Безносый ужас. Три смысловых пласта повести Нос

Владимир Сабиров

Повесть Н.В. Гоголя «Нос» принадлежит к тому кругу художественных текстов, для которых характерна многослойная структура смысловых значений. Каждое из них необходимо держать в уме. Только тогда мы постигнем подлинную глубину и значительность исследуемого произведения.

В качестве предварительных замечаний приведу ряд деталей из биографии писателя, которые, как мне кажется, дают веские основания трактовать повесть именно в том ключе, в каком она здесь представлена. Отмечу, что «Нос» был написан в 1836 году, на следующий год после «Невского проспекта». Обе повести написаны по «свежим следам»:          Н.В. Гоголь прибыл в Петербург в 1829 году и естественно изучал этот город как провинциал, прибывший в столицу великой империи. Автору «Носа» в момент ее опубликования было всего 25 лет, он был еще совсем молодым человеком, жаждущим не только творчества и славы, но и, надо полагать, жизненных удовольствий и счастья. Повесть «Невский проспект», в которой, думается, имеется автобиографическая основа, в какой-то мере позволяет делать такие предположения.
В повести «Нос» я выделяю три смысловых пласта: социальный, эротический (фаллический) и религиозно-философский. У самого писателя  можно обнаружить в тексте мысль о многозначности и многослойности его произведения. Подводя в шутливой форме итог своего повествования о приключении с маиором Ковалевым, Гоголь пишет:        «… как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно…нет, нет совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…
А однако же при всем том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое,  и третье…»
Молодого провинциала, приехавшего в Петербург, не могло не поразить обилие чиновников и та  огромная роль, которую они играли в жизни не только государства, но и простых граждан. Внимательному взору умного и наблюдательного человека открывалось, что при всей  значительности роли чиновника в жизни государства и его граждан сами они были в своем большинстве незначительными персонами. Сатирический талант писателя едва ли мог обойти эту благодатную тему. Художественное осмысление феномена чиновничества, осмеяние и критика безликого бюрократического чина были неизбежны. Так появился на свет «Нос».

Чиновничество – это способ обезличенного существования. Лицо чиновника, его личность не имеет душевной и духовной глубины и вся умещается в теле и без тела не существует. После смерти чиновника не остается ни ценностей, ни памяти. Чиновник – это тело, занимающее определенное пространство – должностное кресло. Последнее является продолжением тела и его смыслом. Телесная смерть чиновника освобождает его кресло и дает смысл жизни следующему чиновнику и так без конца.
Существование чиновника драматично. Оно есть необходимость решения антиномии: выделиться или не выделиться, обратить на себя внимание или, напротив, остаться незамеченным в какой-то конкретный момент его служебной деятельности. Чтобы правильно решать эту антиномию, нужно держать нос по ветру, т. е. нужно обладать тонким чиновничьим чутьем, нюхом, чувствующем все подспудные движения бюрократической машины, запахи властных отношений и конъюнктуры. Естественно, что потеря носа символизирует утрату этого чиновничьего чутья   и равносильна жизненной катастрофе. Без нюха никакая карьера невозможно. Более того, оказаться без носа – это значит выделиться на общем фоне в неблагоприятном свете и, следовательно, поставить под серьезную угрозу пребывание на прежнем месте. Потеря места для чиновника чревата моральной и физической смертью. Таким образом, нос (эта, казалось бы не очень значительная часть человеческого лица) приобретает в жизни чиновника огромное значение, а его потеря для чиновника равносильна утрате жизненных удовольствий, сопряженных с должностью и утрате самой жизни.
Так мы подходим к следующим смысловым пластам повести «Нос».

Предположение о том, что в повести Н.В. Гоголя речь идет вовсе не о носе, а о другой еще более важной детали человеческого, точнее мужского организма не ново. Мое мнение на этот счет такого: если мы хотим постичь всю полноту смыслового содержания повести, то необходимо удержать в уме как идею «носа», так и идею «фаллоса», которая, действительно, вложена в структуру произведения великого писателя.
Прежде, чем привести выдержки из текса повести, позволяющие делать такие предположения, выскажу догадку о том, что замысел такого рода, мог возникнуть в голове писателя под влиянием рисунков, известного характера, принадлежащих карандашу А.О. Орловского, русско-польского художника, жившего в России с 1802 года до самой смерти, наступившей в 1833 году ( см. Эротика в русской литературе. От Баркова до наших дней. Тексты и комментарии. – Литературное образование. Специальный выпуск. М., 1992). Возможно, что Гоголь задумывал свою повесть как своеобразную юмористическую головоломку двусмысленного (в моральном значении этого слова) содержания. Ведь Н.В. Гоголь был все-таки великим и смелым сатириком, наделенным большим чувством юмора. Впрочем, объективный результат получился значительнее предполагаемого замысла: повесть читается как трагикомическая фантасмагория, обнажающая тайну человеческого бытия.
Какие можно привести подтверждения в пользу скрытого в повести фаллического смысла? Их  достаточно много, чтобы не обратить на них внимания. Аллюзии соответствующего содержания встречаются чуть ли не на каждой странице.
Приведу несколько выдержек из текста.
«Сухарь поджаристый! Знай умеет только бритвой возить по ремню, — ругается жена цирюльника Ивана Яковлевича, обнаружившего в утреннем хлебе нос коллежского асессора Ковалева, — а долга своего скоро совсем не в состоянии будет исполнять, потаскушка, негодяй! … Ах ты пачкун, бревно глупое! Вон его! вон! неси куда хочешь! чтобы я духу его не слыхала!  » (Здесь и далее подчеркнуто мною- В. С. ).
« Послушай, голубушка, — говорил он обыкновенно, встретивши на улице бабу, продававшую манишки: «ты приходи ко мне на дом; квартира моя в Садовой; спроси только: здесь ли живет маиор Ковалев- тебе всякий покажет». Если же встречал какую-нибудь смазливенькую, то давал ей сверх того секретное приказание…» По этому отрывку можно заключить, что майор Ковалев, как и всякий неженатый мужчина в расцвете сил, питал повышенный интерес к женщинам, к тому же был неразборчив в выборе сексуальных партнерш.
«Маиор Ковалев был не прочь и жениться; но только в том случае , когда за невестою случится двести тысяч капиталу. И потому читатель теперь может судить сам: каково было положение этого маиора, когда он увидел вместо довольно не дурного и умеренного носа, преглупое, ровное и гладкое место».
«Нос спрятал совершенно лицо свое в большой стоячий воротник и с выражением величайшей набожности молился». Представить себе лицо носа, да и вообще персонифицированную фигуру из этой детали человеческой головы совершенно невозможно даже при самом богатом воображении. А вот наделить личностными чертами и обозначить хотя бы пунктирно детали лица в фаллической плоти вполне по силам каждому, у кого есть элементарные зачатки фантазии и воображения. К этому следует добавить, что нос, исчезнув с лица маиора Ковалева, оставил за собой совершенно гладкое место. В таком случае лицо очень напоминает фаллос, не потому ли несчастный майор Ковалев стыдливо прикрывает это место. Немаловажная деталь: нос фигурирует в чине статского советника, и коллежский асессор вынужден обращаться с ним подобающим образом, т. е. со страхом и почтением. Это, кстати, точно передает психологию мужчины, судьба которого в известных обстоятельствах всецело зависит от «своеволия» его интимного двойника. Только тому, что не подвластно уму и воле человека и в тоже время служит источником его удовольствий и счастья, можно относится с чувством религиозного пиетета. Так что не случайно «нос» оказался в храме. В этом эпизоде неизбежно возникает аллюзия с фаллическими культами. Фаллосу поклонялись и поклоняются во многих религиях мира. Набожность и молитва, таким образом, легче ассоциируется с фаллосом, нежели с носом.
Частный пристав, к которому явился несчастный маиор Ковалев, рассуждает в том духе, что «у порядочного человека не оторвут носа и что много есть на свете всяких майоров, которые не имеют даже исподнего в приличном состоянии и таскаются по всяким непристойным местам. »
« И после того (возвращения носа на свое место) маиора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам…»

И, наконец, уместно напомнить, что коллежского асессора Ковалева (коваль-кузнец, символ мужской силы и повышенной витальности) звали Платоном. Независимо от того, сознательно или произвольно Н. В. Гоголь назвал своего героя именем античного мыслителя, но  в  нашем сознании  неизбежно  возникает ассоциация с  автором  не только «Государства», но  и  диалогов  «Пир»  и  «Федр», посвященных  проблеме Эроса. Можно  вспомнить, что в  «Пире» философы  дискутируют  вопрос о  том, смертен  или  бессмертен  бог Эрот. Окончательный  вывод, сформулированный  Сократом, таков: Эрот, единственный  из  богов, и  смертен, и  бессмертен. Он  умирает, но  затем  заново  возрождается. Следовательно, здесь  мы находим  намек  на  то, что  как  физические  желания, так  и  любовные  чувства  могут  угасать, но они  со  временем  способны  вновь возродиться. Образ  умирающего и  воскресающего  бога очень  важен  для  понимания  главной  идеи  рассматриваемой повести.
Повесть, прочитанная  под  новым  углом  зрения, приобретает  совершенно  новый  колорит.
Можно  представить ужас  гоголевского  персонажа, мечтавшего  приобрести  капитал  выгодной  женитьбой  и  вообще  ловеласа  и  сладострастника, потерявшего  если  не  сам  детородный  орган, то  хотя бы  его  функции. Проблема пола, точнее  бездеятельного (безжизненного) пола,  является  иновыражением проблемы смерти. Смерти  не  только  физической, но  и  личностной и  социальной. Утрата  так  называемого  «носа» сталкивает  маиора  Ковалева  со  смертью, которая — то и  сводит  его  с  ума, принуждает  совершать  судорожные поступки.  Паника, которая  охватила  маиора  Ковалева, есть  состояние умирающего, цепляющегося  за  все, что  может  вытащить  его  из   этого  состояния.

Тут  мы  подошли  к  третьему  смысловому  пласту  повести  Н.В.Гоголя «Нос».
«Он  поспешил в  собор, пробрался  сквозь  ряд  нищих  старух  с завязанными  лицами  и  двумя  отверстиями  для глаз, над которыми  он прежде  так  смеялся, и  вошел  в  церковь».
Образ  старух  с  завязанными  лицами  очень  важен, ибо  содержит  в  себе  двойной  смысл.  Во-первых, в  буквальном  прочтении  речь  идет  о  женщинах  с  провалившимися   носами, т.е.  пораженными  известной  венерической  болезнью.  Здесь  мы   вновь  получаем  намек  на  сексуально-эротический  компонент  смыслового  содержания  повести, который  открывает  вход  в семантический  мир третьего  уровня:
Жизнь пола, стихийная  и  беспорядочная, чревата  смертельно  опасной  и  позорной  болезнью (физическая, моральная, а  значит  и  социальная  смерть для чиновника  здесь  одинаково страшны). Во-вторых, безносая  старуха  есть  символ  смерти, один  из  эпитетов  смерти — «безносая».
Современный  философ  Л. Карасев  считает, что  в повести           Н.В. Гоголя  закодирован  фундаментальный  онтологический  вопрос, характерный  не только  для этого  писателя, но  и  для  всей  русской  культуры  и  составляющий  бессознательную  архетипическую    структуру    русского  национального  менталитета. « С онтологической точки зрения «Нос» выглядит так: на поверхности текста – фантасмагория деталей и событий, а в глубине —  тайная (и прежде всего для самого Гоголя) работа ума, ищущего способа уберечь тело от смерти» /Карасев Л. Гоголь и онтологический вопрос. – Вопросы философии, 1993 №8, с. 87/.
Действительно, для русского менталитета характерно бессознательное стремление избежать не только смерти, но и тления. Телесная смерть, образ праха, поедаемого червями, сводили с ума  Л. Толстого, Л. Андреева и других деятелей русской культуры, что свидетельствует об архетипической природе этих переживаний. Н.В. Гоголь  также  являлся носителем  данного  умонастроения. В  своем  завещании  писатель  требовал: «Завещаю  тела  моего  не  погребать  до  тех  пор, пока  не  покажутся  явные  признаки  разложения.… Предать же  тело  мое  земле, не  разбирая  места, где  лежать  ему, ничего  не  связывать  с  оставшимся  прахом; стыдно  тому, кто  привлечется  каким-нибудь вниманием к  гниющей  персти, которая  уже  не  моя; он  поклонится  червям, ее  грызущим  ( в  этих  словах  застыл, закодирован  немой  ужас  от  сознания  тленности  тела, который прикрыт  внешне  спокойными  распоряжениями  писателя – В.С.);  прошу лучше  помолиться  покрепче  о душе  моей,  а  вместо   всяких   погребальных  почестей угостить  от  меня  простым  обедом  нескольких не  имущих  насущного хлеба  (Гоголь Н.В.  Духовная  проза. М., 1992, с.39-40).  Далее  писатель  завещает  не  ставить  ему  никакого  памятника  и  делает  прочие  наставления,  которые  можно  истолковать  не  только  как  свидетельство  его личной   скромности, но  и  как  сознание  их  абсолютной  бессмысленности  с  точки  зрения  посмертной  участи  тела.
Можно  согласиться  с  Л. Карасевым  в  том, что  идея  убегания  плоти  от тлена  в   бессознательной  форме  присутствует  и  в  других  произведениях Н.В. Гоголя. Однако  было  бы  нецелесообразно  и  нелепо  все  смысловое  содержание  повести  «Нос»  сводить  к  этой  идее, к  тому  же  не  осознаваемой  автором, т.е. Н. В. Гоголем. Не  в   сомнамбулическом  же  сне  он  писал  «Нос».  Нет  сомнения, что  писатель  ясно  и  отчетливо  для  себя  формулировал  тему  и  имел  какие-то  замыслы, которые  воплощал  и  воплотил  в  тексте.
« Он бросился к нему в ноги и молил кончить портрет, говоря, что от сего зависит его судьба и существование в мире, что уже он тронул своею кистью его живые черты, что если он передаст их верно, жизнь его сверхъестественною силою удержится в портрете, что он чрез то не умрет совершенно, что ему нужно присутствовать в мире». Так Гоголь устами ростовщика из «Портрета» выражает желание испытать возможность продления земного существования хотя бы и в форме художественной копии с оригинала, обреченного на смерть. Н.В. Гоголь в «Петербургских повестях» проводит как бы мысленные эксперименты параллельного или посмертного существования своих персонажей. Он сознательно наполняет свои произведения двойниками.
Действительно, многие персонажи писателя раздваиваются и каждый из этих дубликатов ведет некоторое время самостоятельную жизнь. Удвоение героев происходит различным образом. Так, молодой художник Пискарев из «Невского проспекта» проживает другой вариант собственной жизни во сне и наркотических галлюцинациях. А Акакий Акакиевич после смерти еще будоражит город в образе живого мертвеца. «Нос» тоже есть двойник маиора Ковалева. Остается только определить, какую идею или человеческое качество он персонифицирует. Мне кажется, что ключ к разрешению данного вопроса можно отыскать у Ф. М. Достоевского в «Братьях Карамазовых», в сцене Ивана с чертом, т. е. со своим двойником.
«Друг мой, — заметил сентенциозно гость, — с носом все же лучше отойти, чем иногда совсем без носа, как недавно еще изрек совсем болящий маркиз (должно быть, специалист лечил) на исповеди своему духовному отцу иезуиту. Я присутствовал — просто прелесть. «Возвратите мне, говорит, мой нос!» И бьет себя в грудь. «Сын мой, — виляет патер, — по неисповедимым судьбам провидения все восполняется и видимая беда влечет  иногда за собой чрезвычайную, хотя и невидимую выгоду. Если строгая судьба лишила вас носа, то выгода ваша в том, что уже никто во всю жизнь не осмелится вам сказать, что вы остались с носом». –«Отец святой, это не утешение! – восклицает отчаянный, —  я был бы, напротив, в восторге всю жизнь каждый день оставаться с носом, только бы он был у меня на надлежащем месте!» – «Сын мой, — вздыхает патер, — всех благ нельзя требовать разом, и это ропот на провидение, которое даже и тут не забыло вас; ибо если вы вопиете, как возопили сейчас, что с радостью готовы всю жизнь оставаться с носом, то и тут уже косвенно исполняется желание ваше: ибо потеряв нос, вы тем самым все же как бы и остались с носом…»
Далее, черт, рассказавший эту историю с носом маркиза и о схоластических ухищрениях католического священника,  воспроизводит эпизод грехопадения другого патера, поддавшегося прелестям блудливой девицы.
Словами черта Ф.М. Достоевский рисует картину отпадения человека от Бога, его отказа от идеи Бога, купленных за мгновения плотского, безбожного любовного экстаза. «Люди совокупятся, чтобы взять от жизни все, что она может дать, но непременно для счастья и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской (читай дьявольской – В.С.), титанической гордости, и явится человек–бог. Ежечасно побеждая уже без границ природу, волею своею и наукой, человек тем самым ежечасно будет ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных. Всякий узнает, что он смертен весь, без воскресения, и примет смерть гордо и спокойно, как Бог. Он из гордости поймет, что ему нечего роптать за то, что жизнь есть мгновение, и возлюбит брата своего уже без всякой мзды. Любовь будет удовлетворять лишь мгновению жизни, но одно лишь сознание ее мгновенности усилит огонь ее настолько, насколько прежде расплывалась она в упованиях на любовь загробную и бесконечную…»
Таким образом, отделившийся «нос» — это есть персонифицированная похоть. Похоть здесь нужно толковать в широком смысле. Имеется ввиду не только плотская похоть. Властолюбие, например, тоже представляет собой разжигание страстей, имеющих, кстати, сексуальную подоплеку. Похоть есть симптом предельного растления души и духа «развращенность есть двойничество и глубокомысленный символ такого двойничества нередко встречающееся и на Западе и на Востоке изображение Сатаны со вторым лицом, на месте срамных частей…». (Флоренский П.А. Столп и утверждение истины.т.1., ч.1. м., 1990, с.182).
Вочеловечивание «носа» есть не что иное как откровение бездны ада. Майор Ковалев потому и ужасается, что он сталкивается с сатанинской бездной Ничто.

Теперь попытаемся собрать все три смысловых пласта повести воедино в одной идее, на мой взгляд, главной в этом произведении Н.В. Гоголя. Но прежде, отмечу факт чудесного (магически чудесного ) воцарения носа на свое привычное место через две недели самостоятельного существования.
Итак, главная идея повести такова: чиновничество бессмертно. Оно бессмертно в этой земной жизни. Всякие попытки посрамить, поколебать его устои или уничтожить чиновничество, государственную бюрократию (в особенности в России) будут иметь лишь кратковременный успех. Рано или поздно оно с неизбежностью и чудесным образом возрождается, восстанавливая свое тело и функции, чиновничество, подобно богу Эроту, умирает, но затем вновь воскресает. Как фаллос, оно может в мгновение ока пасть и умалиться, но через какое–то время снова восстает, торжествующе властвует, вселяет страх и чувство покорности в сердца рядовых граждан. После каждой временной и насильственной смерти чиновничество увеличивается количественно, его жажда наслаждений возрастает в геометрической прогрессии. В то же время качественный состав чиновничества ухудшается. Образно говоря, тело его становится все более массивным, а душа и ум – все более измельчаются, т.е. чиновников, преданных государственной идее или художников в бюрократическом хороводе, наподобие Акакия Акакиевича, становится все меньше и меньше. Чиновничество живет, но вырождается, а следовательно вырождается и народ, которым оно управляет.