Социальная энтропия Ч. 1, Гл. 1

    Социальная энтропия или почему нет в жизни счастья
    Практическое пособие по жизненной философии
    А также соображения доморощенного философа обо всем понемногу.




Поколению строителей коммунизма, и наивным оптимистам перестройки посвящается.


               Предисловие  к печатному изданию 2001 года
               (наивно-самоуверенное)
     Его искали многие, некоторые всю жизнь, а он был рядом, под ногами. Но сверкающие грани его были измазаны грязью и навозом, и он казался обычным камнем. Если же случайно какая-либо из граней обнажалась, и солнечные лучи вспыхивали на ней радужным фейерверком, его все равно не замечали среди блесток битого стекла, которого под ногами было множество.
     Я узнал его, поднял и вытер грязь. Но те, кто видел, где я нашел его, не признали находки, сказали: «Это всего лишь битое стекло, алмазы не валяются на дороге». Сейчас я владею ценнейшим и единственным на свете алмазом, но я не ювелир, который смог бы огранить его и показать во всей блистательной красе, я простой старатель, которому очень повезло и которому пока не верят.
     Хватит ли сил, способностей и самой жизни, чтобы убедить?

            Предисловие к настоящей публикации по главам.
      Перечитывая, почувствовал, как быстро уходит время.  С момента последней правки  так много изменилось, что первая часть «Принципы социальной энтропии»  с ее «жизненными» примерами покажется сильно устаревшей. Приведенные примеры   первой части будут понятны только читателям, рожденным не позднее 1965 года, тем, которые помнят социализм, его крушение, и кто на собственном опыте, уже вполне осознано, прочувствовал  «перестройку» и «лихие девяностые».
Уже давно канули в лету пионеры, комсомольцы и ударники коммунистического труда, уже многие наверняка забыли вкладчиков МММ Марину Сергеевну и Леню Голубкова, (кроме тех, кто сам погорел на этой всероссийской афере), впрочем, ладно, можно, конечно, ввести новые имена героев, но суть от этого не изменится, люди остались такими же и энтропия никуда не делась.
Кроме того, за последние годы познакомился с несколькими неофициальными философскими идеями, которые тоже претендуют на глобальность, так что моя не единственная, а одна из. Пусть будет так.

                Часть I Принципы социальной энтропии


                Гл.1. Почему не так, как хочется.
      С того момента, как человечество отказалось от прямого потребительства природы, когда от охоты перешло к скотоводству, а от собирательства к земледелию, или, выражаясь строго научно, от потребляющего хозяйства перешло к хозяйству производящему, оно уже могло устроить для себя рай. Люди уже могли накормить, одеть и обогреть себя в жилищах. Каждая эпоха обладала более чем достаточными средства¬ми, чтобы обеспечить людей всем необходимым. Правда, потребности со временем изменялись, возрастали, но и средства производства возрастали в еще большей степени, т.е. возрастающие потребности могли быть с лихвой удовлетворены выросшими и усовершенствованными средствами производства. Так, каждый человек древнего мира мог обеспечить себя пищей, жилищем и конем с повозкой для выездов, каждый современный человек тоже может быть обеспечен квартирой, пищей, видеомагнитофоном, автомобилем и прочими благами цивилизации, но, как и сейчас далеко не каждый обеспечен всем желаемым, как и ранее очень немногие обладали всем, большинство же прозябало в нищете. Почему так? Почему вместо того, чтобы работать на собственное благо, человечество вело самоистребительные войны? Почему вместо изобилия создавало нищету? Почему не оправдало своего видового названия - хомо сапиенс, что означает - человек разумный?
Почему? Почему? Почему?
   
    Эти вопросы возникли вместе с самим человеком, он понимал, что все могут жить счастливо, но не понимал, почему этого не происходит. Каждый человек в отдельности стремится к счастью, но в сумме получается совсем не то. Почему же получается совсем не так, как он хочет?
Вначале ограничения "табу" и обряды, потом религия и философия, затем социология пытались дать ответы на  эти вопросы и научить людей жить для общего блага и счастья, но добились немногого. Последняя попытка построения всеобщего счастья также не увенчалась успехом, несмотря на ее, казалось бы, научность. И опять встает изначальный вопрос, почему так получилось?
А может быть, так и должно было получиться? Может быть, это естественная закономерность? Может ответ надо искать совсем не там, где ищем?
Попробуем исходить из того, что все наши несчастья вполне закономерны. И попытаемся найти ответ на такой вопрос: а почему они закономерны?
Нова ли такая постановка вопроса? Увы, не совсем. Хотя прямо в лоб его никто не решился поставить, слишком уж велика инерция предубеждения, что человек разумный поступает преимущественно разумно, а неразумные его действия случайны, редки и связаны с исключительными обстоятельствами. И, тем не менее, сомнение в разумности человека разумного было высказано. И приоритет здесь принадлежит американцам, видимо потому, что они менее всех наций были заражены романтическим идеализмом и не слишком-то верили в свое божественное происхождение и предназначение.

    Первым в открытую о своем сомнении заявил американский инженер-изобретатель Мэрфи. А дело было так. Мэрфи создал очень важный контрольно-измерительный прибор для авиации. Изготовленный своими силами прибор он отправил для испытаний на одну из  авиабаз ВВС США. Первые испытания прибора с треском провалились, о чем испытатели с удовольствием сообщили изобретателю. Мэрфи был обескуражен, поскольку не сомневался в правильности прибора. Он лично приезжает на авиабазу и обнаруживает, что прибор, несмотря на сопроводительные инструкции, был подключен неверно. Правильно подключенный прибор зарекомендовал себя прекрасно, как и предполагал изобретатель. Это навело его на мысль проанализировать случаи неудач, аварий и поломок в технических и радиоэлектронных устройствах. Анализ дал поразительный результат, более половины аварий и поломок были связаны с нарушением инструкций, несмотря на то, что все исполнители с инструкциями были ознакомлены, хотя и нарушали их без злого умысла, просто так получалось само-собой. Это дало Mэрфи основание сформулировать такое правило: “Если в случае соединения, монтажа или компоновки какие-либо детали или узлы могут быть соединены неверно, примерно в половине случаев они и будут соединены неверно”
Здесь, правда, чтобы не грешить против истины, надо оговориться, что это относится к единичным операциям, а не к серийным сборкам; при отлаженных потоках, где часто повторяются однообразные операции, число неверных соединение резко сокращается, хотя и не устраняется полностью.
Правило Мэрфи немедленно стало использоваться практически, а принцип использования получил название «защита от дураков». С развитием электроники учет «защиты от дураков» стал обязательным, дело в том, что неправильное соединение или неверная последовательность команд в ЭВМ могли вывести из строя дорого¬стоящую аппаратуру, это надо было учесть изначально. «Защита от дураков» стала столь же обязательной и необходимой, как и расчеты допустимых температур и напряжений.
У нас в эпоху развитого социализма «защита» официального признания не получила, видимо, никто не решался строителя светлого будущего даже заподозрить в дурости. Дураки, таким образом, отменялись, но «защита» от них, тем не менее, использовалась, и, прежде всего, конечно, в военной технике. И не только в военной, те из домашних умельцев, которые рискнули сами отремонтировать телевизор и вскрыли контрольные пломбы, не могли не заметить, что блоки и отдельные узлы телевизора соединены такими штекерами и разъемами, что соединить их неправильно практически невозможно. Это и есть «защита от дураков». Для кого это сделано? Для домашних умельцев, чтобы они по забывчивости не перепутали, что с чем соединяется? Сомнительно. Для телемастеров из домов быта, чтобы они с похмелья не воткнули что-нибудь, куда не надо? Возможно, но тоже сомнительно, поскольку уж мастера-то должны знать и устройство, и схему назубок. Значит, остаются конвейерные сборщики, которые месяцами и годами соединяют одни и те же платы и узлы и могут это делать даже с закрытыми глазами.  Получается, что защищать-то вроде не от кого, и тем не менее...
     А использовалась ли «защита от дураков» до открытия Мэрфи своего правила? Использовалась, и очень давно. Еще в позапрошлом веке на узловых железнодорожных станциях механизм переключения стрелок блокировался таким образом, что на занятый путь направить второй состав было просто невозможно, и все это без реле и электрических переключателей, а единственно рычагами, тросами и механическими ограничителями. Так что инженеры-конструкторы стали использовать «защиту от дураков» еще до ее научного обоснования.
Впрочем, принцип Мэрфи еще задолго до Мэрфи сформулировал немецкий генерал, участник франко-прусской  войны I870 года, фон Мольтке, первый стратег активной маневренной войны. Правда, он был далек от научных обобщений, поэтому законом Мольтке не назвал. Но, с другой стороны, его вывод был намного шире узкоспециального закона Мэрфи, поскольку касался не механических операций, а самого способа человеческого мышления. Вот какой вывод сделал Мольтке: "Любой приказ, который может быть неправильно понят, и будет неправильно понят". Таким образом, в «защите от дураков» нуждаются не только механика и электроника, но и вообще вся сфера человеческой деятельности.

    Кроме Мэрфи на не слишком разумные действия человека разумного обратил внимание англичанин Паркинсон. Но вначале сделаем небольшое отступление и вспомним, что же такое разум и чем он отличается от обычной животной рефлексии.
Если вы укололись и сразу же отдернули руку - это еще не разум, больно - потому и отдернули, но если подложили соседу на стул кнопку, чтобы он сел и укололся, то это - уже разум. От простого рефлекса разум отличается тем, что позволяет его носителю, человеку разумному - хомо сапиенсу, предусматривать результат своих действий, планировать на будущее, и еще запоминать прошлое. То есть разум расширяет временной интервал мироощущения человека: человек помнит прошлое, ощущает настоящее и планирует будущее, в то время как неразумное животное ощущает только настоящий момент. Таким образом, анализ прошлого, осмысление настоящего и планирование будущего позволяют человеку меньше зависеть от случайностей внешней среды, он как бы живет из ранее рассчитанного прошлого в предусмотренное настоящее и сам планирует будущее, разум фактически исключает энтропию неопределенности и случайности. Выражаясь языком обыденным: все схвачено, за все заплачено.
   Конечно, любой критически настроенный читатель сразу возразит: «Как бы не так! Планировали-планировали, а что получи¬лось!?» Замечание вполне справедливое, можно привести массу примеров о крушении планов как государственного масштаба (хотели как лучше, а вышло как всегда), так и сугубо личного, например, как Иван Николаевич Заполошный четко рассчитал, что успеет в магазин до закрытия, если пересечет улицу напрямую, но был сбит, хотя и не смертельно, жигулями Николая Петровича Поспехина, который тоже спешил в тот же магазин и не успел прокачать тормоза, в результате оба желанного товара не приобрели и вечер провели всухую. Замечание справедливое и обоснованное, но... но это тема будущего специального рассмотрения, здесь же мы отметим простую логическую закономерность, вытекающую из самого определения разумности: если что-то вполне разумное рассчитано разумными людьми на реальное время, то это и будет осуществлено в предусмотренный срок.
    Вот тут и всплывает принцип Паркинсона, согласно которому задуманное к сроку готово не будет. Правда есть один нюанс, это относится не к одному человеку, а группе: бригаде, участку, компании. При этом простые технологические операции: погрузка, перевозка, производство товара в отлаженном технологическом цикле планируются с большей точностью, а административно-организационные имеют тенденцию растягиваться на очень долгое время. Короче, согласно Паркинсону, если вам поручили какое-то дело сроком на день, а вы, начав работу, поняли, что можно управиться и за полдня, вы не поспешите заканчивать работу, тем более докладывать об этом, более того постараетесь растянуть работу и соответственно запросите прибавку к оплате.
    Вижу саркастическую ухмылку умудренного жизненным опытом читателя: «Ну и закон, это же и так ясно!» Т.е. читатель отрицать закон не станет ввиду его очевидности. Но, с другой стороны, если вы, положим,  взялись строить забор вокруг дачного участка и предварительно запланировали управиться за два дня, субботу и воскресенье, но уже к субботнему обеду стало ясно, что можно управиться и за день, вы, конечно, поднажмете и все закончите в субботу, а воскресенье отдохнете и этот самый за¬бор обмоете, как полагается. И это тоже сомнений не вызывает. Но сразу возникает противоречие в подходе к наемному (или скажем, общественно-групповому труду) и труду индивидуальному, в сугубо личных интересах. То есть... но что «то есть» предлагаю читателю додумать самому. В целом же принцип Паркинсона гласит, что детерминация (т.е. планирование и строгое своевременное исполнение этих планов) общественно-групповых действий неосуществима.
   Естественно, принцип Паркинсона у нас не признавался, его даже не критиковали, чтобы не привлечь внимания. И хотя с самой первой пятилетки планов наших громадье мы стабильно заваливали, рекомендации Паркинсона не учитывались. А напрасно, ибо он предлагал много способов, как планировать более реально. В частности, утверждал, что если человек или коллектив берется за новое для него дело, то на это будет потрачено минимум в три раза больше времени, чем запланировано первоначально.

   И, наконец, еще один американец - Питер, который сформулировал принцип Питера, согласно которому человек в ходе продвижения по служебной лестнице, в конце-концов, достигает уровня некомпетентности, где и останавливается, пытаясь выполнять непосильную для себя работу, раздражая начальство и мешая более компетентным подчиненным. Сразу возникает вопрос, а почему его не снимут, раз он не справляется. В этом-то и вся соль - снимать-то как будто не за что: на предыдущей должности справлялся, да и теперь старается - попривыкнет, освоится и все пойдет как надо. Но согласно принципу Питера, если уж забрался на уровень некомпетентности, то, как надо, уже не пойдет.
Понятен принцип? Боюсь, что нет. Поэтому попробуем рассмотреть его на жизненном примере.
Итак, Федя Голиков после окончания ПТУ пришел на стройку каменщиком. Парень он был неленивый и со смекалкой, так что за полгода работы до призыва в армию зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, даже на "Доску почета" успел попасть, несмотря на молодость. После демобилизации Федя не стал искать счастья в дальних краях, даже гремевший тогда БАМ не заманил его, вернулся Федя в родной Красноудинск, в родное СМУ. Через три месяца его поставили бригадиром, что очень не понравилось Сергею Ивановичу, который в этой молодежной брига¬де был самым старшим - за тридцать, и потому сам метил в бригадиры. Но Сергея Ивановича не поставили, потому что он, хоть и каменщик был хороший, но после получки и аванса регулярно прогуливал по два-три дня. И стал Иваныч строить Феде всяческие пакости, то кладку нарочно скривит, то самосвал с раствором завернет на другой объект, то еще что придумает. Но Федя, хоть и молод был, но на провокации не поддался, более того, стал у Иваныча кое о чем консультироваться, выказал, так сказать, уважение, и со временем стал Иваныч Федю признавать, даже подружились они, а когда в бригаде отношения хорошие, то и работа идет как надо.  И через год стала бригада передовой. Вызвал тогда Федю начальник участка и сказал: "Пора бы тебя, Федя, в прорабы представлять, да одна беда - специального образования нет. Ты в строительный техникум хоть на заочный поступи, тогда тебя и до диплома на повышение представим".
    Федя так и сделал, поступил на заочное отделение, и через полгода стал прорабом. На новой должности поначалу туго пришлось, то с бригадирами лаяться надо, то заявки в управление подавать, то с чертежами разбираться. Но и тут Федя, уже Федор Петрович, приспособился, освоился, приноровился, хотя работа уже не в радость стала, вечно в заботах, хлопотах, но когда уж совсем туго становилось, приходил к каменщикам, покурить, за жизнь поговорить - сразу легчало, и опять впрягался в свою административную лямку.
   Через три года Федору Петровичу предложили должность начальника участка. Вначале Федя обрадовался - на повышение идет, а потом, вдруг, засомневался, внутренний голос шепнул: «Не потянешь, Федя, тут с одним объектом сколько маяты, а там их будет несколько...». И об этом сомнении сказал Федя своей жене  Нине, которая в это время сидела дома по уходу за ребенком. Но Нина Фединых сомнений не приняла: «Ты что, совсем что ли?! Во-первых, тридцатка к зарплате не лишняя, да и как начальнику быстрее квартиру дадут, сколько еще в малосемейке маяться...» В общем, стал Федя начальником участка.
       И тут пошло-поехало, не заладилась работа, растерялся Федя.  Завоз материалов надо предусмотреть заранее, площадку спланировать, чтобы потом с места на место не перегружать, когда придется коммуникации тянуть, очередность бригад спланировать, за технологией следить, чтобы не напортачили, и все это сразу. Да еще спланируешь, а через день все перепланировать надо, потому что ничего еще нет, а кран уже везут. Голова от всего этого болела, а как лучше сделать, не придумывалось, одно лучше - другое хуже, одно побыстрее сделаешь - другое затягивается, а потом, глядишь, вообще все переделывать надо.
     Вызывали начальники, подсказывали, советовали, потом на ковер вызывали, накачки делали. После накачек Федор Петрович ехал на участок, делал разгон прорабам, срочно поправлял недостаток, но лучше не становилось, тут же что-то другое вылезало. Потом Петрович к накачкам попривык, но все так же с ковра ехал на объект, но через магазин. А на объекте прорабов уже не гонял, а находил Сергея Ивановича, отзывал его в закуток, где они и решали производственные проблемы: крыли почем зря и начальство, и партию, и правительство.  А на следующий день с облегченной душой возвращался Федя в контору, где потихоньку волынил, дело-то, в общем, и само по себе шло.
   Начальник с главным инженером меж собой удивлялись: «Опять Голиков сроки затягивает, опять план по сдаче горит... Не тянет, хоть снимай его, а какой прораб был отменный... Но по¬смотрим, может опыта наберется, наладит дело на участке». И набирается Федя опыта уже пятнадцатый год, но участок по управлению то на последнем месте, то на предпоследнем. Дважды вставал вопрос о снятии Феди с должности, но не сняли, оста¬вили, снимать вроде бы не за что: не прогуливает, морально устойчив и делу строительства свято предан, ну, а что последний по показателям, так не всем же быть первыми. В общем, начальствует Федя уже пятнадцать лет, о повышении  не думает, волынит потихоньку, душой мается, а все потому, что поднялся на уровень некомпетентности. Оставаться бы ему прорабом, а еще лучше бригадиром, был бы всегда в передовых, грамоты бы полу¬чал, премии, и работа была бы в радость, и жизнь. Но... все согласно принципу Питера.
         И сколько еще таких Петровичей, Иванычей и Николаичей мается на работе, кто откровенно волынит, а кто, наоборот, изображает занятость и активность. Пользы от таких начальников мало, вреда намного больше, но их не снимают, не увольняют, смирились, вроде так и надо, да и увольнять-то не за что: стараются люди, делают что могут, да и кадры старые, с прежними заслугами, негуманно как-то снимать или увольнять. И чем больше таких Петровичей в организации, тем хуже организация функционирует.
           В связи с этим приходит мне на ум крамольная мысль, что незабвенный Иосиф Виссарионович, хоть и не знал принципа Питера, потому что умер раньше, чем Питер сформулировал свой принцип, но прочищал административную иерархию каленой метлой, то бишь репрессиями, при такой чистке вряд ли кто мог долго удержаться на уровне некомпетентности, и страна застоя не знала, а развивалась стремительными темпами. Хотя... Ну, а что «хотя» пусть уважаемый читатель додумает сам.
     Итак, три принципа, три закономерности, согласно которым действия человека разумного представляются далеко не разумными no результатам: когда человек что-то собирает и компонует из готовых уже деталей, когда планирует и когда старается продвинуться но службе. Еще можно привести массу примеров человеческой глупости из художественных произведений, но поскольку искусство, хотя и отражает реальную жизнь, на научное обобщение не претендует, приводить их здесь нет смысла. Их каждый может вспомнить сам и поразмыслить, при желании, в свете описанных принципов.
   Что же получается, убежденность зачастую оборачивается заблуждением; желание принести пользу приносит вред; пытаясь чего-то достичь и тратя на это силы, получаем совсем не то, что хотели, это я и называю социальной энтропией. Нововведение не мое, еще в позапрошлом веке Л.Больцман использовал понятие энтропии в статистической физике для определения вероятности состояния системы. Я дополняю только слово "социальная", чем она выше, тем менее определено наше будущее. Вообще-то, это понятие требует детального глубокого рассмотрения, поскольку определяет фундаментальный закон развития материи, его направленность. Но чтобы вконец не запутаться, обозначим пока социальную энтропию как общественный хаос, бестолковщину, неразумность и неопределенность общественного бытия. Короче говоря, чем выше социальная энтропия, тем больше бардака и меньше порядка. А все тенденции и причины возрастания социальной энтропии и уменьшения порядка будем называть закономерностями социальной энтропии. Конечно, предпочтительнее было бы назвать законами социальной энтропии, но законы требуют серьезного научного обоснования. Кстати, чтобы правило Мэрфи стало законом, автору надо было проанализировать не сотню случаев поломок и аварий, а тысячу, лучше - несколько тысяч, систематизировать эти случаи, просчитать статистику, т.е. перевести все это на язык цифр, кроме того, заручиться поддержкой признанных ученых, вставить в свой труд побольше цитат и написать книгу страниц эдак на триста - и был бы закон, а то проанализировал сотню случаев, написал статью, и все, серьезная наука так не делается. Серьезная наука требует серьезности. И все-таки, если далее у меня будет проскакивать слово «закон», пусть серьезный читатель меня простит, я заранее приношу извинения.
    А теперь, уважаемый читатель, предлагаю законы, пардон, принципы и правила социальной энтропии, установленные лично мной. Поскольку по натуре я человек скромный, заранее оговорюсь, возможно, кто-то где-то уже отметил и, может, даже описал эти законы, но мне такие труды, честно говорю, не попадались, а потому беру на себя смелость считаться их первооткрывателем.
Итак...