Нашли из-за чего драться!

                "И мы, сплетясь, как пара змей,
                Обнявшись крепче двух друзей,
                Упали разом..."
                (М.Лермонтов. "Мцыри")               

Мне было, пожалуй, тринадцать, Серёжке - четырнадцать. Девкам - по двенадцать, они все учились "на класс моложе". Четырнадцатилетним второгодницам, "на наш взгляд", тоже было двенадцать. К чему я о годах наших? - В этом возрасте у девок появляются некоторые их "признаки", и вот произошло одно недоразумение. Дело было в дремучей деревне, поэтому употребляю соответствующий давно минувшему событию язык.

Деревня образовалась у реки, которая в том месте, как специально, имела приличное уширение и углубление, и летом на берегу всечасно был народ: ребятня (то есть мы), бабы с тряпьём на тачках, ждущие, когда другие бабы достираются на деревянных "плотках" и освободят место; а ещё редкие заезжие с удочкой. Мы мешали бабам стираться-полоскаться, а они не давали купаться, но вот мы одни на реке: накупались и уселись на берегу играть "в ножички": это надо складешок или напильник бросать с пальца, с двух, трёх, с ладони, с локтя, через плечо назад - чтобы непременно воткнулся остриём. Побеждал тот, кто без остановок первым "втыкал" ножик позади себя через голову. Очень занимательное для пацанов занятие, и полезное как будущим призывникам, но пока мне тринадцать, Серёжке четырнадцать.

Подождав, пока течение отнесёт мутную воду после нашего купания, в речку полезли девки - в разнокалиберных трусах, без маек, без ничего на груди, и это было так привычно - и им, и нам. Мы слышали отдельные вскрики: "Я же вперёд тут пришла!", "Ой, не  толкайся!", "Девки! А чё если...", и прочее. Иногда девки купались совсем голыми: это когда нас не было ни на берегу, ни на горизонте даже... Мы это учуяли и стали устраивать разные засады: возле берега была лесопилка, мы почти зарывались в опил в яме под этим механизмом, ждали, когда проследуют купаться девки, оглядываясь и радуясь, что на этот раз одни. Когда наши подружки начинали свое голое водное неистовство, мы подползали по высокой траве, хватали их одежду и начинали своё "неистовство": "Так, Райкино платье, косынка, трусы... Твои, Райка? Жди. Сейчас разберёмся и - может быть! - начнём вас одевать..." Потом мы, дав "помёрзнуть", бросали девкам каждой её "нижнее", они с явным неудовольствием булькали штаны в воду, натягивали их там, выкарабкивались на берег одеваться. А когда долго купались и играли "в ляпки" мы - девки сидели на берегу рядком и, как с трибуны, созерцали наше водное поло.

Итак, мы наигрались в ножички, повернулись к реке, а девки накупались и стали выбираться на берег. Все вместе мы "проспали" какой-то момент, когда у девок стало что-то меняться во внешнем облике, да и как не проспать?!.. Вспомним апорию Зенона, к примеру, "Куча": одно зерно не куча ещё, два зерна не куча, и пять зёрен не куча, но вот уже явно куча - но когда она образовалась? Сколько надо зёрен для кучи?.. Ответа не может быть, ибо это диалектический переход количества в качество. Вот из-за этого нового качества, а может, количества, мы с Серёжкой разодрались.

Против нас на торфяной обрывистый берег стала выкарабкиваться Галька, а с нею мы уже, бывало, переглядывались. И тут я заметил, как Серёжка, мой закадычный дружок, не пускает её на берег, вернее - пытается ущипнуть за соски. Я увидел, что у Гальки стали заметны груди. Это для меня ещё ничего не значило, но за Гальку я не мог не вступиться: она увёртывалась от Серёжкиных рук, пытаясь выбраться-таки. "Пусти её!" - хватанул я приятеля за плечо, но Серёжка пришёл как бы в азарт, а Галька, увидев меня так близко к себе голой, закрыла грудки ладошками и побрела в воде вверх по течению, к другому удобному месту выхода. Серёжка шёл неотступно берегом, демонстрируя в воздухе свои "щипки". Галька опять взялась за траву, чтобы вышагнуть на колено, но Серёжка уже тут...

Я резко оттолкнул и повалил приятеля: "Я же сказал не трогать её!.." Ответом было: "А кто ты такой?.." Мы старались положить один другого на лопатки, и это было бы безоговорочной победой одного и поражением другого. Я боролся в том возрасте весьма успешно, но в Серёжку будто зверь вселился: он остервенело сопротивлялся, мы впивались друг в друга ногтями, хватались за волосы. Поединок затянулся, подошли остальные: "Чё это они?" - "Да, похоже, из-за титек Галькиных дерутся." - "Хм, нашли из-за чего драться!.." Тогда все обернулись на Гальку: она и остальные девки, уже одетые, сидели опять рядком против драки, молча, переглядываясь, осмысливая своё новое телесное состояние... Я поборол-таки Серёжку (это чтобы наперёд!). Никто произошедшее никак не комментировал, только в Галькиных глазах я заметил появившийся новый отблеск. Новое качество, так сказать...

(Давно нету уже Райки, нету Гальки, нету Серёжки, нету... Многих, многих уже нету,  остались воспоминания и заросшая река, забывшая свои "плотки", стук и шлёп вальков, ребячий шум, отдыхающих на том берегу коров; нету лесопилки, нету совхоза "Хромцово", остались остовы китайских теплиц и отравленная в колодцах вода, чужой говор на прилегающих к деревне полях... Родина, зачем же ты превращаешься в чужбину?!..)