Литературная штудия сочинения Пастернака Сирень

ЛИТЕРАТУРНАЯ  ШТУДИЯ  СОЧИНЕНИЯ  ПАСТЕРНАКА:
 
« СИРЕНЬ »

Положим,— гудение улья,
И сад утопает в стряпне,
И спинки соломенных стульев,
И черные зерна слепней.
И вдруг объявляется отдых,
И всюду бросают дела.
Далекая молодость в сотах,
Седая сирень расцвела!
Уж где-то телеги и лето,
И гром отмыкает кусты,
И ливень въезжает в кассеты
Отстроившейся красоты.
И чуть наполняет повозка
Раскатистым воздухом свод,—
Лиловое зданье из воска,
До облака вставши, плывет.
И тучи играют в горелки,
И слышится старшего речь,
Что надо сирени в тарелке
Путем отстояться и стечь.

Начинается  стихотворение  с  парентезы – вводного  слова.
… Положим …
Этим  вводным  словом  художник  достигает  особенного  оптического  обмана:  оно  заменяет  ему  жест.  Пастернак  обращается  к  своему  читателю,  приглашая  его  в  стихотворение,  в  пейзаж,  в  поэтическую  картину.
… Или  же  картинку,  если  хотите.  Это  придает  авторской  речи  живость,  создает  особенную  атмосферу  дружелюбия  и  доверия. Одним  словом,  располагает  к  себе  читателя,  как  зрителя.
Сотворив  это  действие,  сделав  читателя  соучастником,  соавтором  своего  стихотворения,  автор  обращает  его  внимание  на  целый  ряд  прелестнейших  поэтических  деталей  и  эпизодов. Эти  находки  слетаются  к  нему,  как  пчелы: 

                …  гудение  улья,
И  сад  утопает
                в  стряпне,
И  спинки
                соломенных  стульев,
И  черные  зерна
                слепней.

Стихотворение  Пастернаку  навеяла  дачная  обстановка  в  Мутовках,  у  живописного  обрыва,  где  он  летом  1927  года  вместе  с  семьей  проводил  своё  время,  сочиняя  стихи,  целый  цикл  пейзажной  лирики.
Особенные,  окаянные  заросли  сирени  неоднократно  привлекали  его  внимание,  приглашая  в  свой  изумительный,  замечательный  мир  поэтической  красоты.
 
Разумеется,  в  стихотворении  задает  тон  сочинение   Мандельштама  на  эту  же  тему,  ставшее  камертоном  в  раскрытии  поэтичнейшего  образа  сирени. 
Заочно,  Пастернак  как  бы  соревнуется  с  ним.

Вот  оно,  то  самое  стихотворение  Мандельштама:

ИМПРЕССИОНИЗМ

Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст как струпья положил.

Он понял масла густоту, —
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.

А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст как спичка тухнет.
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.

Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом сумрачном развале
Уже хозяйничает шмель.

Стихотворение  Мандельштама  трактует  импрессионистское  видение  мира,  что  для  автора  преобретало  особые  качества  поэтизма,  в  более  современном,  модернистском  значении,  называемом  акмеизмом,  то  есть  в  том  художественном  явлении,  к  которому  он  в  то  время  примыкал.
Поэтому  все  здесь  красочно – живописно.
Этого  же  художественного  метода  придерживается  и  Пастернак.
Предаваясь  своему  вдохновению,   этой  живописи   словами,  автор – создатель  действует  не  спонтанно,  а  расчётливо,  прибегая  к  точности  глазомера  и  непосредственным  свойствам  математической  линейки.
Первая  же  строфа  подтверждает  нам  это:
Гудение  улья  перекликается  в  образном  соотношении  с  черными  зёрнами   слепней,  а кулинарный  образ  сада  в  стряпне  (мы   можем  сравнить  с  идентичным  у  Мандельштама,  где   на  поэтической  кухне  готовят  жирных,  белых  голубей),  дополняется  спинками  соломенных стульев,  расставленных  в  ожидании  у  дачного  столика,  приготовленном  где – то  на  веранде  для  вкушения  пищи – и  это  на  свежем  деревенском  воздухе.   
Миролюбивый  пейзаж  ожидания  (с  многоточиями  слепней)  внезапно  сменяется  предчувствием  тревоги:

И  вдруг 
               объявляется 
                отдых, 
И  всюду 
                бросают  дела. 
Далекая 
               молодость  в  сотах,
Седая  сирень 
                расцвела.   

Образный  параллелизм – гудение  ульев  и  молодость  в  сотах  образует  единый  метафорический  комплекс,  как  бы  рифмует  образность.
Это  не  только  утверждает  гармоничность  творения,  но  и  служит  к  созданию  единого  настроения,  как  бы  художественного  пространства.

И  ливень 
                вьезжает 
                в  кассеты
Отстроившейся 
                красоты.

Стоп!  Что – то  не  то!  Сразу  же  останавливает  на  себе  взгляд  вот  это  сугубо  чужеродное:  слово  «кассеты».   Механическое, оно  выглядит  чужим,  каким  то  посторонним  в  интимных  моментах  самовыражения  этой  пейзажной  лирики.
Это,  как  выражаются  на  современном  литературном  сленге,  явный  «спотыкач»!
Позволю  себе  предложить  собственную  редакцию:  слово  "кассеты"  поменять  на  слово – «кюветы».
Тогда  это  место  могло  бы  выглядеть  так:

И  ливень 
                въезжает 
                в  кюветы
Открывшейся  всем 
                красоты.

Не  правда  ли,  так  несколько  лучше?  Появляется  интереснейший  образ: … кюветы  красоты!  Он  живее, он  не  такой  механический ...

… А  тень  то,  тень  все  лиловей …

Соревнуясь  с  Мандельштамом,  художник  прибегает  к  изысканному  обороту:  лиловое  зданье  из  воска.  Седая  сирень  приобретает  лиловатые  тона.
… Ранее  сирень  уже  уподоблялась  сотам.  Поэтому,  подготовленные,  мы  уже  понимаем,  о  чем  здесь  речь.  Лиловое  здание  сирени,  намокшее, набравшее  воды  и  влажного  воздуха,  набухает  и  растет,  как  кулинарное  изделие.  Его  влажная  прическа,  полурастворившись  в   признаниях 
дождя,  уходит  куда – то  ввысь,  под  облака,  напитавшись  влаги,  она  вырастает,  как  пудинг.
И  грандиозно,  и  поэтично!       
Образ  причудливый,  распустивший  свою  величественную  крону,  свою  кустистость  над  почвой  имажинизма.  Вообще  художественные  явления  литературы  того  времени  как  бы  существуют  в  отражениях  многих  стилей,  многих  зеркал.
Жизнь  феерично  динамична,  и  искусство  подтверждает  это.
Пастернак  трансформирует  свои  художественные  образы  в  сторону  переносного смысла. Его ассоциативный  ряд  в  простом  пейзажном  произведении  отличается  сплетением,  сплочением  весьма  далеких  явлений,  представлений  и  образов.  Они  как  бы  перетекают,  переливаются  друг  в  друга,  растворяясь  и  теряя  свои  естественные  очертания  и  границы. 
   
… И  тучи  играют  в  горелки …

Горелки – давняя  детская  игра.  То  же,  что  и  «догонялки».
Этот  образ,  взывающий  к  детской  непосредственности,  необходим  художнику,  чтобы  подчеркнуть  естественность  явления.    
Раз  мы  можем  наблюдать  такие  шалости  природы,  значит,  ливень  уже  истёк  и  закончился.
Атмосферные  явления  продолжаются,  а  с  ними  и  динамика  авторских  выражений.

И слышится
                старшего речь,
Что надо
                сирени
                в тарелке
Путем отстояться
                и стечь.

Ученик  Пастернака – Андрей  Вознесенский  со  временем  создаст  свою  сирень – еще  динамичнее,  всю  на  колесах,  в  атмосфере  мчащего  вагона  выглядевшую  голубоватым  пламенем  газовой  горелки. Ацетиленовой! 
Вот  так  поколения  поэтов,  сменяясь,  дополняют  друга  друга,  всегда  выражаясь  по – своему.