Падение

- Ну вот, снова этот ужас! Не могу больше слышать! - Голос Софии сорвался и прежде чем заплакать, она добавила сиплым дрожащим шёпотом - Они что, все слепые совсем?

Андрей быстро выключил телевизор и нежно обнял жену.

- Успокойся, милая. В мире всегда было полно нравственных уродов, вроде родителей этого злого мальчика, терроризирующего  школу.
Некоторое время София всхлипывала, прижавшись к мужу. Затем вдруг снова выпрямилась и заговорила совсем твёрдым голосом.

- Да нет же! - В зеленых глазах, сразу ставших сухими, снова блеснул огонь. - Беда не в том, что было всегда, а в том, что сегодня у нас просто эпидемия бесчеловечности. Ещё никогда, я уверена, наше общество не обрушивалось так стремительно и не падало так глубоко. Кажется ещё немного, и мы окажемся на самом дне собственной истории. Вместе с компьютерами, ракетами, деньгами и бездушным прагматизмом, которым гордятся нынешние руководители.

- Ну, не стоит так сразу хоронить всех.

Андрей старался говорить спокойно и уверенно.

 - Общество, в том числе и наше, российское, не раз уже преодолевало периоды нравственного падения вроде нынешнего. Вспомни хотя бы послереволюционные годы, когда лучшие культурные образцы и традиции оказались растоптанными и смешанными с грязью. Народ тогда довольно быстро очистился от захлестнувшей его волны животной похоти и жестокости.

- А я думаю, Андрюша, что стихийный откат в культурном развитии людей той эпохи, вызванный известной разрухой в мире и в головах, был всё же не так страшен, поскольку не был следствием специальных, хорошо продуманных действий. Как это происходит у нас сегодня. Да и не только у нас, в России, а во всём мире, практически...

 София тяжело вздохнула и медленно подойдя к зеркалу стала механически поправлять прическу.

- Всё это ты, конечно, не хуже меня знаешь, но... - Лицо Софии вдруг оживилось. - А давай устроим посиделки на эту тему с дядей! Пока мелкие с родителями на даче, мы можем всласть наговориться. И знаешь чего я хочу?

София вдруг мечтательно закатила глаза и трогательно прижала к груди кулачки.

- Знаю, - не задумываясь, ответил Андрей, - шампанского. Я за.

Предысторию этой встречи я узнал от Андрея позже. А в тот день, не успев устать от лекций и семинаров, медленно возвращался домой ещё до обеда. Занятия, требующие интеллектуальных усилий, всё меньше в последнее время увлекали основную массу студентов. Что было тому причиной, я без труда смог бы объяснить кому-нибудь другому, но сам огорчался, не получая обычного удовлетворения от общения с молодежью. Может именно поэтому я так обрадовался приглашению на ставшие редкими посиделки с Софией и Андреем.

Устойчивая жаркая погода без дождей и ветров, казалось, совсем убаюкала город в этом июне. На малолюдных улочках на моём пути даже машины не толпились в обычных пробках, оглашая округу гудками. Те же, что все-таки нарушали сонный покой, ехали, как мне казалось, неторопливо, тихо мурлыча моторами.
 
Жару, как впрочем и холод, я обычно переносил легко, и сейчас с удовольствием подставлял своё расслабленное тело обильному потоку солнечного тепла. Глаза слипались прямо на ходу, и я лишь случайно заметил Андрея, махавшего мне рукой с противоположной стороны улицы.

- Ну не могу я запомнить всех этих названий шампанского, которые София мне перечисляет! Мне даже кажется, что она каждый раз называет разные сорта.

Андрей беспомощно смотрел то на ряды бутылок с золотистыми и серебристыми головками, то на меня в ожидании помощи. Я же хорошо помнил предпочтения племянницы в этом вопросе, потому с проблемой выбора мы справились легко и заполнив хозяйственную сумку продуктами, быстро преодолели отделявшую нас от дома сотню метров.
Благодаря толстым кирпичным стенам и плотным занавескам на окнах, в квартире было совсем не жарко. А приняв прохладный душ, я пришел в форму, которую мог бы назвать отличной. Голова, во всяком случае, явно заработала.
В столовой, где продолжала суетиться София, меня ждал красиво как всегда накрытый стол. Накрахмаленные салфетки, тяжёлые серебряные приборы и прочие, необходимые по прежнему этикету предметы, свидетельствовали о том уважении к традиции семейного застолья, которая никогда не нарушалась в семье моей сестры, а теперь и её дочери.
Усаживаясь на старый тяжёлый стул с высокой резной спинкой, я думал о том, что сегодня уже мало кто соблюдает застольный регламент, считая его анахронизмом. И может не стоило бы сожалеть об этой утрате, если бы люди отдавали себе отчёт в том, что именно они отправили на свалку истории, как семейной, так и отечественной.
 
Успевшее охладиться шампанское оказалось замечательным, и София, делая маленькие осторожные глотки, жмурилась, не скрывая удовольствия. Андрей же, относившийся к этому напитку почти безразлично, с улыбкой наблюдал за женой, вяло покусывая кусочек твёрдого сыра.

- Об утрате духовности сегодня говорят многие, - начала София, продолжая наблюдать за пузырьками в бокале, - но говорят как-то походя, как об утрате... штанов, что ли, без которых неудобно и просто неловко. Мне кажется, что рассуждающие на эту тему люди не столько выявляют важнейшую для нашей жизни проблему, сколько дискредитируют её беспомощностью своих рассуждений. Я не права, Влад?

- Очень даже права! - живо отозвался я.

Проблема, которую затронула племянница, уже давно стала предметом моих собственных невесёлых размышлений и потому я с готовностью продолжил.

- Когда сталкиваешься просто с ошибочным толкованием события, это ситуация в целом обычная. Рассуждения слабо вооруженного интеллектуально человека редко бывают убедительны. Плохо и очень опасно, если ложные толкования готовятся специально работающими специалистами, сознательно дезориентирующими массы людей, опираясь на отсутствие у них полноценного мировоззрения, играя на их сиюминутных ожиданиях и разных житейских проблемах. Ещё страшнее по долговременным последствиям сознательное извращение важнейших понятий, сохраняющих веками а то и тысячелетиями жизненно необходимые смыслы. Особенно это касается ключевого в становлении человека человеком понятия любви. Трудно теперь сказать, кто именно внёс основной вклад в разрушение его смысла, в подмену его примитивным представлением о половом по сути влечении. Да это и не важно, в сравнении с разрушительной деятельностью многих современных педагогов, воспитывающих не прекрасных юношей и девушек, но знающих и опытных самцов и самок.

- Это верно! - подхватила мысль София. - А ты помнишь, Влад, как я в школе на эту тему скандал устроила?

На несколько секунд племянница погрузилась в воспоминания.

- И знаешь, что меня тогда больше всего поразило? - То, с каким интересом и удивлением слушали взрослые учителя мою горячую критику. А вот соображения о том, как нужно воспитывать мальчиков и девочек, на вооружение практически никто не взял. Я сначала огорчилась, когда через несколько дней увидела, что все идет как было, а потом поняла, что между моими теоретическими рассуждениями и реальной практикой педагогов слишком большая дистанция. Тогда и затеяла свой семинар...

- Достаточно успешный, насколько я помню. Так, во всяком случае отзывались на школьном сайте о твоей инициативе и многие родители и даже директриса.

- Ну да. - Улыбнулась, вспоминая о своём успехе, София. - Только через год в школе не было уже ни тех учителей, ни самой директрисы с её неудобными для руководства инициативами.

София умолкла, уперев грустный невидящий взгляд в пустой бокал. Воспоминания о волнующих событиях тех дней уже не тревожили как прежде, но, видимо, сохраняли печальный оттенок.

- Ты хотела поговорить с Владом про девочек с кошками и вообще про жестокость детскую. - Напомнил Андрей, сразу вернув Софию к реальности. - И бокал отпусти, пожалуйста. Он пустой.

Шампанское закипело, пенясь, в тонком стекле, и окончательно успокоив племянницу.
Наблюдая за Софией, я, как обычно, задержал взгляд на её удивительных руках. Кисти с длинными тонкими пальцами были не просто красивыми, как принято говорить в таком случае. Они были музыкальными в каком-то особом смысле, возникающем, когда кисть начинала двигаться. Движения были пластичны настолько, что я слышал какую-то удивительную мелодию, возникавшую из самого движения. Не знаю, видел ли ещё кто-нибудь, кроме меня, это совершенство... Надеюсь, что да. Но я не смог сдержать себя и заговорил о самом больном и самом главном, вместо того, чтобы оставить этот заряд мыслей и чувств на конец беседы.

- Человек, если он действительно стал им, это не животное, которое создала природа. Это настолько полная ему противоположность, что достаточно одного взгляда, одного самого лёгкого прикосновения к его сознанию, чтобы всё стало понятно.
К сожалению, наш мир настолько ещё несовершенен, что скалить зубы и рычать считается едва ли не нормой. Поразивший современное общество недуг, который я бы назвал культурной слепотой, мешает людям осознать трагическое падение в природное состояние с высоты человеческой культуры, на которую мир взбирался тысячелетиями. А ведь сладостный для многих возврат к животной чувственности или, что то же самое, к естественному состоянию это и есть конец света в самом трагическом и точном его определении. И накакая наука, никакие машины и финансы не способны остановить этот процесс культурной деградации, процесс расчеловечения... Только человеческая любовь и нравственность...

Все молчали. Плеснув себе в бокал коньяка, я сделал большой глоток, надеясь, что напиток снимет возникшее вдруг и совсем не нужное возбуждение.

- Ну вот... поговорили, - печально вздохнула София, - и всё-всё сказано.
Племянница жалобно и совсем по-детски глянула на меня своими огромными зелеными глазами

- А как же с будущим, которое реально постольку, поскольку мы в него верим? Помнишь, Влад! Ведь это же ты нам рассказывал! И как же невозможное, в свершении которого смысл нашей жизни? И неужели осознав свою истинную человеческую природу, мы все же затеряемся на свалке культурного мусора, скрывшей грязной массой хотений бесконечные горизонты разума?
 
- Ну что, получил! - Произнес я про себя. - Нытик несчастный!
Пожалуй, за всё время нашей дружбы с племянницей я не припомню ни одной беседы, в ходе которой моя зеленоглазая собеседница не удивила бы меня своей способностью не просто добираться до сути обсуждаемого, но мыслить неожиданно и зачастую парадоксально.

- Ты, как всегда, права, девочка, - развёл я руками в знак капитуляции, - а я просто раскис немного в последнее время и очень уж меня утомила затянувшаяся агония системы образования. А человечество, конечно, справиться и с болезнью грязных рук, и её осложнением в виде всеобщей продажности, и со всеми страшными, но естественными проявлениями культурной деградации. Детей вот только безумно жалко...

Что-то внутри у меня вдруг отключилось, и я умолк. Ребята продолжали рассуждать о судьбе школы, лишившейся идеологической опоры и нормального социального заказа и о судьбе детей, в сознании которых прекрасные и ещё недавно священные понятия любви, достоинства, верности замещаются понятием удовольствия, удачи, расчета и богатства. И всё это со всё более выраженным английским акцентом и научным, прежде всего, экономическим обоснованием.

- А ведь они уже убивают и не только друг друга, но своих учителей и даже родителей! Господи, что же ещё нужно, чтобы получившие власть счетоводы наконец ужаснулись содеянному в последние годы?!

- Влад! - услышал я в друг голос Софии и вздрогнув, вернулся к действительности.
 
- Ты уснул или так глубоко задумался, что совсем на нас не реагируешь?

- Простите ребята, я кажется действительно задремал. Ну ка! Введите меня в курс дела и я тут же найду приемлемое решение! - попытался я пошутить.

 - В чём в чем, а в этом я никогда не сомневалась! - весело воскликнула София.

Только я слишком хорошо знал свою племянницу, чтобы не разглядеть в глубине её зелёных глаз тяжёлую, неподвижную печаль, которую я так и не смог сегодня разрушить.