Cеверный поток и трофейное искусство ч. 2

Мы продолжаем тему культурных ценностей, захваченных немецкими фашистами на оккупированных советских территориях в годы войны. В настоящий момент, когда происходит обострение отношений между Россией и Германии она приобретает особую актуальность.
 
… Вот некоторые данные. Тотальному разрушению подверглись монастыри Ново-Иерусалимский и Иосифо-Волоколамский в Московской области. Всего оккупанты там разграбили и сожгли 44 церкви. В руины превращены Тихвинский и Александро-Свирский монастыри в Ленинградской области.

Со всех икон немцы содрали позолоту, сняли серебро, бархатные обложки и басму, похитили лучшие ризы и венцы. Из Успенской церкви украдена одна из наиболее почитаемых православных святынь - чудотворная икона Тихвинской Божией Матери, а также шесть овальных икон с Царских врат, две серебряные позолоченные иконы с иконостаса.

Невосполнимые потери понесла Новгородско-Псковской земля. В Новгородской Софии были сняты все кресты, разграблено внутреннее убранство. Золоченая кровля пошла на изготовление чаш, бокалов и сервиза для немецких генералов.

В окрестностях Новгорода подверглись грабежу храмы Иоанна Предтечи «на Опоках», Спаса Преображения, Петра и Павла в Кожевниках, Рождества Богородицы «на Молотовке». Из Иосифо-Волоколамской обители исчезли древние плащаницы и личные вещи основателя монастыря Иосифа Волоцкого.

В Смоленске оккупанты разрушили и сожгли ценнейшие православные храмы XII - XVII веков: церкви Петра и Павла, Иоанна Богослова, церковь Михаила Архангела, Георгиевская и Нижне-Благовещенская. Сожжены соборы Троицкий и Вознесения. В древней Старице Калининской области сожгли монастырь 16 века.

Сборный пункт находился в Риге. Весной 1944 года он ломился от огромного наплыва культурных ценностей из России.  Привлеченные для оценки музейные специалисты и университетские профессора Германии не покладая рук занимались списками предметов, намеченных к отправке в хранилища рейха.

В ожидании наступления советских войск тут же готовилась тара, на ящики и упаковки наносились условные обозначения. Некоторые картины уничтожались на месте, иконы помещались в ящики без описаний и регистрации. Первый эшелон из 9 вагонов с награбленным имуществом был отправлен 15 марта.

Позднее из Риги ушли ещё 4 вагона. 3 мая под усиленной охраной были отправлены еще 3 вагона с ценнейшими произведениями искусства. Среди ящиков этого эшелона находились сокровища Псково-Печорского монастыря.

Грузы из Риги следовали под Ансбах, в Баварию, под личную ответственность владельца замка Кольмберг. Владелец замка, бывший германский посол в Японии и известный коллекционер д-р Эрнст-Артур Форедж, дал согласие лично Розенбергу принять огромный массив ценностей и разместить их в помещениях своего замка

Его племянник Адельберт служил экспертом в оперативном штабе Розенберга и был научным сотрудником Берлинского музея, куда свозились экспонаты со всей Европы. Именно он вел досье о перемещениях русских ценностей в другие хранилища на территории Германии и Австрии.

В июле 1996 г. на мое имя в «Известия» пришло письмо из германской дипмиссии в Москве.

Первый секретарь посольства Штефан Грабхерр сообщал, что в своих материалах я не точно отражаю действительность, не упоминаю факты позитивного отношения немецкой стороны к налаживанию контактов с Россией в области гуманитарного обмена и возвращения культурных ценностей.

В частности, он сообщал, что в свое время Германия вернула России Готторпский глобус, который на данный момент находится в санкт-петербургской Кунсткамере. Штефан Грабхерр посылал дружеский привет и просил опубликовать его сообщение.

Редакция пошла навстречу, сопроводив текст моим комментарием. Дело прошлое, писал я в заметке «Трофейные лабиринты», но мы помним об этой истории. Глобус действительно был подарен Петру Великому датским королем Фредериком IV в знак благодарности за военную поддержку при взятии Теппингена и разгром шведов в Гольштейне в 1713 г.

Во время блокады Ленинграда немцы вывезли его в Германию, а в 1946 г. обнаружили в Любеке, в зоне британской оккупации. По соглашению между странами антигитлеровской коалиции, глобус-планетарий вернулся в Ленинград в 1948 г.

Из этой справки, однако, получается, что сама Германия к возврату прямого отношения не имела. И вообще, если не считать нескольких икон церквей Пскова и Новгорода, которые были переданы из ФРГ в Россию, то список возвращенных вещей этим и ограничивается.

Что касается икон, то они вернулись во многом благодаря инициативе частного искусствоведа Георга Штайна, убитого при загадочных обстоятельствах в одном из замков на юге Баварии 20 августа 1987 г.

В рапорте комиссара полиции тогда указывалось, что «жертва получила несколько ударов ножом в живот». В своей книге «Лицом к лицу» Юлиан Семенов с присущей ему изобретательностью рассказывает об эпизодах из жизни немецкого фермера Георга Штайна - увлеченного искателя Янтарной комнаты и сокровищ Псково-Печерского монастыря.

Российские ученые все еще хлопочут над полными списками. Член госкомиссии по реституции Николай Никандров, ведущий изнурительную работу на этом поприще, рассказывал мне, что такие списки наверняка имеются в Германии или США. Но России до них добраться не дают.

В 1946 г. американцы, верные союзническому долгу, отправили в СССР из Баварии 20 вагонов с ящиками награбленного немцами добра, но без описи имущества. Русские эмигранты затем сообщали на родину, что янки отдают не всё. Самое ценное они изымают и увозят к себе домой.

Кстати, на военной базе США в Форт-Ноксе «трофейное искусство» лежит за семью печатями, и никто точно не знает, какие предметы там находятся. Бонн ни разу не обращался к Вашингтону с просьбой открыть их или вернуть.

При немецкой аккуратности, продолжал Никандров, списки должны были находиться в ящиках. Кто их забрал, доподлинно не известно. О том, как тщательно велся учет, говорят хотя бы архивы Розенберга, где писалось всё, вплоть до пуговицы и безделушек, вывозимых из музеев России, Украины, Белоруссии…

Нет порядка и в наших анналах, рассредоточенных бессистемно в различных ведомствах, охраняемых от потусторонних глаз, что затрудняет работу, жаловались ученые.

Все это я имел в виду, идя на аудиенцию к послу Германии в Москве Ханс-Йоргу фон Штудтницу, куда меня пригласил Штефан Грабхерр на другой день после упомянутого выше комментария в «Известиях».

Посол встретил меня в своем кабинете, усадил в кресло, велел подать чаю и начал беседу по-русским. Он говорил о погоде, о потеплении климата, явно проводя аналогии с большой политикой и отношениями между нашими странами.

У дипломатов есть одна дурная привычка, думал я слушая его речи: они никогда не начинают беседу с того, что их интересует в первую очередь. Потом фон Штуднитц круто изменил направление мысли и съехал на заезженную тропу.

Он советовал не нагнетать страсти, напоминал, что проблема возврата произведений искусства – последняя из нерешенных на тот момент между Германией и Россией. От нее зависит всё.

- Если мы свернем с пути взаимопонимания, - говорил он, - мы рискуем испортить наши отношения надолго.

Я уже знал, что в тот день он только что вернулся из Думы, где встречался с Николаем Губенко и другими членами комитета по культуре. Посол выглядел удрученно. Разговор, видимо, был не из легких.

Он никак не хотел признать, что Россия, жертва агрессии во время войны, имеет особые права и может не подчиняться Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., где записано, что культурное достояние не подлежит захвату.

Его оппоненты в Думе указывали, что Германия с той поры по крайней мере дважды нарушала эту конвенцию, и напирали на другие источники, например, Версальский договор 1919 г., который предъявил агрессору (Германии) счет по компенсации украденных шедевров. Назывались и решения Ялтинской конференции 1945 года, где также признавалось право на получение с агрессора «штрафных ценностей» за нанесенный ущерб.

- Наша страна, - говорил Николай Губенко, - в годы войны была ограблена дважды: сначала фашистской Германией, затем своими же союзниками, так как 80% ценностей, находившихся вне советской зоны оккупации, тайно ушли на Запад.

Посол жаловался мне на непонимание думцев, которые сначала заблокировали работу совместной комиссии, а теперь хотят приватизировать то, что России не принадлежит.

- Германия, - сетовал он, - не против того, чтобы выяснить судьбу пропавших ценностей, но не может подступиться к многочисленным архивами Советской Армии и КГБ, где наверняка можно найти ответы на многие загадочные истории того или иного произведения искусства.

Наши искусствоведы, ведущие поисковые работы, также сетовали на недоступность военных архивов, но не только в России, но и в Германии. Они точно знают, что организации наподобие «Оперативного штаба райхсляйтера Розенберга», отряда СС «Наследие предков», группы «Норд», «Зондеркоманде Кунсберга» и других, занимавшихся разбоем на оккупированных территориях, вели строгую бухгалтерию учета награбленного. Их списки, между прочим, до сих пор не обнаружены.

Россия оказалась в положении человека, который сам точно не знает, что у него пропало. У немцев в этом плане полный порядок. Они-то уж знают, что хотят вернуть, и даже где что лежит. Например, Библия Иоганна Гутенберга, первая печатная книга, изданная в 1454 г. и хранящаяся в архивах МГУ. Ее стоимость – 30 млн. евро. Штуднитц считал, что для россиян она не представляет особой ценности, тогда как для немцев это национальная реликвия.

Между прочим, творения нашего первопечатника Ивана Федорова, его «Азбука», выпущенная 1574 г., хранится в Германии. Первый раз ее вывезли немцы в 1943 году, а второй раз она попала туда скорее по недоразумению, точнее, по решению ЦК КПСС.

В 1956 г. ее отправили вместе с Готской библиотекой в ГДР. Кстати, около 4 тыс. единиц Готской библиотеки до сих пор хранятся в России. Тогда они как-то не попали в общую посылку.

Это пример рисует обстановку неразберихи и путаницы в вопросе о законности и незаконности претензий на обладание ценностями. Правовой вакуум, говорили мне в Министерстве культуры РФ, не дает возможности вести нормальную работу в этом направлении, обсуждать спорные темы с немецкими коллегами