Свой и чужой

   Вообще-то это не о спорте. Слово «свой» чудодейственным образом служит индульгенцией от ответственности за любой проступок или преступление. «Своих», не боясь замараться в грязи и крови, защищают и «отмазывают» и российская тусовка (бомонд, богема и прочие «б»); и украинские идейные, безыдейные и просто безбашенные, но меркантильные подонки-нацисты, и ещё более меркантильные флюгеры из истеблишмента; и западно-говорящие «сверхчеловеки», это вообще их визитная карточка; и самопровозглашённая элита по всему белу свету; и околоспортивные фанаты и, за нечастым исключением, все остальные господа и товарищи, то бишь, мы, горячо собой любимые.
    Так что это не о спорте. Точнее, не совсем о спорте. Но на спортивном примере. В ноябре 2012 года наш донецкий футбольный «Шахтёр» играл предпоследний, имевший большое значение для него (в случае победы команда досрочно оформляла выход в 1/8 финала ЛЧ и от последней игры с «Юве» уже ничего не зависело) матч группового турнира Лиги чемпионов с затрапезным датским «Нордшелландом». «Шахтёр» победил с крупным счётом, однако в начале игры Луис Адриано, а затем Тарас Степаненко нарушили принципы фейр-плей (которые, если уж на то пошло, Запад тоже трактует по-разному: для чужих и для своих, но сейчас не о Западе).
   После матча на сайтах футбольных болельщиков разгорелись нешуточные страсти. На нашем большинство болельщиков ШД было за то, что «своим» всё можно («А как тогда «Барса», Месси, им можно, а нам нельзя?»), меньшинство, соответственно, против. На это меньшинство в количестве один человек набросились аксакалы и к ним примкнувшие, разнося его аргументы и его самого в пух и прах.
   Я вступился, поскольку имел своё мнение и ещё в перерыве матча сказал, пребывая в крайне расстроенных чувствах: «Если «Шахтёр» выиграет с разрывом менее трёх мячей, я больше футбол не смотрю»). По некоторым причинам к моему мнению больше прислушивались, оскорблять меня не спешили, но в личной переписке с одним бывшим донбассовцем, а на тот момент давно уже харьковчанином, мы исписали по этому поводу немерено страниц мелким почерком.
   Оппонируя мне, он решил сразить меня непобедимым аргументом. Аргумент был длиной с морскую милю, но, если вкратце, всё сводилось к следующему: в десятом классе он был членом сборной команды школы по волейболу, и они заняли первое место в городских соревнованиях.
   Но этого могло не случиться, так как в финальной игре, в решающей пятой партии, когда игра шла очко в очко уже за пятнадцатью, которыми тогда ограничивалась партия в случае достижения одной из команд разрыва в два и более очка, лично он чуть коснулся мяча, посланного соперниками и угодившего в итоге в аут. Судья не заметил его касания и, как ни оспаривали его решение игроки противоположной команды, решения своего не изменил. А тренер видел. И после игры похвалил. За то, что не признался. Фактически, за ложь.
   Похоже, харьковчанин считал, и искренне, этот свой аргумент убийственным. Я – напротив, сомнительным. И к консенсусу, как любил говаривать один ныне здравствующий экс-лидер одной погибшей не без его прямого участия страны, мы, разумеется, не пришли и прийти не могли.
   Для чего я всё это написал? А написал, потому что считаю, что корень многих зол, творимых людьми на многострадальной Земле, лежит именно вот в этом нашем безапелляционном «своему можно всё». Чужому – ничего. А этот пример привёл, как, по моему мнению, достаточно наглядный.


Рецензии