Как поднимают пароходы

Военно-морской флот   СССР был организацией могучей и многочисленной. В бухтах теснились боевые корабли и вспомогательные суда, в море постоянно находились океанографы и разведчики, в отдаленных местах стояли корабли на консервации и в отстое. На военных заводах ремонтировались надводные корабли и подводные лодки.

Но, как и  во всякой сложной системе, случались и  досадные сбои…
На приморском военном заводе в бухте Чажма ремонтировались, в основном, атомные подводные лодки. Работали в заводских цехах и матросы срочной службы, жившие на плавказарме (ПКЗ).

К плавказарме было пришвартовано энергосудно (ЭНС), представлявшее из себя разоруженный эсминец 30-го проекта, работавший в качестве электростанции. ПКЗ-не боевой корабль и  особой дисциплиной экипаж не отличался, что,собственно,  и привело к катастрофе.

Командир ПКЗ приказал матросам расширить иллюминатор в своей каюте, те газорезкой  расширили и ушли, оставив разрез без внимания. От искр затлела пробковая крошка  теплоизоляции борта и ночью полыхнуло!
Да так, что выгорели и затонули оба судна, потому, что морячки, удирая с в панике с борта ПКЗ в чем были, не задраивали за собой двери, как положено в таких случаях.

Ледокол ТОФ  «Илья Муромец», на котором я начинал службу судовым врачом, ночью по тревоге, приняв на борт штаб бригады и погрузив бочки  пенообразователя, с неполным экипажем, прибыл на рассвете в Чажму.
Полыхали оба судна, горящий мазут расплывался по бухте, по замысловатым траекториям летали горящие бочки с соляром, стоявшие раньше на палубах судов. В воздухе перекрещивались струи  воды с пожарных катеров  и заводских машин. Этакий Перл- Харбор в миниатюре…

После того, как огонь сбили, оба обгоревших судна, залитые водой, накренившись, затонули у пирса по самые надстройки. В воздухе носились хлопья сажи,  и стоял  сложно компонентный запах  горелого дерева,  металла и соляра. Пожарные сматывали шланги, по пирсу потерянно слонялись в тельняшках и кальсонах полураздетые  матросы-погорельцы. А на дворе был ноябрь…

Ледокол ошвартовался по другую сторону пирса, рядом приткнулся только что подошедший водолазный катер. С трапа на черный от гари пирс сошел контр-адмирал Якимчик со  штабными офицерами, послышались резкие команды и  яростная матерщина, забегали офицеры.

Спасательная операция началась! По счастью, никто сильно не пострадал и шокированных матросов командир увел в казармы стройбата.
 Под воду  сразу пошли легководолазы для оценки ситуации. Через пару часов ,в аккурат к прибытию адмиралов из штаба ТОФ, схемы и описания повреждений уже лежали на столе в кают-компании «Муромца» превращенного в штабной корабль. От обилия адмиралов  на нашем скромном судне сразу стало как-то неуютно. Пришлось постоянно ходить в форме с погонами.

Особенно страдали вахтенные помощники капитана и вахтенные матросы. Каждое посещение старшего офицера должно было сопровождаться тремя звонками вахтенного, и от этого на судне стоял сплошной трезвон, так как адмиралы, офицеры и мичманы шныряли  беспрерывно днем и до поздней ночи. Поскольку я жил на судне, то нести стояночную вахту мне приходилось через в режиме «сутки через двое», что буквально выматывало.

Прибыла дополнительная команда тяжелых водолазов со сварочным оборудованием. Они заваривали пробоины, иллюминаторы  и двери на затонувших судах, потом из них откачивали воду и герметизировали отсеки. Суда постепенно выправляли крен. Для наблюдения за креном им на кормы приварили по специальному креномеру, показания которых нужно было записывать через каждые два часа.
 
Для этого к судам пристроили деревянные мостки, по которым и надо было ходить проверяющим. Мостки быстро обледенели, и приходилось ползать по ним на четвереньках, чтобы не свалиться в воду. Нам всем выдали зимний ватный комплект формы и яловые  морские сапоги с голенищами раструбом, рукавицы и рабочие яловые ботинки, пропитанные какой-то вонючей гадостью. Их пришлось из-за этого убрать из каюты.
В этой одежке, если в воду свалиться-сразу камнем на дно, составить  компанию  водолазам, работавшим посменно и круглосуточно. Ночью, переползая на карачках с фонариком в зубах по мосткам, можно было наблюдать внизу феерическую картину подводной сварки. Единственная красивая вещь в этой операции…

Но худо-бедно горелые пароходы, откачав воду и загерметизировав  часть отсеков, поставили на ровный киль. Объявили выходной.
Сразу появились с удочками рыбаки, из числа матросов-погорельцев. Правда  добывали они на  магниты тушенку и сгущенку из залитого продовольственного трюма ПКЗ.  Надо сказать, довольно удачно.

Так прошел месяц, затем под  днища судов  через промытые тоннели подвели  стальные «полотенца» закрепили их на погруженных понтонах. Потом из  понтонов откачали воду и горелые пароходы  подвсплыли.
Их отбуксировали на мель, где и оставили до лучших времен. На этом, к нашему большому облегчению, спасательная операция закончилась.

 В ходе последующих разборок кто-то пошел под суд, с кого-то сняли звезды, кого –то засунули  служить к черту на кулички .
Наш ледокол ушел в Петропавловск-Камчатский  обеспечивать выход атомных лодок на боевое дежурство через льды бухты Крашенинникова.

А многострадальную Чажму через несколько  лет сотряс взрыв реактора атомной подводной лодки К-431 .Там все было уже гораздо серьезнее…(см."Две войны мичмана Скубко")