Автомобилисты

  Он держит в руках сигарету, болтает по телефону и почти не держит руками руль управления автомобилем. Он плавно скользит, как ему кажется, над чудесными дорогами Израиля.
 
   Кто-то попытался его обогнать, и он придавил педаль газа. Он рассмеялся в телефон.
  - Еду! Мчусь к тебе на всех парах…
 
  Он отложил телефон и посмотрел на конкурента, который хотел быть ещё быстрее, чем он. Он взял руль в свои руки и почувствовал свободное его вращение.
 
  Машина мчалась, сама по себе, управляемая уже заданным ранее движением. Он ощутил себя в самолёте, которым управляет автопилот. А он лишь наблюдает за погружением в плотные массы облаков.

  И самолёт и машина куда-то исчезли, остались лишь плотные массы облаков, в которых ему плохо видно, что происходит вокруг.

  Всё произошло в одно мгновенье. Он даже не успел ничего понять.

  Олег открыл с трудом глаза. Он провёл взглядом перед собой и ничего не понял. Стены качались. Они не просто качались, они ходили какими-то лёгкими волнами. Что-то шаркнуло, и стена отодвинулась. Вошёл мужчина. Он подошёл к Олегу.
   - Хорошо… Хорошо…
  - Что случилось?
  - Мы тебя собрали…
  - Как?
  - Из частей… Авария…
  - Авария…

  Доктор отбросил простыню и посмотрел на конструкции, в которых находился Олег. Доктор что-то потрогал, поправил и удалился.
   - Чёрт!
  Что-то шевельнулось на простыне в области грудной клетки перед Олегом.
    - Чёрт! Это ты чертяка, меня сбаламутил или тот, который подрезал?
  То, что шевельнулось на простыне, в области грудной клетки,  сидело и било хвостом.
  - Так нечего было курить, болтать по пелефону и впадать в азарт встречи… Надо было следить за движением. Ты знаешь, сколько всяких, разных на дорогах?! Они все куда-то спешат… Куда? Вот ты, ты куда спешил? Зачем?

  Олег плохо видел это что-то, что сидело у него в
области грудной клетки, но он явственно слышал, как его хвост бил ему о грудную клетку.      
   
  Олег лежал упакованный в какие-то конструкции, и постепенно к нему возвращалась человеческая жизнь, и первым вернулось осознание того, что теперь он не сможет работать, и как он будет выплачивать деньги банку за новенькую, всего только год назад, купленную машину. Он вспомнил, как он радовался, покупая это шикарное авто, и уже представлял себя в нём и представлял, как он мчится по дорогам, таким замечательным дорогам Израиля. Он вспомнил о Марише и подумал - Интересно, а, сколько времени я здесь нахожусь? Интересно, а Мариша знает?
 
 
   Олега внезапно охватило волнение и оттого, что случилось и оттого, что ему предстоит пройти не работая. У него нет другой поддержки, кроме Мариши и если она теперь плюнет на их отношения, то…  Олег начал чувствовать боль в теле – отходил наркоз.
 
  В мозгах Олега смешалось всё и боль в теле и Мариша, которая может отказаться от него, ведь она ему никто, они не жили вместе, и грозящая опасность остаться должником банка навсегда, ведь всё зависит от восстановления его физического здоровья. Он внезапно вспомнил о страховке.
   - Чёрт!
  Что-то шевельнулось на простыне в области груд-
ной клетки.
   - Чёрт!
   Это, что-то забило хвостом о грудную клетку.
   -  Страховка! – Олег закричал громко, так громко, что испугался сам себя.

  Ему не надо было пугаться, он не знал, что он не кричал, а лишь шептал слова. В одно мгновенье все проблемы Олега оказались позади вместе с Маришей. Он вновь почувствовал боль в теле, боль усиливалась, и постепенно он проваливался в те самые облака, из которых только что вынырнул.

   Олег увидел себя сидящим на облаке и смотрящим куда-то вниз. Внизу суетились какие-то люди. Они торопливо крутились возле кого-то, а этот кто-то просто лежал без движений. Он стал всматриваться в того, лежащего без движений и вскрикнул.
 Олег открыл глаза. Стены по-прежнему ходили волнами.
 
  Марина пришла. Она не просто пришла к нему, она предварительно побеседовала с врачом и только после этого появилась у кровати Олега.
 
  Марина не разыгрывала трагедии, она не заламывала руки и не бросалась на грудь Олега. Она по-деловому осмотрела место его теперешнего обитания и сказала:
  - Это возьмёт время…
 

    Олег смотрел на неё и думал о том, что она такая бессердечная, не сочувствующая, холодная. Он думал о том, как же раньше он не видел её такой. Она всегда была весёлая, радостная и вот, теперь она здесь рядом, а у него нет никаких ощущений того, что было раньше к ней. Он всматривался в лицо Марины, в её движения и видел перед собой совершенно другого человека и этот другой человек распоряжался его, Олега жизнью.
  - Это возьмёт время… если всё пойдёт хорошо…
  - Мариша… что пойдёт хорошо?
  - Ты не особенно пострадал… Кости срастутся… Позвоночник цел… Внутренних повреждений нет… Голова цела…
  - Мариша… у меня голова, как в тумане…
  - Это от наркоза… пройдёт.

  Она просто смотрела на него, а ему казалось, что в него втыкают какие-то иглы. Он шевельнулся, и на простыне, в области грудной клетки, что-то забило свои хвостом об эту самую грудную клетку.
  Олег закрыл глаза.

 
    Марина нашла клиента в съёмную квартиру Олега. Договорилась с хозяином своей съёмной квартиры о том, что к ней переедет Олег, после выписки из больницы. Она не уговаривала хозяина этой своей съёмной квартиры, она поставила его перед фактом и так посмотрела на него, что хозяин не мог устоять.
 
   Она подготовила всё, ведь теперь ей придётся тянуть их двоих до того момента, пока в страховом агентстве решат вопрос выплаты Олегу.
 
   Марина не витала в облаках, что всё устроится как-то само собой. Она понимала, что Олег теперь не сможет выплачивать за своё съёмное жильё и ещё оплачивать расходы за воду, электроэнергию, муниципальный налог… Она действовала. У неё не было времени на сантименты и охи да вздохи. Она подготовила всё к тому, чтобы человеку облегчить страдания. Она даже не задумывалась – А, нужно ли ей это? Кто он ей? Для чего она переворачивает свою жизнь?

  Олега привезли к ней домой и для него пошло другое время. Он никогда раньше не задумывался о том, как он живёт. Он работал и жил, жил как все. Он мало интересовался происходящим вокруг. Ему было хорошо в этой стране, он зарабатывал приличную зарплату, и не было необходимости ни о чём задумываться. Он шёл по жизни твёрдыми шагами.

  Марина возвращалась с работы и всё больше чувствовала усталость, так как теперь она не отдыхала дома, а ей приходилось выполнять много работы по дому и теперь засыпая, к ней приходили мысли – Для чего она так усложнила свою жизнь? Он ей никто. Он просто хороший, весёлый парень, с которым она проводила время. Мысли путались в её голове. Мысли боролись одна с другой. Мысли ещё не давили, но она видела того, кто рядом с ней в другом свете. Некогда весёлый парень, становился всё мрачней и задумчивей. Он всё строже контролировал время её возвращения и всегда был недоволен, если она задерживается после работы. 
    
  С утра до позднего вечера, Олег смотрел телевизор, слушал радио и мрачнел. Он уже плохо видел своё место в этой жизни. И, чем больше он слушал историй, которые происходят с людьми, тем больше чёрного цвета появлялось в его жизни.  Кое-как он уже выбирается на улицу и сидит в скверике. У него появились и свои знакомые.
  - Ты слышал, что делается в Палестине? – Мотя Сергеевич смотрит на Олега пристально.
  - А, что?
  - Они… там называют именами своих террористов улицы, площади… в их честь проводят какие-то спортивные состязания…
  - И, что? Я слышал об этом…
  - Как, что? Именами террористов…
  - Так, хоть пусть просто буквами называют…
Какое это ко мне имеет отношение? Это их жизнь… Я смотрю на свою жизнь… Я думаю о нашей стране и о нашей жизни…
  - Ты, что? 
  - А, что? Это дело политиков… пусть и занимаются… Только восемь министров без портфеля и десять заместителей министров стоят казне государства 220 миллионов шекелей в год… А, остальные… министры с портфелями, правительство, депутаты…  Пусть работают…
      
  Мотя Сергеевич смотрит на Олега с осуждением. Он всё время порывается что-то сказать, но почему-то не находит слов.
  - Олег… Мне как-то не привычно слушать такие слова…
  - Почему?
 
   Мотя Сергеевич оглядывается по сторонам.
  - Что ты всё время оглядываешься да прикидываешь? Что ты никогда не можешь сказать то, что думаешь? Мотя, запугала всех вас коммунистическая партия. Запугала так, что и теперь боишься всего…
         
  Мотя Сергеевич оглядывается по сторонам и для чего-то заглядывает под лавочку, на которой они сидят.
  - Э… Мотя… Да ты уж совсем… запуган… Старик! Чего тебе бояться? Тебе чего?

  Мотя Сергеевич наклоняет голову.
  - Это правда… запуган… Запуган там… запуган здесь…
  - А, здесь-то чем? Мотя, кто тебя пугает здесь?
  Мотя Сергеевич молчит и лишь смотрит на Олега.
  - Ну, старик!
  - Ходят всякие слухи…
  - О чём?
  - О чём? О том… О том… - Мотя Сергеевич ещё раз оглядывается по сторонам.- Олег… ты посмотри, как все наши… сначала приезда восхваляли страну…
  - И…
  - А, теперь, народ или ругает, или молчит… Сколько мальчиков погибло в этих войнах…
  - Каких войнах?
  - Да в этих… которые с нашего приезда были здесь… За эти  20 лет… сколько детей погибло в терактах… Сколько детей забрали из семей… Куда? Кто позволяет себе распоряжаться человеческими жизнями? Кто? Почему так много самоубийств? Что доводит людей до такого страшного конца? - Мотя Сергеевич в очередной раз оглянулся вокруг.- Олег… Молчим…  Молчим…  Там молчали и здесь молчим… 
  - А, вам-то, старикам, что молчать? Чего вам бояться? Кто у вас, что отнимет? У вас одно будущее… ваши хостели да бейт аводы…
 
   Олег внезапно замолчал. В его голове молнией пронеслась мысль о том, что возможно и ему будет маячить в будущем только хостель и бейт авод… Ещё не известно, как окончится дело с его здоровь-ем и как он сможет работать.
  - Старик! По сути дела… вы самая движущая сила страны…
  Мотя Сергеевич как-то странно посмотрел на Оле-га.
  - Ты что? Что мы можем двинуть? Кого? Куда? Наше дело доживай… как-нибудь…
  - Старик, это плохо… Это плохо, что вы все думаете только о том, что вы доживаете. Мы ведь смотрим на вас… на вас всех стариков и понимаем какая нас ждёт участь…
  - Эх… что-то не ладно…
  - Что делать? Видно здесь не одна жизнь для всех.
  - Да… не одна… Я вот слышал, что какую-то молодёжь возят по Америке, чтобы они рассказывали, как мы тут живём…
  Олег рассмеялся.
  - А, ты хочешь, чтобы тебя отправили, и ты стоял, и молчал там…
  - Да, кто меня куда отправит? Я и говорить то не смогу, как надо…
  - А, как надо?
  - Так, а кто его знает, как надо.
  - Научат…
  - Поздно меня учить… Я уже все школы прошёл… И, в гетто, ребёнком побывал… и в советском лагере… и работал на всяких работах… Да, кому интересно знать как я жил и живу. Кому интересно знать, о чём я думаю?
  - Мне интересно.
  - Так я только тебе и говорю об этом. С кем говорить? Все боятся говорить. Сидят и помалкивают. Боятся… что б не было хуже… все думают о детях…
   - А, дети при чём?
   - Все помнят, как было в СССР… Дети должны были отказываться от родителей, молчать…  и прославлять коммунистическую партию.
   - Ты отказывался от родителей?
   - Все мои остались там… в гетто… их всех вывезли в Треблинку…
   - А, ты? Как ты остался?
   - Нас, троих, когда колонной вели на станцию… устроили шум в колонне, сбежалась охрана, а нас под этот шумок, с другой стороны колонны вытолкали в лесок… Мы там лежали до ночи…
  - Старик… - Олег смотрел на Мотю Сергеевича совсем по- другому, чем раньше. – Что дальше?
  - Знаешь, мы были дети… ну, не такие как теперь… Мы были совсем другие… Другое было время… Мы ведь уже прошли одну школу в гетто… мы научились кое-чему в той жизни, а потом в лаге-
рях СССР…
  - А, в лагерь, как попал?
  - Это не был лагерь для взрослых… Это был интернат для детей у которых родителей… А, лагерь это потом…
  - Говори…
  - Олег, это длинная история…
  - Так расскажи… Расскажи её всем.
  - Я никому ничего, никогда не рассказываю… Для чего? Это моя жизнь. Кому она важна здесь?
  - Старик! Это же память для человечества!
  - Память…  Это уже прошлое, а я живу сегодня. Я хочу говорить о том, как я живу сегодня…
  - Но, ты же молчишь. Ты всё время оглядываешься. Ты всё время чего-то боишься.
  - Вот об этом я и хочу говорить. Хочу!
  - Так почему ты молчишь о том, что боишься говорить?
   - Так я уже сказал.
   - Что сказал? Что?
   - А, то, что даже здесь, в Израиле, даже сейчас, я боюсь говорить.
 

   Олег смотрел на Мотю Сергеевича и только сейчас начинал понимать, на сколько велик страх от чего-то у этого старика. Он всматривался в живые глаза старика и видел в них – Крик!

  Олег вернулся домой. Он старается изо всех сил не только обслуживать себя сам, но и приводить в порядок квартиру, чтобы после работы Марине было время для отдыха. Он не тревожит Марину этими разговорами, которые происходят на лавочке в сквере.  Он видит, что Марина устала от этой жизни. Он живёт на её зарплату, а выплатам от страховой компании ещё не видно и конца.
      Он зависим. Он заложник. Он стал заложником аварии.

  Олег задумался над словами старика, над теми словами  которые он произнёс в конце. Он задумался над тем, что даже сейчас, здесь, старик боится говорить, говорить о том, что происходит, а ведь старик понимает, понимает, что происходит.

  Олег подумал о том, как бы он смог выжить и пережить это время без Марины? Он ей никто! Он подумал о том, что он, взрослый мужчина, а попав в такую ситуацию, ему не справиться одному с этим всем. Не справиться никак. Он подумал, а как же это происходит с другими? Кто помогает им? Кто может помочь, если народ живёт на свои деньги и подсчитывает каждый шекель в расходе. Как, может человек, если с ним что-то случается, оплачивать своё съёмное жильё? Как люди выживают в таких-то ситуациях? Ему вспомнились социальные работники, которые работают в государственных и каких-то частных компаниях. Он вспомнил, что государство выделяет из своей казны два миллиарда шекелей в год на финансирование этих каких-то частных товариществ, Амутот. Он подумал о том, что он ничего не знает об этих товариществах, Амутах, и какова роль социальных работников в таких частных компаниях, и на кого они работают.  Кому, они помогают и какой деятельностью они занимаются, но все в этих товариществах исправно получают зарплату.   

  Мысли Олега скакали и прыгали. И мысль о том, что везде по стране в каких-то Амутах, крутятся какие-то громадные деньги, подняла его со стула, и  он вышел на улицу.
 
   Он ковылял, не ощущая боли, его мысли кружили в голове, как назойливая муха – Старик молчит! Старик что-то знает, иначе он бы говорил, как все, просто болтают всякую чушь.  Старик не болтает чушь. Старик знает что-то и молчит.

  Олег ковылял в сквер. Он облазил весь сквер, всё вокруг. Старика нигде не нет. Олег сел на лавочку. Он сидел и думал о том, что он найдёт этого старика. Он найдёт его.

  В сквере расцветали и осыпались цветы. Сквер за-сыпало сухими листьями, и иногда лавочки смачи-вал дождь. В сквер приходили уже выросшие дети, со своими детьми.

  Марина вышла замуж. У Марины чудесный муж. Олег часто приходит к ним в гости. Он возится с малышами и всегда, если Марине нужно куда-то с мужем идти он остаётся дома с их детьми. 
 

    Олег живёт на пособие по инвалидности. По страховке он получил какие-то копейки, которых хватило только на то, чтобы платить какое-то время приличное жильё. Потом он остался только с пособием две тысячи шекелей и 650 шекелей от министерства строительства на съём жилья. Что можно снять за 650 шекелей в Израиле? Ничего!  От всех денег после оплаты жилья,  расходов на лекарства, которые он, экономя деньги, практически не покупает и расходов на проезд,  у Олега остаётся 600 шекелей на питание. Марина всегда его подкармливает. Муж Марины не только не протестует, но всегда помогает Олегу, если нужно куда-то поехать и Олег плохо себя чувствует.
      
  Они все, втроём в доме Марины, часто обсуждают тему транспортных происшествий и их последствий.
  - А, вы слышали, что только за этот год, а прошло всего три месяца с нового года… уже погибли на дорогах… на таких чудесных дорогах Израиля 72 человека…


  Они переключают беседу на штрафные парковки, которые Олег получил по прошествии многих лет. Они с азартом обсуждают тему всей системы штрафов в стране и такой активной деятельности в этом адвокатов. Эти адвокаты навязывают  клиенту оплату за свои услуги больше, чем сумма самого штрафа. Любой долг по оплате обязательно теряется на годы, в каком-то мутном омуте, а потом, через эти прошедшие годы, выплывает из этого омута и
исчисляется уже в тысячах. 

  - Да, хотел вам рассказать то, что слышал от приятеля.-  Эдик,  муж Марины, затягивается сигаретой.- Так, вот… он ехал по дороге… ну, как обычно мы ездим… и тут его остановил инспектор дорожного движения… предъявляет ему обвинение, а он… дурак, вздумал с ним спорить… Так тот инспектор сказал ему, что если он ещё раз откроет рот, то получит штраф не 250 шекелей, а более тысячи и у него заберут права, которые вернут только после суда… 
  Олег слушает внимательно.
  - И что, твой приятель?
  - Этот дурак, не был ни в чём виноват… Он ничего не нарушил и пошёл дальше спорить с инспектором.       
  - И…
  - Инспектор, намотал ему на полную катушку! Приятель подал в суд и конечно проиграл дело, да ещё заплатил издержки за ведение судебного дела… Здесь слово против слова. Понятно, что победит инспектор.
  - И, что, твой приятель?
  - Продал машину и ездит на такси…
  - Избавился от машины… А, мне помнится, что в СССР… когда-то были клубы автолюбителей… Интересно, почему здесь, в Израиле, нет клубов автолюбителей? Можно было бы решить многие проблемы… На счёт сроков предъявления адвокатами этих штрафов за парковку… уж точно можно подать представительский иск в суд и потребовать… ограничение сроков подачи таких исков против должника по штрафной парковке… ну, скажем… не более года! Я знаю, что многие не получают эти квитанции непосредственно сразу после выписки. Многие инспекторы по выписыванию штрафов вообще не кладут квитанцию за «дворник» машины… Я много раз следил за работой этих сотрудников муниципалитета… Иногда они щёлкают фотоаппаратом, что-то щёлкают на каком-то приборе и всегда выписывают квитанции, но редко кладут за «дворник» машины... Так делают…
  -  Да… Я тоже редко получаю квитанцию за «дворником», но всегда получаю через годы какие-то штрафы за какую-то парковку. Да… можно… было бы… Я иногда думаю, что сидит какой-то в муниципалитете… складывает эти штрафные дела в папки… а потом… по мере прошедших лет достают эту папку и… адвокаты муниципалитетов, рассылают письма и уведомления о штрафах… вместе с нанятыми из частной фирмы по выбиванию долгов, то есть их собственными судебными исполнителями. Народ пугается, что сейчас начнут выносить телевизоры, холодильники, компьютеры и прочую чепуху, за которую они ещё не расплатились с банком, так как всё покупают на отсроченные чеки, визы, кредитные карточки…
  - Чёрт! – Олег крикнул и почувствовал, как он, этот самый забил своим хвостом ему в грудную клетку. – Чёрт! Так ведь это же…

  Марина и Эдик посмотрели на Олега. Они рассматривали друг друга так, как будь- то видят впервые. Они не говорят ни  о чём. Каждый думает…          

  Олег думает о том, что же он не оказался в числе тех, кто остался качаться в облаках, а не мучает свою жизнь в такой чудесной стране с такими чудесными дорогами.          
         
  Марина заметила внезапное изменение лица Олега.
  - Аварии, это страшно, но как всё-таки повезло тем, кто остался жив… 
  Олег посмотрел на Марину.
   - Остался жив… Для чего?
   - Что ты такое говоришь? Надо жить…
   - Вот так, как я? Да что бы я без вашей помощи делал?! Как бы я мог жить? Кому нужен калека?
   - Не говори так. Ты, Слава Богу, сам себя обслуживаешь.
   - Обслуживаю… Для чего?
   - Что бы жить, чтобы продолжать жить.
   - Знаете, статистика о самоубийствах в Израиле, ужасная. Подростки. 20 подростков в год кончают жизнь самоубийством. Дети содержатся в психушках. Из них всех, там содержащихся, наших, советских 25%... и самое страшное… Нет контроля за психушками в которых содержатся подростки. Нет контроля! Никто не допускается к контролю за этими закрытыми психиатрическими заведениями, в которых содержатся дети. Кто и зачем оплачивает содержание подростков в таких заведениях? Что приводит людей к такому финалу их жизни? Что?
  - Да… Я вот слышала, что судья покончил счёт с жизнью…
  - Я тоже слышал об этом. Говорят, что этот судья, Морис Бен Атар, был настоящим судьёй. Он опасался увольнения с работы за то, что не успевает  вести дела. Судьи перегружены делами. 2335 дел приходится на судью в год.   
  - У них, у судей, столько дел, что они не могут их все рассмотреть во время и суды тянутся годами… В этих судах никто не говорит о справедливости решения, всё какие-то сделки, то с прокуратурой, то сделка двух сторон, то ещё неизвестно с кем. Всё какие-то сделки, а не правосудие.
  - Так вот и вопрос… Почему столько открывается судебных дел? Почему?

 
  Марина поднялась из-за стола и пошла, приготовить кофе. Она насыпала зёрна кофе в кофемолку. Включила кофемолку и стояла задумавшись. Кофемолка крутилась и жужжала, а Марина всё продолжала стоять и о чём-то думать.
   - Мариша! Выключай кофемолку, готово…
   - Готово…

   Марина выключила кофемолку, но её мысли не отключились. Она стояла у плиты и смотрела, как поднимается пена уже закипавшего кофе. Кофе в одну секунду поднялось над краями турки и выскочило за её пределы.
     - Готово! – Марина, издала радостный крик.
     - Готово! – Эдик рассмеялся.
     - Готово! – Олег улыбался, глядя на них двоих.

  Марина разлила остатки кофе по чашечкам и принялась вытирать плиту. Закончила и вернулась к столу. Лицо Марины было серьёзным и сосредоточенным.
  -  А, этот, мальчик, солдат армии, он то чего покончил жизнь? Его искали неделю. Нашли в лесу Бейт Шемеша. Что случилось в жизни солдата? 
  - Об этом, нет ни какой информации.
  - А, какая есть информация о тех, других, которые
кончают жизнь самоубийством? Кто проводит исследование причин, которые приводят взрослых и подростков к такому концу? Это не единичные случаи. Эти цифры ужасают и никому нет дела до происходящего с народом. Из них, нет ни одного случая Ромео и Джульетты.

  Все замолчали. Они в полном молчании пьют кофе и даже не смотрят друг на друга. Они думают. Они думают о жизни, которая не так уж и проста в этой стране.

   Эдик внезапно рассмеялся. Марина и Олег посмотрели на него с удивлением, ведь они только что говорили о тяжелых  вещах.
  - Эдик, ты чего?
  - Я вдруг подумал о еврейской жизни, не только здесь, в Израиле, а вообще и той, которой жили прадеды в известных нам странах.
  - О, еврейской жизни? – Олег поднялся со стула и понёс свою чашку в раковину. – О еврейской жизни. Тебе кажется она смешной?
  - Я думаю о том, почему евреи так много смеются над собой и продолжают жить так, как жили…   
  - А, действительно? - Марина поднялась со стула, взяла чашку Эдика и свою и понесла в раковину. – Действительно, и эти, какие-то песни, в которых поют о том, что смех оплачен кровью…
  Марина стоит у раковины. Она моет чашки. Она думает о чём-то и произносит:
  - Никто, ничего не хочет менять в этой еврейской жизни.
  Эдик смотрит на жену.
  - Каждый надеется, что ему удастся поймать свою золотую рыбку в этом омуте…
  - Эд, золотые рыбки не водятся в омутах. Золотые рыбки водятся в морях.
  - Водятся… Ещё как водятся… Омут, он на то и омут, чтобы никто ничего не видел, кроме надежды на свою мечту. И смеются, оттого, что не удалось! Вот они и называют всю свою жизнь холоймесом…   
   - А, что на этот счёт говорит Тора? – Олег опустил вниз челюсть, пытаясь всем своим видом показать заинтересованное вопрошание. 
   Марина и Эдик рассмеялись.
   - Вот ты и изучи Тору, чтобы нам доложить, что на этот счёт говорит Тора.
   - Я? Тору?
   - А, что? Ведь наши прадеды жили по Торе, и смеялись над собой, и всегда жили такой жизнью.
   - Да… что-то в этом есть… А, интересно, так много говорят о гене памяти…
   - Какой памяти? – Эдик забарабанил пальцами по столу.
   - Ну, этой, памяти народа… Не то, что мы помним, что было в наше время, а то, что было когда-то, давно, давно, Учёные говорят, что память передаётся из поколения в поколение и она существует в мозгах народностей…
  - Ох, эти учёные. Как, они только и выкапывают всякое.
  - Так они ж учёные. Они изучают.
  - А, кстати об учёных. Смотрите, сколько евреев получили Нобелевскую премию. И это из всего числа евреев, которых на сегодня всего 13 миллионов во всём мире. – Эдик продолжает барабанить пальцами по столу.    
   - И не только учёные…
   - Да… Ничего не скажешь, талантлив народ еврейский. Талантлив на всё…
   - Вот, вот, я как раз об этом. На всё. Все эти банковские штучки, игры с чеками, какие-то серые рынки ссуд, которые потом оборачиваются для человека кошмаром… - Олег посмотрел на Эдика, который продолжал барабанить пальцами по столу. – И всё разное… прочее…
  - Олег, всё очень просто. – Эдик посмотрел на Марину. – Вот мы, я и Марина, никогда ничего не берём у банка. Кто заставляет людей брать какие-то ссуды и для чего, чтобы потом иметь проблемы?   

 

   Олег поник. Он вспомнил, как он прилично зарабатывал и купил машину, взяв ссуду в банке, и чем потом всё обернулось. Но, с другой стороны, если бы не авария, он так бы продолжал благополучно жить и выплатил бы свою ссуду за машину и, возможно, замахнулся бы на покупку квартиры, с ссудой в банке. Олег рассмеялся.
  - Ты чего?
  - Так. Вспомнил свою ссуду на покупку машины и подумал, а если бы всё было благополучно, то я бы замахнулся на покупку квартиры с ссудой в банке. 
  - Вот, вот. Всё только ссуды, ссуды, ссуды…
  - А, как иначе? Где взять миллионы на всё?
  - А, ты отбрось всё. Оставь только то, что необходимо и не смотри и не слушай тех, кто говорит, что надо жить в долг. – Эдик продолжает барабанить пальцами по столу. – Смотри, все живут по-разному.
  - Да, Эдик, все живут по-разному… но вы, ты и Мариша, не миллионеры, а для меня сделали столько, сколько не сделал бы ни один миллионер. Тора учит всех помогать, сдавать деньги в их кассу, кассу религиозных. Они говорят, что с этим приходит искупление всех их грехов… наворовал у бедных, пошёл, и часть из этих денег отдал в кассу религиозным и, прощён. Но, не они, эти религиозные, мне помогли из своих денег, которые получили от этих миллионеров в свои кассы… В самое трудное время мне помогла Мариша на свою одну зарплату. Она ничего им, религиозным не сдавала в кассу, она отдала часть своего заработка конкретному человеку, и я выжил. Вы, самые близкие мне люди и нет у меня никого другого… - Олег отвернулся от стола. Слёзы катились не произвольно.

  Марина молчала. Она помнит о том времени, когда взвалила на себя Олега после больницы. Она помнит о том времени, когда она лишила себя всего, но тогда, сразу, она даже не думала об этом. Это пришло потом… от усталости положения. 
      
  Эдик перестал барабанить по столу. Он спрятал руки под стол и посмотрел на жену. Он знал об этом, но он даже не вдумывался, что у него такая жена.
  - Маринка, мне повезло. Мне очень повезло. - Эдик поднялся со стула и зашагал по кухне. – Маринка, как же мне повезло…
  Эдик вернулся к столу.
  - Олег, а знаешь, я сейчас подумал, что если бы на всех рекламных щитах вдоль дорог не рекламировали всякую чепуху,  которая отвлекает водителя, а писали бы крупными буквами:   
    Проверь скорость движения! Не забудь включить поворот!   Уступи дорогу!  Тебя ждут дома!


   И при этом местами демонстрировали бы случаи всяких аварий, то, может, быть с тобой и с другими водителями, ничего бы и не случилось и может быть, много аварий удалось бы избежать, ведь в Израиле чудесные дороги.

   - Да, в Израиле чудесные дороги и, кажется, что нет причин для аварий, но, руль управления в руках человека, и никто не знает, что у этого человека в мозгах…
  За окном темнело.
  - Что-то я у вас засиделся сегодня. Мне так хоро-шо с вами, если я вам не надоел…
 
   Олег поднялся со стула и направился к выходу. Дошёл до двери.
   - Спасибо вам за всё. Нет у меня никого кроме вас…

  Олег вышел из дома. Он пошёл в своё то, что называется жильём. Он брёл не спеша. Ломило все кости. Он поднял голову вверх. Небо затянули облака. Зима.
  - К дождю…