Подмастерья бога Глава 39

                Глава 39.
                Шутка Склифосовского.

Июль подходил к концу, свалив на растерянных дачников невиданный урожай ягод смородины и крыжовника. От цветочных ароматов, невидимым облаком окутавшим дачные участки, кружилась голова. Алёшка, проводивший большую часть дня в своей коляске на улице, загорел и окреп. Теперь и маме и бабушке было затруднительно долго таскать его на руках, так малыш потяжелел. И правда богатырь растёт, в деда! Глеб много работал, часто уезжая в свой Сестрорецк и пропадая на несколько дней, но работа приносила только радость. Он был на своём месте и в своей стихии.
Катерина Васильевна, разрумянившаяся и распаренная, крутилась на кухне возле плиты, закатывая очередную банку компота. А Зоя перебирала в своей комнате книги.

- Господи, да куда ж я засунула эту бумагу? – бормотала она растерянно, доставая с полки очередной том и быстро пролистывая страницы, словно проводила обыск в собственном доме.
- Что ты ищешь? – поинтересовался Глеб, заглянув в комнату.
- Кажется, я умудрилась потерять Алёшкино свидетельство о рождении, растяпа!
- А как оно выглядит?
- Большой лист зелёной гербовой бумаги. Сверху чёрными буквами напечатано: свидетельство о рождении.
- А, это та бумажка, по которой у Алёшки нет отчества, а в графе отец стоит прочерк? – Глеб присоединился к поискам и стал перебирать книги на соседней полке, бросая косые взгляды на Зойку.
- Конечно, прочерк! Если у ребёнка нет отца, значит будет стоять прочерк! – убеждённо заявила Зоя.

Они уже несколько раз спорили о том, что надо бы дать малышу хоть какое-нибудь отчество. Не в Америке живём. Как же без отчества-то в России? Но Зойка упрямилась и утверждала, что врать не будет, обойдётся Алёшка и без отчества. Детей по отчеству никто не называет. А когда вырастет и будет получать паспорт, сам себе отчество придумает, какое захочет. Тётя Катя не соглашалась и настаивала на отчестве Алексеевич, в честь деда, а Глеб молчал и только хмурился. Но весь его вид тоже выражал несогласие с Зойкиной позицией. Но кто ж её может переспорить?

- А зачем тебе это самое свидетельство?
- Как зачем? Скоро прививки делать, а единственного документа, удостоверяющего личность и нет!  - Зойка нервничала и злилась, хватая книжки без должного уважения и терзая их, словно они были в чём-то виноваты. – Я же помню, что положила его вот здесь на полку, между книжками, чтобы не помялось. Куда оно делось?
- Не переживай так, - попытался успокоить её Глеб, вяло перебирая книги, скорей для виду, чем реально пытаясь помочь, - можно же выписать повторное свидетельство.
- Так для этого в город ехать придётся! Далеко, долго, муторно, да и тёте Кате с Алёшкой всё трудней справляться. Не хочу её нагружать лишний раз.
- Я могу вместо тебя съездить и выписать новое свидетельство, - предложил Глеб, и Зойка остановилась с потрёпанным томиком в руках. 
- Правда? Спасибо тебе большое, Глеб.
- Пока не за что. У меня кстати бывшая пациентка в ЗАГСе работает. По блату могу договориться.

Глеб тоже прекратил ненужные поиски и, пряча улыбку, попросил:
- Зой, мне нужна твоя помощь.
- Какая? – с готовностью откликнулась профессорская дочка.
- Надо кое-что тебе показать в городе. Мне важно твоё мнение.
- Что-то ты темнишь, Склифосовский! Что показать? Моё мнение о чём?
Но Глеб только засмеялся, ловко уходя от прямых ответов на вопросы. То, что он задумал, требовало полной конспирации.


В следующую субботу оставив Алёшку на попечение доброй волшебницы Катерины Васильевны, Глеб с Зоей поехали в город. Девушка не знала, куда и зачем везёт её Глеб. Но это было и не важно! Для неё было важным просто сидеть в машине рядом с ним, слушать льющуюся из динамика популярную музыку и смотреть на самые красивые в мире руки, лежащие на руле. И вспоминать, как эти руки, такие сильные и нежные, однажды обняли, подхватили её и закружили… Ей казалось, что в глубине её тела ещё живёт волшебное ощущение их прикосновения.

За окнами машины замелькали, сверкая начищенной медью, стройные сосновые стволы. Слева вдалеке между купами деревьев небесной голубизной отливала озёрная гладь.
- Это Сестрорецк? – спросила Зоя, вдруг оторвавшись от своих мечтаний.
- Ага. Красивый городишко, правда? Такой зелёный, что кажется, ты живёшь в лесу.
- Да, здесь здорово! А куда мы едем? Ты хочешь показать мне свою больницу?
- Нет, - мотнул головой Глеб и загадочно улыбнулся, - не больницу. Чего её показывать? Обыкновенная больница, ничем не отличается от других, разве что меньше по размерам.
Машина притормозила и свернула с основного шоссе на боковую дорожку, ведущую вглубь квартала невысоких кирпичных домов. Здесь всё отличалось от большого города: это был зелёный оазис, а не царство асфальта и бетона. Уютные пятиэтажные домики мирно соседствовали с газонами и клумбами, с раскидистыми липами и стройными тополями. Даже припаркованные машины не походили на полчища железных монстров, захвативших и оккупировавших мегаполис. Жизнь в этом городке текла спокойно и неторопливо, а не неслась галопом, теряя на виражах остатки человеческого облика.

Остановив машину возле одного из домов, Глеб объявил:
- Приехали. Можно выходить.
- Куда приехали? – растерялась Зойка, оглядываясь вокруг. Но ничего кроме кирпичной старой пятиэтажки, тонущей в зелени кустов, не увидела.
- Ко мне домой. Я купил себе квартиру в этом доме.
Изумлённо округлив голубые глаза, Зоя уставилась на своего спутника.
- Квартиру?..
- Да. Продал ту свою однушку в городе и купил здесь двушку, - объяснил Глеб, выбираясь из автомобиля и прихватив с собой с заднего сиденья пластиковую папку с какими-то бумагами. – Правда квартиры здесь в Сестрорецке стоят ненамного меньше, чем в Питере. Пришлось влезть в кредит. Но ничего, потихоньку выплачу, ведь с работой сейчас проблем нет.

Зоя вышла из машины и, растерянно озираясь по сторонам, пошла следом за Глебом к выкрашенной зелёной краской двери подъезда. На лавочке сидели живописные старушки и с интересом рассматривали пришельцев. Глеб вежливо поздоровался с ними.
- А зачем тебе двушка? – немного придя в себя, задала вопрос Зоя, входя в подъезд.
- Как зачем? Я ведь жениться собрался.
Зойка споткнулась о ступеньку и чуть не свалилась с лестницы. Глеб подхватил её под локоть и помог удержаться на ногах.
- Понимаешь, Зоя, я встретил лучшую в мире девушку, без которой просто не могу жить. Она такая красивая, что, когда я смотрю на неё, то забываю дышать. Честное слово! – он шагал сзади, подталкивая вперёд Зойку, а она чувствовала, как ноги наливаются свинцом и отказываются шевелиться. – Говорят, что у неё не самый лёгкий характер, что она импульсивна и временами на редкость упряма. Но для меня это неважно. Просто, когда я слышу её звонкий смех, в душе у меня расцветает радуга, а когда она улыбается, за спиной вырастают крылья. Кажется, это и называется любовь.

Подъём на пятый этаж оказался дорогой на Голгофу. Острое, как удар ножом в самое сердце, ощущение потери разрасталось внутри, заливая горячей кровью все закоулочки души. Но душа ещё сопротивлялась, ещё не хотела верить, что она теряет своего Глеба навсегда… Сглотнув вязкий комок в горле, Зойка замерла перед дверью квартиры. А Глеб, совсем не замечая её бледности, продолжал радостно сообщать:
- Я недавно понял, Зой, что семья, дом – это самое главное в жизни. Даже успешная карьера имеет смысл только при наличии семьи. Ради кого ещё стараться? У меня самого никогда не было семьи, поэтому, наверное, так тянет к домашнему уюту, к родным людям. Да и пора уже жениться. Мне ж уже четвёртый десяток пошёл.

Ключ скрежетнул в замке, и Глеб распахнул перед гостьей дверь своей новой квартиры. Зойка сделала шаг через порог. И это был шаг на эшафот.
- Вот, заходи! – щёлкнул выключатель, и под потолком вспыхнула лампа, освещая небольшой коридор.
- Кухня правда маленькая, но ничего, зато балкон есть, - продолжал Глеб экскурсию по квартире.
Зойка шла за ним, отчаянно борясь со слезами, пытаясь не дышать, чтобы не выпустить наружу всхлипы и стоны.
- Даже мебель есть, - выдавила она из себя, старательно отворачиваясь от Глеба, чтобы он не заметил блестевших в глазах слёз.
- Да. Я уже всё подготовил, чтобы можно было сразу переехать и ни о чём не думать. До работы отсюда десять минут пешком. Детский садик в соседнем дворе.
- Детский садик?..
- Ну да. Ребёнку же нужно будет ходить и в детский сад, и в школу. Школа тоже недалеко.
- Ребёнку?.. – совсем тихо пробормотала Зоя, чувствуя, что кладёт голову на плаху, и палач заносит свой сверкающий на солнце топор над её шеей.
- Конечно, - ничего не замечая вокруг, Глеб продолжал говорить, демонстрируя гостье свой новый дом. – Я и двушку купил специально, чтобы у ребёнка было своё жизненное пространство. Надеюсь, что у нас будет не один, а два, может даже три ребёнка. Какая семья без детей? Но это всё ещё в будущем! Да и двухкомнатной квартиры для троих детей будет маловато. Но с чего-то надо начинать! Когда будет много детей, тогда и квартиру побольше куплю, а деньги заработаю.

Он говорил с неколебимой уверенностью и воодушевлением, а Зойка чувствовала, что каждое слово острым железным гвоздём вколачивается в её сердце, раня, разрывая в кровь что-то живое и тёплое, убивая. Но Глеб не замечал, только подталкивал её вперёд, давая возможность осмотреть своё приобретение.
- Зачем ты МНЕ показываешь свою квартиру? – спросила Зоя.
- Как зачем? Мы ж с тобой друзья, Зойка, почти родственники. Мне важно твоё мнение. Ну как, нравится?
- Угу, - кивнула девушка и задала последний, самый главный вопрос, решив, что голову отсечь лучше сразу, с одного удара, чтоб не мучиться: - и кто твоя избранница?
- Пойдём, я вас познакомлю!

Зоя вытаращила глаза на Глеба, когда он взял её под руку и потащил в соседнюю комнату, прячущуюся за скромной дверью в гостиной.
- Она что, здесь?! – Зойка так испугалась, что вот сейчас, в следующую минуту глаза в глаза столкнётся с той, что навсегда отнимет у неё счастье, да что там, саму жизнь! И стала упираться, изо всех сил стараясь отцепить от локтя необыкновенно сильную руку своего провожатого. – Глеб, ты с ума сошёл? Предупреждать же надо! Нельзя же так неожиданно! Я не могу… Я не готова…

Она упиралась ногами и пыталась пятиться к выходу, но бесчувственный владелец квартиры настойчиво подталкивал её к двери спальни.
- Да ты не бойся, Зой. Ты ж её знаешь, – и силой впихнул в соседнюю комнату.
Зоя замерла, ошарашенно осматриваясь вокруг: большая двухспальная кровать, тумбочки по бокам, слева в углу зеркальный шкаф-купе, у окна детская кроватка, сбоку у двери комод…
- А… где она?... – пробормотала Зоя, ничего не понимая. Комната была совершенно пуста.
- Вот, - кивнул Глеб в сторону зеркальной дверцы шкафа и широко улыбнулся.

Девушка уставилась на своё собственное отражение, а Глеб небрежным жестом бросил на комод пластиковую папку с бумагами, которую зачем-то таскал с собой. До Зойки наконец дошло, она повернулась к Глебу и закричала, яростно молотя его кулачками по груди:
- Издеваешься, да?! Пошутить надо мной решил, изверг?! Да я чуть не умерла от горя! Убить тебя мало за такие шутки!
На мгновение Глеб растерялся от её яростного напора, даже не попытавшись увернуться от сыплющихся на него ударов маленьких кулачков. Но тут же схватил её руки и прижал к своей груди.
- Тише, боевая кнопка! Угомонись! Я ж тебя люблю, дурочку. Это всё для тебя.

Она плакала и вырывалась, но вдруг обмякла и уткнулась лицом в его грудь.
- Господи, Глеб, я ж тебя всю жизнь люблю, с самого первого дня, с первого взгляда.
- Это когда я приехал к вам на дачу и мы купались на озере? – тихо спросил он, осторожно губами касаясь её мягкой шелковистой макушки, будто проверял нет ли температуры. – Ты ещё виртуозно изобразила утопающую?
- Ага, – мокрой от слёз щекой она прижималась к его груди, всем своим существом чувствуя каждый удар его сердца.
- Не может быть. Я был уверен, что ты меня ненавидишь.
- Глупый ты, Склифосовский, - наконец улыбнулась Зойка и подняла на него свои небесные глаза, - ничего не понимаешь в женской психологии.
- Точно, психолог из меня никакой…

Смотреть в эту голубую бездну он не решился, потому что сразу почувствовал головокружение. Взял маленький кулачок и стал целовать каждый пальчик в отдельности, развернул ладошку и прижал к своей щеке, кожей впитывая её тепло и нежность. Господи, как же давно он хотел прикоснуться к ней… А она, не отрывая взгляда от его лица, провела кончиками пальцев по щеке, скользнула вниз по шее, поднимаясь на цыпочки и обвивая руками, прижалась губами к его губам.

Долго сдерживаемая жажда друг друга прорвалась, как цунами, сметая на своём пути все условности и барьеры. Объятия, поцелуи с каждой секундой становились всё жарче, всё глубже, точно единственной целью существования было проникнуть сквозь хрупкие телесные оболочки друг к другу, слиться в нечто общее, единое, навеки неразделимое целое.
 
Когда руки его пробрались под тонкую трикотажную футболку, лаская обнажённую спину, задыхаясь от поцелуев, Зоя прошептала:
- Как думаешь, тётя Катя очень будет ругаться, если мы немного задержимся сегодня?
- Нет, конечно, - выдохнул он, с трудом отрываясь от её губ, - она же мудрая женщина.
Ловкие пальчики быстро расстегнули пуговицы его рубашки и потянули тонкую ткань, обнажая плечи. Поняв, что всё разумное и рациональное в нём отключается (да и бог с ним!), уступая место чему-то древнему и сокрушительному, Глеб нагнулся и подхватил Зойку на руки. От резкого и неожиданного движения с комода слетела пластиковая папка. Зоя тихо вскрикнула, но только сильнее прижалась к нему…

Из папки выскользнул лист зелёной гербовой бумаги. На этот листок, одиноко лежащий на полу, из окна упал луч солнца, словно кто-то с небесных высот попытался прочесть написанное.
Сверху по зелёному полю шли чёрные большие буквы: свидетельство о рождении.
Ниже имя: Леденёв Алексей Глебович.
В графе «отец» стояло: Астахов Глеб Александрович.