин: дама с лорнетом и «красная  шпана»  –ПРОЗА.РУ

03.10.2020