12. Встреча с Виктором

Глава из повести "Под крылом Черного Ворона"

«Труса нашел!» - сжав губы, Михаил вытащил патроны из стволов и, подняв ружье, прищурившись, посмотрел в них. Не ошибся, в верхней части правого ствола застряла веточка. Вытащив ее пальцем, бросил на землю, и еще раз, для убедительности, посмотрел в них. Дробовые патроны вставил в патронташ, а в стволы ружья - патроны с пулями. Так спокойнее будет, дробью медведя только разозлишь.

Огляделся. Что же испугало его? Потихонечку встав на колени, медленно, с напряжением всмотрелся в то место, где что-то ему приметилось. Да, да, вроде, под той старой елью ему показалась чья-то тень, будто человечья или медвежья. Володя Чиж ни раз его предупреждал, медведь тихо ходит, даже рядом не услышишь его, если этого он не захочет. Хоть бы только это не косолапый был.
Вытерев пот со лба, Михаил встал в полный рост и снова замер. Никого и ничего не видит. Фу-у. А до той сосны-великана еще идти и идти.

А может, то росомаха была или волк? Хм, ну этих зверей сейчас не стоит бояться, летом они сытые. И потихонечку наступая на мох, пошел дальше.

Хорошо, когда идешь с напарником, медведь двух человек побаивается. Но не стоит забывать, что сейчас у медведей время гона, и они ничего не боятся - и на слона пойдут. В принципе, в это время любой самец опасен, несмотря на его возраст. А медведица? Ну…

И снова к Михаилу вернулось чувство, будто за ним кто-то продолжает следить. А откуда здесь людям быть? А может, это сам Чиж за ним крадется и хочет посмотреть, попугать его? Да, он не дурак, знает, что человек с испугу может и стрельнуть. А если это действительно медведь? Хоть бы рявкнул для острастки. А, может, это росомаха или рысь? Они тоже могут красться за ним. Ну, могут, и что дальше? А, может, это лосенок какой-нибудь, отбившийся от мамки? А та церемониться не будет, задавит и волка, и медведя сразу.

Михаил резко развернулся назад и посмотрел предположительно в то место, откуда ему казалось, что за ним следят. А увидев – дернулся, чуть с испугу не нажал на курки. Но, к счастью, вовремя понял, что это всего лишь одна из старых елей, её ветви, опустившие свои тяжелые лапы к земле, держали на себе кусок большой, то ли сосновой, то ли кедровой коры, непонятно откуда оказавшейся здесь. Скорее всего, дерево старое лопнуло от ветра, вот она и отлетела сюда.

«Фу-у-у», - вздохнув с облегчением, Михаил пошел дальше.

До остова старой сосны-великанши, торчащей из мелкой поросли березняка, осины и других деревьев, еще не понятно сколько идти. На глаз – с полкилометра, не больше, а идет к ней уже больше часа. Что говорить, он уже не раз так ошибался, в лесу трудно определить расстояние, тем более, по вершине дерева. Ладно, нужно прибавить ходу, а то Чиж уже, наверное, ждет его и матерится. И прав, прав Вовка, через несколько часов и ночь опустится, а они еще только половину пути прошли до дома шамана. Как он его назвал? Кёв Лук? Хм. Что же он охраняет? А вот это самое интересное, наверное, какую-нибудь фигуру глухаря или медведя, а может и ворона. Да уж, для этих людей мир - это сказка. Они верят в духов, а видят ли их?

Что-то хрустнуло справа, Виктор резко посмотрел в ту сторону и охнул - это точно была человеческая фигура. Да-да.

- Володя! Не шути! – громко сказал он. – Выходи, хватит меня преследовать.
Но из-за высокой ели никто не показался. Направив в её ветви ружьё, и держа его наперевес, потихонечку пошел к нему.

- Я сейчас стрелять буду! Кто ты? Ну, выходи!

Несколько шагов вправо - ответа нет. За елью росло несколько тонких молодых березок и низкая поросль ольхи. Обошел ель, никого. Что за видения? Неужели это ему от страха кажется, что кто-то его преследует? Скорее всего, так и есть. Эту часть тайги Михаил помнил. Еще лет двадцать назад он здесь несколько раз хаживал с Чижом и его друзьями. Хаживал и трясся от страха, потому что здесь было медвежье царство. Что ни шаг, то их след. То муравейник разрушен, то на дереве своими когтями глубокие метки оставил, то ягодный или кедровый «пирог» (кал) оставил, от него еще пар идет.

А вот в этот раз Чиж только удивлялся – ни одного следа медвежьего. Еще полтора месяца назад все было нахожено ими, а сейчас наступило время медвежьей любви, и хоть бы рыкнул кто из них. Да не может быть этого! Ну не может быть! Что же, или кто их отсюда выгнал? Шаман?

Это так Чиж подумал. Хм.

Капылуха с малыми птенцами-глухарятами, шумно выскочив из-под кустарника, испугала его. Чуть не стрельнул. Хорошо, сдержался. Фу-у-у!

Огромная серая курица остановилась на секунду-другую в метрах двадцати от Михаила и заквохтала, зовя к себе птенцов. А каждый из них по росту уже не меньше хорошего бойлерного цыпленка, несутся к ней, сбивая цветки брусничника, черничника. Но – еще птенцы. Послушные, наверное, еще и не знают, что такое страх. А квочка, вытянув шею вверх, словно пересчитывала их и, успокоившись, спокойно пошла за куст, уводя от незваного гостя своих деток.

Здорово! Да, глухаря здесь много, а может, и косача. Березняк, ольха, ель, сосна, ягодник, кругом обеденный стол. Живи - не горюй. Что говорить, птицам не нужно зарабатывать денег на еду, одежду, делать карьеру. Природа всем обеспечила их. Даже человека не боятся, наверное, сравнили его с медведем или лосем. Мало ли каких в лесу зверей ни бывает.

Что-то мелькнуло справа. Осмотрел ель, несколько осинок со светло-зеленой листвой. Может, рябчик? Хотя нет, он шумная птица. Скорее всего, дятел, или кукушка, или, или, или…  И открыв рот, остался смотреть на что-то темное, затихшее под нижней веткой. Коршун? Филин?

Михаил, пригнувшись, присел и, прищурившись, всматривался под ветку ели. А оно находилось или посередине дерева, или за ним. Двинулось. Что же это? Человек?

- Стой, кто ты? – окликнул «это» Михаил.

А оно его и не слушало, удалялось глубже в лес. И только сделав несколько шагов в сторону, он удостоверился, что это человек. Невысокого роста, в темном полупальто.

- Кто ты? – еще громче крикнул Михаил.

И «он» услышал, за его спиной поднялись крылья и без шума скрылся в таежной дали.
Но это же была не птица, а человек. Скорее всего, старик или женщина. Да, да, это та самая женщина, которая ему несколько дней назад встречалась в городе у спортзала. Да, да, именно она была такого роста, в демисезонной куртке, которую он сейчас спутал с полупальто. Что-то подтолкнуло его кинуться к тому месту, где только что он видел не птицу, а человека. И точно, у старого пня, на осыпавшейся трухе остался человеческий след. Его очертания были четкими, небольшими, с продавленной каблучком ямкой. А улетала как птица. Может, показалось, а она, это, скорее всего, женщина, с испугу махнула руками и убежала.

Быстро пошел в ту сторону. Молодой березняк рос не плотно, вся земля во мху. Но и следа на нем не было видно, а если по нему кто-то прошел бы, то остался бы, как вмятина от ног Михаила. Кто же это был?
И только сейчас он уловил дальний звук музыки шамана - и-и-у-и-и-у-у-у, ий-ку-у-у, ий-ку-у-у.

«Кого же он зовет? Вспомнились слова Чижа. Может, нас с ним? А кого же еще, ведь Кёв Лук хотел меня видеть. Зачем? Понятно. Или отругать за мои фантазии-лечения, либо что-то дать мне. Скорее всего, второе».
А глаза осматривают деревце за деревцем, кустарник за кустарником. Неожиданно возникла поляна безо мха, с потрескавшейся высушенной глиной, и… оторопел, посередине этой возвышенности островка стоял остов от огромной сосны, к которой и шел Михаил. Остатки дерева великана были широченными, с глубокими трещинами. И главное на дереве ничего не осталось от коры, а только дыры, словно просверленные сверлом. Это выходы короедов или еще каких-то насекомых. Но, что больше всего удивляло, по своей величине они были большими, и ровными, что отвергало версию, будто их расширили дятлы.

Михаил поднял голову и зажмурился от лучей солнца, поднявшегося в зенит почти над остовом дерева-великана. И какое же оно высокое. Метров, трудно и предположить, сколько. Может, двадцать, может тридцать, даже, кажется, что его вершина прячется в облаке. Ну откуда же оно может быть в ясную погоду это облако?

Обойдя вокруг дерева, осмотрел весь островок. Каждый шаг отдавался гулом, более похожим по звуку на эхо. Удивительно. Такое впечатление, что этот островок выдавлен из-под земли, как из тюбика зубная паста, с наплывами-пузырями. Потрогал один из них, нагретый солнцем. Положив рядом с деревом рюкзак, облокотился спиной на один из более пологих уступов. Это, скорее всего, часть корня, вылезшего из-под земли. Не Пушкинский ли это дуб, на ветках которого сидит Русалка, ходит кот?
Ну и пусть. И что интересно, куда-то исчезла из тела усталость, в мыслях – свежесть. А какой воздух здесь чистый, осязаются все его оттенки – кислого перегноя торфа, аромат сосны, сухости и сырости. И все это проходит мимо носа, волнами. Где-то такой воздух он уже чувствовал.
 
- Ч-ч-ч-щ-щ-щь! – шепот Чижа в ухо тихо разбудил Михаила. – Только не торопись. Миша, все, что ты сейчас увидишь – это настоящее. Главное - не испугайся, держись.
Филиппов отклонил свое лицо от головы Владимира и посмотрел вдаль. Ничего он такого, что его могло испугать или удивить, не видел. Потрескавшаяся и местами выпученная темная глина заканчивалась метров через двадцать-тридцать буйной порослью молодой березы, осины, ольхи, сосны. И вся земля под ними была покрыта таким же буйно растущим мхом, брусникой…
Чиж отклонился от Михаила и уселся рядом.
- А что здесь?

- Сам не знаю. Но, то, что скоро это начнется, точно.

- А разговаривать можно? – продолжил тихо шептать Филиппов.

- Не знаю. Ты ничего такого не видел?

- Чего? – сразу не понял вопроса Михаил.

- Значит, ничего.

- А-а-а, видел, видел, то ли птицу, то ли человека.

- Хм. А мне показалось - йети.

- Чё-ё-ё! - с испугу приподнялся Михаил.

- Все, Мишенька, начинается…

И куда делась белая ночь, которая еще и в начале июля молочным туманом растворяет черные чернила неба, об этом Михаилу не думалось. Он был заворожен падающими звездочками-метеорами, оставлявшими после себя в воздухе белые полосы. Луна огромным апельсином повисла над ними и завораживала своею красотой. И только хотел Филиппов что-то сказать своему товарищу, хватая его рукой за колено, но тут же почувствовал дуновение холодного, ледяного воздуха. Это было для него так неожиданным, что он даже не почувствовал, как сильно Чиж сжал его ладонь.

Озноб, дрожь тела, болевой прикус зубами нижней губы… Все это было внешними действиями, на которые он не обращал внимания, да и не мог, потому что внутреннее чувство было еще более неприятным. Ледяной холод, пронизывающий своими невидимыми стрелами тело, начал свое дело. Во глотке сперло дыхание, только нос еще сопротивлялся льду, с огромным усилием вдыхая в себя остатки воздуха. Живот начало крутить, сердце «оторвавшись» от сосудов, падало вниз, в голове помутилось...

…Музыка варгана: «И-и-у-и-и-у-у-у, ий-ку-у-у, ий-ку-у-у», - она приходила из воздуха, как вьюга, как песня далекого ветра, оставшегося один на один с собою среди таежных болот. И его зов никто не слышит из братьев и сестер, и он, как волк, воет, прося эхо, чтобы его голос был донесен в самые дальние уголки болот и лесов.

 - 2 –

Казацкая дружина, одетая в оленьи или лосинные шкуры, остановилась у болота. Прикрыв рукой глаза от ярких лучей солнца, один казак вытянулся в стременах и смотрел вдаль.

- Туда ушли, - громко сказал он. – Ничё-ё-ё, зима придет, нагоним.
Говорил он только один, другие смотрели то на него, то вдаль. Лошади низкие - с трудом удерживали людей на себе и, пытаясь вытащить из вязкого торфа ноги, раскачивали казаков на себе.

- Ладно! – крикнул старший и, развернувшись к казакам, гикнув, направил своего коня от болота.

Когда казаки скрылись за вершиной, куда вела дорога, из островка, поросшего кустарником, вылез человек и направился к Михаилу и Чижу. Но их он почему-то не видел. Это был Виктор, Виктор, но Филиппов не мог ни сказать ничего, ни вскрикнуть, ни шагнуть к человеку, из-за которого он пришел сюда. И более того, он себя вообще не видел, ни своих рук, ни ног, словно превратился в какую-то воздушную материю.

Виктор, скинув с себя куртку, стал на колени и, скатав, как ковер, зеленый мох, начал выбирать из-под него землю. Что удивительно, это был песок, а не торф, видно, нанес его сюда с той самой дороги, по которой уехали казаки.
Яма увеличивалась быстро, но была неглубокой. Вытащив с её дна оленью шкуру, Виктор постелил её рядом с собой и начал выкладывать на неё какие-то предметы. Его спина мешала рассмотреть эти вещи, и Михаил, как ни пытался, не мог сдвинуться ни вправо, ни влево, ни привстать. И только когда Воробьев встал на ноги, удивлению не было предела. На шкуре лежали какие-то литые из железа статуэтки – лягушка, медведь, птицы, сверху – бубен. Под ними – панцирь, лук, стрелы.

Виктор смотрел на часы и на небо. Оно начало темнеть, а с ним все ярче и ярче стали вырисовываться очертания луны, как огромного темно-желтого шара. На землю стали сыпаться мириады метеоров. Что-то вокруг резко качнулось, дыхание стало захватывать, и сердце забилось внутри, словно молот о наковальню. И тяжесть, влезающая в голову, раздавливала все – череп, сознание. Михаил чувствовал это отчетливо…

- 3 –

Дрожа всем телом, Михаил потянул на себя куртку, лежавшую рядом, но дрожь в ногах, как и во всем теле, не унималась. Очень хотелось спать, но не удавалось - никак не мог согреться. А как только закрывал глаза, то Володя Чиж или Витька Воробьев тянулись к нему и пытались забрать у него куртку, которой Михаил укрывался. Но он не отдавал её, крепко схватившись за рукав и воротник, натягивал её на себя, на самый подбородок.

- Нет, нет, Володя, ты зря его туда потащил, можно было и с бугра понаблюдать за этим небесным представлением.

Голос говорящего Михаилу был хорошо знаком, но, как назло, никак не мог вспомнить, чей он.

- Там же под низом ледяная пробка. Я же тебе говорил.

- Ну, ты же меня туда водил, когда это начиналось, представление.

- О, нашёл, с чем сравнивать, ты-то у нас самый закаленный, - смеется. – А что осталось из настоек?

- Кедровки немножко, иван-чая с пол-литра, мёд дикий.

- Ты его еще не выкинул? Зря, им и отравиться можно.

- Так я же живой.

- Володя, с этим делом не шутят.

- Ну откуда ты знаешь, что мёд с клоповника собирали пчелы, а, оладь им в крылья?

- Я не знаю, что такое клоповник, а вот с багульника - так это точно они собирали этот нектар. А он такой же ядовитый для человека, как мухомор, сам знаешь.

- Тебя, может, и тошнило, но я вчера по капельке этой настоечки в чаек добавил и все нормально.

- И Мишке?

- Так капельку! – протяжно провыл Чиж

- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ, Володя. Так он не только простыл, да еще и отравился этой твоей капелькой. Ё-кэ-лэ-мэ-нэ.

- Вот, оладь тебе в рыло!

Михаил с трудом слушал ссору кого-то с Чижом. С кем же Чиж говорит? А как не хотелось вылезать из теплой куртки, чтобы узнать это.

Медведь лез на дерево. Животное было огромным и сильным. Его когти впивались в кору со скрежетом, зубы громко клацали, и он уже вот-вот своей пастью схватит его за ногу и перекусит. Но Михаил никак не мог залезть выше, что-то мешало ему. Скорее всего, это ветка, упершаяся ему в плечо. Да еще и какие-то муравьи лезут по его коже, да так больно кусаются, что выть хочется.

Михаил машет руками, сбивая муравьев с себя. А к ним еще добавились и пчелы. Гудят, жужжат и жалят, жалят его в руки, в ноги, а еще и этот медведь, лезущий снизу. Михаил оттолкнулся от дерева и полетел вниз…

- Миша, Миша, просыпайся, чаю нужно тебе попить, а то сгоришь.

Перед глазами было знакомое лицо, но никак не мог понять, кто это. Борода, местами поседевшая, закрыла почти все лицо этого человека. Глаза, как глаза. Волосы кудлатые, длинные, нечесаные. Ещё и улыбается.

- Миша, не узнаешь! Это же я, Виктор Воробьёв. Миша.

- Мне холодно, - с дрожью прошептал Филиппов.

- Это тебе так кажется, просто переохладился ночью, да немножко отравился багульником.

Тяжесть в голове еще не ушла. В висках что-то стукало.

- Давай, давай, поднимайся. Миша, Миша! А ну-ка настройся, ты же это умеешь?! Давай, давай, включайся и разгоняй свою болезнь.

- Да, да, - усевшись на нарах, Михаил с трудом поднял голову и, попытавшись улыбнуться, протянул руку Виктору:

- Привет, дружище!

Чай с блюдца (откуда только оно здесь оказалось) обжигал губы, но Михаил, не отрывая их, втягивал в себя эту горячую, сладкую и бодрящую воду. И только он заканчивался в блюдце, наполнял его заново и пил, пил, пил. К миске с супом не притронулся, как и к нарезанному салу, к луку, к дымящемуся парному птичьему мясу. Прислушивался к разговору Виктора с Володей, но в него не вступал.

- Вы меня извините, ребята, я еще полежу, - поставив блюдце на середину стола, прошептал Михаил.

- Это правильно, - поддержал его Виктор. – Печку продолжать топить?

- Не, не, хватит, уже отошел вроде, - поднял руку Михаил и, отвернувшись к стенке, накрывшись с головой курткой, сказал, - в голове такой бардак.

- Выкинь сейчас же этот мёд, Володя! – громко прошептал Виктор, выходя из избы. – Отравитель ты наш.

- 4 –

Вечерняя прохлада успокаивала сердце. Сознание вернулось на место и стало спокойно работать в своем обычном ритме. А вместе с этим и в висках перестало давить, и свежесть в голове снова появилась.

Виктор с Владимиром пришли поздно. Увидев их, Михаил успокоился. Значит, ему не приснилось, что ребята собирались уходить в лес. Подвесив над костром котелок с остывшим шулюмом, пошел к дровяной кладке.

- О-о, да ты еще и дров нарубил! - улыбнулся Виктор и, обняв Михаила, сказал, - ну, привет, дружище. Мне Володя все рассказал, что ты в отпуск собирался. Извини, не знал, но ты, пойми, здесь происходят какие-то непонятные события, атмосферные это или природные явления, не знаю. Я бы даже сказал по-другому - фантастические, сказочные события, мистические. Миша, - Виктор присел на бревно, и постучал по нему ладонью, приглашая и Филиппова присесть рядом, – сразу все и не расскажешь.
А я даже не знаю с чего и начинать.

- Хм, - в ответ широко улыбнулся Михаил. – Да уже и сам насмотрелся на кое-что здесь. Ты это, как пропал-то. С этого начни.

- Длинная история, - посмотрев на Филиппова, Воробьев поднялся с бревна. – Сначала накорми, а то на голодный желудок и мозг отказывается работать,- подхватив нарубленные ветки, понес их к костру.

Что удивило,  это сани, которые подтаскивал к двери избы Чиж. Ладно бы зима была, а то летом - и сани. И что интересно, направляющие полозья из дерева, вычищенные до белизны, спереди одинаково загнуты. Это для того, чтобы за ветки не цеплялись, в траве и в кустарниках не путались, догадался Михаил. Но больше всего интриговало, что лежит в нескольких мешках.

Первым начинать разговор на эту тему Филиппов не решился. Помог Чижу стащить с саней один мешок, он оказался тяжеленным, и что-то в нем постукивало. Железо. Второй мешок помог Володе стаскивать с саней Виктор. Оглядевшись по сторонам, он что-то шепнул Чижу. Тот сразу же направился к дровне, взял топор и ушел в лес.

- Что это? – поинтересовался у Воробьева Михаил.

- Доспехи, - в ухо шепнул Виктор, - пятнадцатого века.

- А чего прячешь их и от кого?

- Та, Чиж сказал, что за вами хвост был.

- Не понял.

- А он всегда есть, - вздохнув и чему-то ухмыльнувшись, перебрав пальцами свою бородку, тихо сказал Воробьев. – Я, Миша, лет десять, если не больше, с хвостами здесь. Всем хочется без мучений набрать «сувениров». Одни копаются в местах, где были бои в Первую и Вторую мировую войну, другие, в древних местах. Вот как мне удалось здесь кое-что взять, да по глупости об этом в столице на двух семинарах рассказал, да дал в Екатеринбурге интервью в один журнал, так и хвост получил. А он, брат, из таких ребят состоит, которые и убить готовы за простой меч, которому века три всего-то, ну, может, четыре. А здесь и богаче находки есть.

- Я икону видел у Чижа.

- Это я попросил, чтобы он тебе её показал. Ей не менее тысячи лет. А есть и другие иконы, помоложе той - и золотые, и серебряные. И, что особенно важно, изготовлены они здесь, из болотного золота, серебра. И не только иконы, а и животные, птицы. Слышал о Золотой Бабе? А она не одна, Миша. Здесь в каждом поселении шаман жил, и все они знали дорогу к кузнецам местным. И жили они не в остяцких городах, а в лесах, сбежав от царя, от татар, и промышляли тем, чем умели заниматься. А для местных жителей - хантов, манси, татар, пермяков - их изделия были ценными.

Шулюм получился недосоленным, это отметил вслух только Чиж. Ели быстро, словно куда-то торопились. Закончив ужинать, разлив по кружкам чай, Виктор вышел во двор, уселся на скамейке у избы и позвал к себе Михаила.

- Спасибо, дружище. А теперь можно и поговорить, а то через час снова начнется светопреставление.

- Угм, - сделав глоток горячего чая, Михаил посмотрел на товарища. – Так куда ты пропал?

- А ты вот своими руками поводил бы и выяснил, - с ехидцей на лице посмотрел на Филиппова Виктор.

- Я не ясновидец.

- Извини, это так моя жинка думает. Да и отец тоже. Я не знаю, Миша, как это назвать, - немного подумав, продолжил разговор Воробьев, - но что-то похожее на искривление времени. Понимаешь?

- Хм, - с удивлением покачал головой Михаил. - Эту мысль подсказал мне Фёдор Алексеевич Скуратов, он недалеко отсюда живет. Да и я почему-то с ним согласился, хотя понимаю, что этого не может быть, но что-то такое есть.

- Ну, вот и хорошо, - перебил Михаила Виктор, - легче будет говорить на эту тему. Ты, надеюсь, расспрашивал его об исторических окнах. Скуратова?

- Так это правда?

- А как ты думаешь?

- Лягушка там есть? - кивнув на мешки, прикрытые ветками, спросил Михаил. – И кольчуга?

- Да.

- Значит, это был не сон? Казаки у болота стояли, кого-то искали. Потом ты на острове в куртке плащевой?

- Нет.

- Ну не верю я в это, Витя? – захлопав рукой по груди, громко прошептал Филиппов.

- Я тоже.

- Ты что, их украл?

- Да как тебе сказать? Купил. Здесь недалеко под Агиришем, стояло в те давние времена Кодское городище. Временное, так сказать. Еще при Иване Третьем здесь, по берегам Оби, Ендыря хантыйские, остяцкие и вогульские княжества стояли. К примеру, километрах в ста пятидесяти отсюда – Алычёвых. Воинственные. Платили России дань мехами, золотом, на племена рядом живущие нападали, забирали у них все – оленей, меха. У Ивана Третьего в те годы сил не было навести здесь порядок, защитить племена хантыйские и мансийские от их набегов, он вёл войну с  новгородцами, ливонцами, татарами казанскими и крымскими.

Но когда он победил татар и новгородцев, то сразу же сюда, в Югру, отправил мощное пятитысячное войско под командованием князей Петра Ушатого, Симеона Курбского, Заболоцкого-Вражника. Слышал? – улыбнулся Виктор. – А другого выхода, Миша, не было: мало того, что Югра ему не платила дань - кодские князья не только об этом забывали, да еще и грабили города, деревни северо-восточных окраин Московии — пермяков, вятичей и других.
Особенно этим любил заниматься кодский князь Молдан. Он по науськанью родни да соседей решил жестоко отомстить русским за свое поражение от войска князя Федора Курбского. Это было в 1483 году. Видите ли, не мог пережить Молдан своего унижения, когда, будучи в плену, выпрашивал милости у царя. И тот смилостивился, вернул ему владения, доставшиеся ему от предков, но с одним условием - будет собирать дань и платить ее Московии. А когда подальше от царя ушел, то снова начал заниматься старыми делами, ничего не платя.

Обозлился из-за этого на него Иван III и направил в 1499 году сюда, князя Федора Курбского с войсками. Они наголову разбили орды остяцких и вогульских княжеств и принудили их подписать договор о вступлении их земель под защиту великого Князя Московского.

- А я только знал историю про Ермака с казаками.

- Это по школьной программе, - похлопал по плечу Михаила Виктор. – Второй раз Иван Грозный порядок здесь наводил. Но это уже чуть позже произошло, когда кодские остяки московскому царю челобитные посылали, через Сибирский Приказ. Мол, живем мы по краю Оби, кормимся рыбою, а других промыслов – охотой и кузнечным делом заниматься, добывать пушнину и ископаемые, государь, у нас нет возможности. Кондинские остяки и пелымские вогуличи не дают нам этим заниматься, и более того - постоянно нападают на наши поселения, грабят. А в те времена из Московии много крестьян сюда бежало. Вот здесь, к примеру, где мы сейчас с тобою находимся, и было одно из небольших поселений, - Виктор ткнул пальцем в землю. - Здесь, Миша, вот здесь прямо. И привел их сюда священник с Ендыря, они жили приблизительно там, где сейчас поселок Каменный.

- Далековато. Это ж от Югорск километров триста. А кто священником был?

- Священником? – словно очнулся после короткого молчания Виктор. – Феодосий, говорит шаман. Говорит, русый он был, здоровяка, и камни знал горные. И привел сюда семьи кузнеца и других мастеров, охотников, древоточцев.

- Это тебе сказал шаман? Как это понять?

Но Виктор не ответил на этот вопрос, о чем-то задумался, видно какая-то новая мысль его посетила.
Михаил, подбросив веток в костер, наблюдал за Чижом, чистящим свое ружье.

- Вот я, Мишенька, и сказал тогда на семинаре, что золото в болотах добывали эти поселяне, серебро и делали из них не только иконы, но и ходили с ними в соседние стойбища хантыйские, обменивая их на шкуры, мясо, хотя им и своего пропитания хватало. Но цель у священника Феодосия была другая в этом заложена. Ханты, манси – язычники. Они верили в Золотую бабу. И когда кузнец им её сделал из серебра, а Ворона - из золота, обиделись на него они. Но эта обида была только из-за того, что Бабу нужно было сделать из золота, а не из серебра. Мол, слышали они, что у кондинского княжка есть она золотая.

А услышав это, Феодосий упал ниц и начал молиться Христу, иконе, которую к ним с собою принес. И произошло знамение: разверзлись тучи, и появился среди них Сын Божий и окрестил он народ хантыйский и сказал, чтобы слушались они священника, в его устах - правда. И позолотела эта Баба, а Ворон стал серебряным.

И видел это шаман, и созвал он духов. И Феодосий остался при нем, и видел он духов, и говорил с ними, и они слушали его. И сказал один из духов, что он видел ангелов Божиих, и они его защищали от злых духов подземных. И услышали это люди, и стали они смотреть на икону и учиться у Феодосия молиться Богу. Но при этом у них договор был с шаманом, чтобы не мешал он выбирать своему народу обращаться к Богу.

- А ты говоришь, что шаман помнит, как звали священника того – Феодосий? - спросил Виктора Чиж. – Это сколько же тогда лет тому шаману?

- Дух его приходит и говорит. 

- А кто же такой Кёв Лук, к которому, Володя говорил, что я должен придти?

- Он тонх-урт, хранитель идолов. И дорога к нему еще не открыта, Миша. Что-то мешает ему это сделать, но он знает про тебя, он зовет тебя и называет тебя чепэнын-хоем, то есть ворожеем, которому Бог дал силу.

- Угу, хорошо, - подбросив обрубок толстой сухой сосновой ветки в костер, Михаил глубоко вздохнул, и подумал про себя: «Здесь они, видно, все рехнулись, вместе со мною». - Вить, - один вопрос: а что то за туман, в который ты ушел, а сейчас вышел из него?

- Туман? – Виктор, не отрываясь, смотрел в глаза Филиппову. – Туман как туман. Это когда пар поднимается из воды реки или болота, или воздух очень влажный, а земля… - и, словно прислушиваясь к чему-то, замер, подняв указательный палец вверх.

Плавный, протяжный звук, раздавшийся вдалеке, привлек внимание и Михаила.

«И-и-у-и-и-у-у-у, ий-ку-у-у, ий-ку-у-у».

 Музыка варгана потихонечку стала нарастать своими звуками, плавно плывущими в волнах воздуха, наползая на Михаила сверху. Что это? Он еще ни разу не видел музыку в физическом теле, а это была именно она, превратившаяся в большие ладони, перебирающия своими туманными пальцами ветки, листву, верхние стволы деревьев.
«И-и-у-и-и-у-у-у, ий-ку-у-у, ий-ку-у-ук-ка-а». Нет, это не пальцы и вовсе не руки, а вороний клюв, огромный вороний клюв целится в него с верхней ветки сосны. Злой клюв, злой! А какие страшные глаза у этой птицы, налившиеся кровью. Это она его хочет клюнуть…

Медвежий рев, раздавшийся невдалеке, был настолько неожиданным, что Михаил с испугу подпрыгнул. И куда-то в это же мгновение исчез ворон, как и мутное облачко, тянущееся к нему.

- 5 –

- Вот оладь им в пасть, - выругался Чиж, всматриваясь в кустарник, разросшийся около бугра. – Третий. И откуда они? Здесь, когда начинается это, - кивнул в сторону того остова огромного дерева, - они, оладь им в душу, уходят. Не оттуда ли они к нам заглянули, Вить?

- Кто его знает, - прошептал тот. – Давай, лучше руководи парадом, а то я…
Рев медведя раздался совсем близко, за тем самым кустарником, куда всматривался Чиж.

И выстрел, сделанный в то же мгновение Чижом, был точным. Ветка кустарника, сорванная мощной силой, взлетела вверх, и из середины ольховника что-то огромное, черное с ревом бросилось в их сторону. Это был медведь.

Что было дальше, Михаил не понял. Он только видел себя, поднявшегося на ноги и, упирая приклад ружья в своё плечо, сделал два выстрела в бегущего к нему огромного животного. А потом, сжав со всей силою два патрона в ладони, забыв их вставить в ружье, открыв рот, следил за происходящим.

Чиж, прикрыв собой Михаила, прицелился в зверя и начал стрелять без остановки: бах, бах, бах, бах…

Медведь, получая мощные удары пуль, вздрагивал всем телом, затем сбавил скорость и буквально в трех метрах от них остановился, поднялся на задние лапы. Голова его с силой метнулась назад от удара очередной пули.

…Бах, бах. И это огромное животное шагнуло назад, а потом, наклоняя туловище вперед, подняв свои лапы вверх, начало падать. Его огромные когти-ножи чуть не задели лица Чижа. Но Владимир так и продолжал стоять, как изваяние, не шелохнувшись. Подскочивший к нему Виктор, замер рядом с медведем, всматриваясь в него - мертв ли. Но в тот же момент сзади них заревел другой медведь.
Развернувшийся первым к нему Виктор крикнул:

- Заряжайте, - и, прицеливаясь, сделал выстрел.

Михаил очнулся от оцепенения. Вытащив из стволов пустые гильзы, на их место воткнул новые патроны, и, вскочив на ноги, смотрел в то место, куда выстрелил Воробьев.

- Ребята, - громко просипел Чиж, - в избу. Бегом!

- Ты, чё, крыша поехала? - воспротивился Виктор.

- А кто его знает, оладь ему, - осматриваясь по сторонам, продолжал сорванным голосом сипеть Чиж. – Думаешь, мы им нужны? Первый, что ревел, уже стар – так, для виду самку зовет, а второй, совсем молод. Он-то и опасен.

- А я в кого сейчас стрелял?
- В старика. Боюсь, что здесь и та медведица, Миша, что дня три назад нас гнала. Она, похоже, и привела сюда своих женихов.

- Вы о чём?

- Потом расскажу, эхгэ, - кашлянул Владимир.

Услышав это, Михаил почувствовал дрожь в теле.

- Миша, твоя цель сзади, смотри туда, откуда вышел тот медведь, которого только что завалили. Оладь ему в морду! – И смотри, чтобы не поднялся. Витя, ты гляди за зоной от избы сюда.

Тишина, воцарившаяся вокруг, начала раздражать. Михаил только и успевал просматривать все свободные зоны со своей стороны, не забывая поглядывать на лежащего на брюхе невдалеке от него огромного медведя. Запах, шедший от него, был вонючим, словно эта зверюга вывалялась в падали какого-то гниющего животного. Но нос быстро привык к этому запаху, и уже через какое-то время Михаил перестал прикрывать рукавом его, а внимательно всматривался в лес.

Звонкий щелчок, раздавшийся где-то вверху, вспугнул Михаила, и он стал дрожащими руками водил прицелом по веткам. Но, когда увидел белку, успокоился. Задержав на ней пару секунд взгляд, осмотрел все кроны растущих рядом деревьев – ничего. И, резко опустив глаза, оторопел.

Что это было, он так и не успел понять. Осознав, что это что-то страшное и опасное, пальнул в него и начал в карманах искать другие патроны.

Выстрел кого-то из ребят, раздавшийся рядом с его ухом, немножко оглушил Михаила.

И вот наконец-то он нашел патрон, вытащив его, попытался вставить в ружье.

- Миша! - раздался крик Чижа. – Вытащи гильзы из ружья и вставляй патрон! Ну!

- Блин! - только и выкрикнул в ответ Михаил, продолжая бить патроном в гильзу, застрявшую в стволе его ружья, и искать глазами то, что-то страшное, похожее на медведя, стоявшее только что в шагах десяти, а может, и ближе.

- Что это было? – голос Виктора подтвердил это.

- Что? – спросил у него Михаил.

- Кажется, какой-то, даже не з-знаю, - начал заикаться Воробьев. – К-кажется м-мед-дв-ведь, а в-вроде и нет, ч-что это б-было?

- Колдун, или что-то такое же, - прошептал Чиж. – Витя, Мишка, что это с вами? Крыша поехала? Да посмотрите, куда вы суете патроны! Вытащите отстрелянные гильзы! – зычным голосом сказал Чиж.
И только сейчас Виктор с Михаилом пришли в себя. Перезарядили свои ружья и замерли.

Михаил не находил себе места от желания переспросить у Виктора, что тот увидел. Но, остерегался это сделать, понимая, что они должны сейчас молчать. Молчать, внимательно вслушиваясь, выделяя из множества звуков тот, который для них сейчас самый опасный.

Снова что-то треснуло со стороны Михаила, только уже за избой. Приподняв наизготовку ружьё, Филиппов только сейчас заметил, что забыл снять с курков предохранитель. Его щелчок был очень громким, как и гул от пролетевшего рядом с его лицом шмеля. С напряжением всматривался в каждое дерево, начинало казаться, что за каждым стоит медведь и ждет своего момента, чтобы наброситься на перепуганных мужиков. Начал подниматься и лежащий рядом медведь, но, как только Михаил наводил на него стволы, тот тут же падал. А за углом дома еще один медведь прячется и вот-вот выскочит  и набросится на них.

Капли пота начали скатываться со лба к глазам, пощипывая их. Не выдержав этого неприятного ощущения, Михаил, закрыв глаза, начал тереться веками о приклад ружья. И только успел сделать какое-то движение, как сзади него раздалась канонада выстрелов.               

Большая ветка с сосны начала падать, срывая и ломая мелкие ветки.
Михаил быстро оглянулся: Виктор с Владимиром стояли к нему спиной и куда-то целились.

- Что там? – резко спросил Филиппов, продолжая внимательно рассматривать сосну, с которой несколько мгновений назад упала ветка.

- Миша, в-в-вро-д-де м-медведь был, - откликнулся Воробьев.

- Я не понял, вы стрельнули, а у меня ветка обрушилась. Так вы в нее стреляли?

- Какая ветка? – спросил Чиж. – Ты это, не шути. В лесу он стоял.

Мурашки побежали по коже, Михаила затрясло. Глянул на убитого медведя и вздрогнул вместо него лежали те самые мешки, прикрытые ветками, которые Виктор притащил на саня.

- Где медведь?! – с испугу крикнул он во все горло.

И почувствовав, что кто-то схватил его сзади за локоть, выстрелив вверх, побежал в лес.

- 6 –

Ветки хлестали по лицу, по рукам. Но этой боли Михаил не чувствовал, а бежал, бежал и бежал. Лучи солнца местами слепили, пробиваясь через кроны березы мелких сосен. И, неожиданно поскользнувшись, Михаил почувствовал, как его тело оторвалось от земли, и с размаху сел рядом с гнилым, почти рассыпавшимся от старости пнем.

Через несколько мгновений начал приходить в себя, осмотрелся. Кругом небольшие деревца, местами белый мшаник, который, скорее всего, и стал причиной его падения. Руки на месте, как и ружье, боли нет ни в ногах, ни в руках, ни в спине. Попытался подняться и сделал это без труда, а вот ствол забит мхом, этого еще не хватало.
По привычке разомкнул ружье, вытащил патроны и глянул в небо через стволы. Нижний ствол «вертикалки» был чистым, только в верхнем застрявший мусор. Вычистил его пальцами и еще раз посмотрел сквозь него – теперь он блестел. Вернул на место патроны и сомкнул стволы.

Тишина. И снова почувствовал в теле возвращающуюся дрожь. Тишина еще не говорила о том, что он в данный момент мог находиться в безопасности. Медведь – это жестокий хищник, и если даже сытый, все равно оставался зверем, который не признает человека на своей территории.

Резко повернув голову направо, прислушался. Что-то показалось. Не медведь ли приближается? Левой рукой провел по воздуху и тут же переложил в нее ружье.
Подняв перед собой правую руку, начал посылать свои волны в ту сторону, откуда он почувствовал страх. Остановился, повернув ладонь к себе, стал «прислушиваться» к возвращающимся волнам.

Кожу сушил только прохладный ветерок, ничего не рассказывая ему о том, приближается кто-то или нет. А вот слева почувствовал холодок, тот самый холодок, которого он так не любил, ледяной.

Задрав голову и встав на цыпочки, посмотрел вверх, и глаза его нашли тот самый остов от древней сосны-великана. Она была совсем...

И снова он услышал песнь варгана: «Фи-э-э-у-и-и-э-у-у-у, фью-э-э-у-э-у». Она шла именно оттуда, со стороны того дерева, но теперь уже шла не туманным облаком, а разделением на радужные оттенки солнечных лучей. Это зрелище было необычным, каждая волна играла искорками сине-оранжево-зеленых микро-вспышек, как из озерной глади покрытой при бризе мелким дрожанием воды.

- Ми-ш-ша.

Это была не музыка варгана, но этот крик, или эхо, очень хорошо подыгрывал песне, льющейся от остова дерева-великана - «Фи-э-э-у-ми-и-э-у-у-у-ша, фью-э-э-у-ми-и-э-у-у-ша».

- А-а-а, - то ли окликнул Михаил зовущее его эхо, то ли стал подпевать музыке варгана, беспрерывно рассказывающей ему о разливающемся вокруг него покое. – А-а-у-у! – и звучание голоса у Михаила был таким же плавным, и она на крыльях эха разносилась вместе с песней варгана по лесу.

Топот, приближающийся к нему, сразу же привел Михаила в чувства, и, схватив обеими руками ружье, Филиппов понесся к остову дерева-великана, чувствуя, что только именно оно его сейчас спасет от надвигающейся смерти…

И как неожиданно было для него увидеть туман, лежавший на островке выпученной сухой глины. И ноги без остановки несли его тело к нему, и Михаил этому не сопротивлялся, а ускоряя шаг, спотыкаясь о ветки кустарников, несся к своему спасителю-туману.

И он его принял, окутывая белым молочным воздухом. Михаил почувствовал, как ноги его оторвались от земли, и он, превратившись во что-то легкое, как пушинка, подвластное легкому ветру, раскачиваясь, опустился на землю, около огромных деревьев-великанов, раскинувших свои толстые корни-змеи по земле. И такая благодать охватила все его тело, все его сознание, что он забыл об испуге, чувствуя свое спасение…