Солнце

Педагогам, трепетно относящимся к юному сердцу, пытливым ученикам посвящается

– «Они же должны радоваться творчеству... иметь представление о профессии, изучать, интересоваться...» – Елена Григорьевна беспомощно смотрела на декана, пытаясь найти в его взгляде понимание, но... В деканате сурово отрезали: мол, не имеете права. Что же ей остаётся?
Остаётся беззаветно любить своих студентов, ей, посвятившей жизнь учению других, ей, которой уже почти семьдесят, остаётся надеяться, что когда-нибудь и ей улыбнётся Солнце... Она вспоминала, идя по длинному гулкому коридору, чему её учили много лет назад. Учили, что нужно «не рассказывать, а показывать», с первого курса – работать в мастерских, затем – с детьми. Было интересно, наглядно, и юный, неопытный студент понимал, что его ждёт после окончания вуза, в чём смысл гордого слова «педагог»... Вспоминала и не могла вспомнить, чтобы кто-нибудь жаловался, прогуливал, не выполнял задания. Их не заставляли учиться. Их направляли и говорили: «Каждый из вас найдёт своё Солнце». И они искали, упорно и прилежно, вот только она, Елена Григорьевна, до сих пор его не нашла...
Елена Григорьевна при этой мысли вздохнула. Видимо, другие тогда были студенты, как бы сказали сейчас, – «мотивированные». Ведь знания в то время приходилось «добывать», за них приходилось бороться, нужно было прочитать уйму книг, вручную переписывать фрагменты, иногда и целые главы, проводя часы в библиотеках; спрашивать у родственников, знакомых и учителей, а сейчас всё так просто... Нажал кнопку в телефоне – и практически все знания человечества очутились в одной маленькой железной коробочке... Но Елена Григорьевна сетовать на жизнь не любила. Время, что уж тут... У каждого поколения свои трудности, а дело преподавателя – их облегчить. Вот и привлекала она своих студентов-второкурсников к практике в детском центре, и вдруг об этом узнали в деканате: не имеете права, эксплуатируете студентов, «заставляете их рисовать». Значит, нужно вернуться к лекциям – пусть сидят в аудитории три пары подряд, делают конспекты, может, так лучше будет?
Практически всю свою долгую жизнь Елена Григорьевна пыталась ответить на вопрос: что важнее – теория или практика? Одно без другого не может, но лучше ли, когда студент не знает традиций орнамента, но умеет вышивать, или когда владеет этими знаниями блестяще, но ни разу не держал иглу? Что лучше – когда он пользуется педагогической терминологией в совершенстве, но душа к работе с детьми у него не лежит, или когда с педагогическим глоссарием он не «подружился», но дети к нему тянутся и любят его? Елена Григорьевна считала, что правилам всегда можно научить, а практика – это базис, который с помощью теории развивается. Она следовала принципу наглядности – в художественном деле, в профессии, в жизни. «Лучше один раз показать, чем тысячу раз рассказывать», – говорила она, когда её в очередной раз упрекали за «наивность». И немало студентов её поддерживали в этой фразе, по-настоящему любили за то, что на её парах можно было пить чай и слушать истории из жизни и преподавательского опыта, за то, что можно было их обсуждать и отвечать на вопрос «А как бы вы поступили?» по-своему, не боясь, что ответ будет неверен. Её любили ещё и за то, что она поддерживала престиж профессии, когда кафедра переживала трудные времена, когда не хватало преподавателей,  когда царил всеобщий упадок. К ней можно было прийти за советом, и Елена Григорьевна никогда и никому не отказывала в помощи. Её любили, потому что она любила – искренне и всей душой. Отчего ей такая участь?..
Говорят, что праведно живущим достаётся самая сложная доля, и они должны нести её достойно. В этом году к Елене Григорьевне пришла группа второкурсников, будущих художников-педагогов, и она была обязана проводить у них занятия. Группа, где «все отовсюду»: один перевёлся, другой случайно прошёл на бюджет, третьего заставили родители,  четвёртый поступил «на авось»... Первый курс они окончили кое-как, изучая математику, экономику и другие базовые дисциплины. Видимо, этим и отбили интерес к профессии преподавателя – учиться непросто, много «научности», а зачем художнику математика? «Для всестороннего развития», – отвечали. Отвечали, но не показывали, где педагогу-художнику пригодится статистический анализ. Для учителей, ведущих дисциплины, это, может, и ясно, а первокурснику, только вошедшему во взрослую жизнь, этого, увы, без наглядного примера не понять. А на втором курсе наконец пришли рисовать, и тут началось – это не умеют, это не хотят, у этого штриховка, как солома, этот композицию никогда не строил... И приходилось Елене Григорьевне применять все свои педагогические навыки, чтобы приободрить студентов. О чём она только не рассказывала: и об «институте благородных девиц», и о национальных орнаментах в стиле тату, и о творческих лабораториях... И, глядя в глаза учеников, она не находила единомыслия – пустые, «стеклянные», разочарованные глаза...
Значит, это её доля – вернуть утраченный интерес, вернуть мотивацию, и пусть будет нелегко, и пусть она «не имеет права», но в свои почти семьдесят она всё ещё верила, что людей можно вылечить любовью. Одна попытка, вторая, третья... Когда-нибудь они увенчаются успехом, главное – искренне любить того, кого учишь. Чему научишь, то и получишь...
Елена Григорьевна вошла в кабинет. Здесь расписаны сказочными узорами стены и мебель, расстелены салфеточки и вышитые скатерти, на которых красуются причудливые глиняные фигурки. Вот мальчик гладит кошку, а вот девушка в цветастом сарафане любуется на своё отражение в зеркале. Рядом стоит самовар, подле него – разрисованные хохломой чашечки. Этот кабинет – история. Её Елена Григорьевна создавала вместе с учениками на протяжении долгих тридцати лет, по крупицам собирая утерянное и воссоздавая атмосферу добрых детских книг. Всё здесь дышит теплом и уютом, всё здесь хранит предания глубокой старины... Елена Григорьевна села за широкий стол, подперла руками лицо и глубоко задумалась. Перед её глазами мелькали картинки из её далёкой студенческой жизни. Их, «маленьких взрослых», первокурсников, привели в мастерскую росписи, и они, очарованные, застыли на пороге. Куда не взглянешь – панно, картины, удивительных форм горшки, кувшины, квасник с изящной ручкой, и всё узорчатое, вышитое, расписное... И не верится, что это дело человеческих рук, и что им самим позволят стать частью этой красоты. Студентам дают задание – расписать печь, нужно разработать эскиз, представить его в цветном виде, подготовить печь к росписи... Много работы. Но все живо за неё взялись, принялись обсуждать и единогласно выбрали  пермогорскую роспись. Елена Григорьевна приносила старинную посуду и книги, которые хранились у бабушки. За несколько дней сделали рисунок, ещё через неделю перенесли его на печь. Исполнилась давняя мечта Елены Григорьевны – научиться пермогорской росписи. Преподаватели работали вместе с учениками, показывали, разъясняли особенности рисунка, композиции и цвета, и студенты глядели, как из-под рук мастеров рождается чудо. Месяц спустя работа была завершена, и, казалось, на свете не было ничего краше этой старинной русской печи, где среди жёлтых и зелёных листьев красными бутонами расцветают тюльпаны, в изящных чёрных завитках летают сказочные сирины, запечатлена уникальная картина мира народных мастеров, обрамлённая сдержанной геометрической лентой. А потом студенты учили ребят, приходящих в мастерскую на занятия, как правильно держать кисть, как подбирать цвет... У Елены Григорьевны появились первые ученики – три девочки, трудолюбивые, умелые, которых она обучала сначала с помощью преподавателя, а затем и сама. Девочки стали известными мастерами, и их работы украшают сейчас павлопосадские платки, а один из таких, большой и красивый, – кабинет Елены Григорьевны. Много у неё было учеников, много мастеров вылетело из её «гнезда», многие из них учат детей. И в бурю времени они не отчаивались, были верны своему делу, самоотверженно шли к великой цели. Это давало Елене Григорьевне силы. Сейчас, наверное, она вынуждена пережить ещё одну «бурю», только сил у неё остаётся всё меньше, всё ближе закат, да и подход к обучению уже далеко не такой, как прежде.
Елене Григорьевне тоже пришлось познакомиться с «железной коробочкой», чтобы давать нынешним студентам задания. Она старательно печатала лекции, где подробно описывала техники и приёмы изготовления того или иного изделия. Оценивая работы, Елена Григорьевна понимала, что её трепетно написанные труды читали не все. Проверяла она и экзамены у поступающих. Как же непросто увидеть одарённость, не зная ребёнка, не видя глаз, эмоций, а проверяя одинаковые, однотипные работы... То ли дело раньше – проводили собеседование с будущими студентами педагогических направлений. На нём и узнавали, нужна ли им одна из сложнейших профессий, готовы ли они нести ответственность за детские судьбы, умеют ли они научить, не только изложить материал занятия, но и показать свои художественные навыки, смогут ли они увлечь учеников работой.  Понемногу уходят люди, которые ещё ценят эту систему, и она, Елена Григорьевна, когда-нибудь уйдёт. Что же тогда будет с её горячо любимыми студентами, что же будут делать они, несчастные, не зная тайн своей профессии, чему они научат, что будет с ними? Трудные ученики были во все времена, но сейчас почему-то так непросто, может, сказывается возраст...
Размышления Елены Григорьевны прервал стук. Дверь приоткрылась, и робкий голос спросил: «Елена Григорьевна, можно войти?»
– «Можно», – Елена Григорьевна кивнула.
Студентка, держа в одной руке пёструю художественную сумку, а в другой – свёрнутые листы ватмана, вошла в кабинет. Проходя через узкий проём, она уронила рулон и неуклюже попыталась его поднять. Видно было, что она засмущалась, даже разозлилась на себя: её щёки покраснели, брови нахмурились, мол, как обычно, растяпа... Елена Григорьевна поспешила помочь бедняге. Тогда студентка ещё больше смутилась; казалось, она не могла найти себе места.
– Проходите, садитесь, – Елена Григорьевна указала на стул. – По какому вопросу?
– Я бы хотела к Вам на дополнительные занятия, – ответила девушка и едва заметно улыбнулась. Её голос звучал нежно и тонко, и, несмотря на застенчивость, она глядела на Елену Григорьевну большими карими глазами. Такого взгляда Елена Григорьевна не видела давно – он был живым, настоящим, полным надежды – таким, что остаётся в памяти на долгие годы. И вдруг у неё внутри что-то тронулось, и расцвела душа, и забылись переживания, и будто кто-то шептал: вот оно, не упусти... Елена Григорьевна ещё слабо верила, что это «оно», что она так долго искала, однако её доброта не позволяла отказать жаждущему знаний студенту.
– Меня зовут Ульяна, второй курс, педагогическое направление, изобразительное искусство и технология, – продолжила девушка. – Я бы хотела научиться композиции орнамента... рисунку, мне любые знания полезны. Мечтаю вышивке научиться... художник ведь должен пробовать всё... Хочу научиться не бояться...
– Пробовать всё, и более того, уметь всё, а бояться и правда нечего, – Елена Григорьевна сделала паузу. – Ах, да, второй курс... у вас же практика по рисунку, верно? Я здесь каждый день до шести вечера, приходите, будем заниматься. В этот кабинет. Для начала с бумагой и карандашом, а потом и с иглой можно...
– Спасибо большое, могу ли я завтра прийти? – спросила Ульяна, направляясь к двери.
– Конечно, до встречи, – Елена Григорьевна открыла дверь, и студентка, попрощавшись, вышла.
Ночью Елена Григорьевна не спала. Она всё думала об этой застенчивой девушке, о её искреннем взгляде, о её желании заниматься. Но так хрупко это желание, так неустойчиво, что в любой момент может иссякнуть источник жизни, зайдёт Солнце и не появится больше снова... Аккуратно и бережно нужно вести её... Ульяна... Какое красивое имя...
 
***
...Ульяна бежала по лестнице. На плече висела пёстрая сумка, а в руке она несла увесистый пакет. Она прошла практику, с отличием закончила бакалавриат и магистратуру, а сейчас работает в центре для одарённых детей. Её одногруппники пошли разными дорогами: кто-то стал дизайнером, кто-то – воспитателем в детском саду, кто-то нашёл работу в тату-салоне. Она заехала в родной институт лишь на минуту, чтобы увидеть одного очень дорогого ей человека. Всё, что случилось с ней со времени первой встречи, случилось благодаря ему. Она научилась всему, чему так хотела – рисунку, композиции, вышивке... Научилась не смущаться, но сохранила скромность. Научилась преподавать, нашла своих учеников, воспитывает двух дочек. И теперь настало время ещё одного подвига.
– «Елена Григорьевна, можно?» – тихонько постучав, Ульяна приоткрыла дверь в знакомый кабинет.
– «Можно, – Елена Григорьевна всё также сидела за широким столом, окружённая сказкой. – Дорогой ты мой человек, я так рада, что вижу тебя!»
– «Я бы хотела Вам кое-что подарить», – Ульяна открыла пакет и достала работу в золотистой раме. На белой ткани цветными нитями переливались олени. В причудливых завитках угадывались растения, птицы, звери, рыбы, а над ними сияло кружевное солнце...
– «Знаешь, я думаю, что я его уже нашла... своё Солнце... – Елена Григорьевна приняла работу. – Повесим здесь», – и указала на место рядом с павлопосадским платком.
«Пусть оно греет Вам душу, – Ульяна улыбнулась. – Завтра я уезжаю, мне предложили работу в сочинском образовательном центре, я давно стремилась туда... Я Вас буду благодарить всю жизнь, за сегодняшнюю меня...»
...В успешного человека обязательно кто-то верит. Тот, кто добился в жизни больших высот, добился их, потому что однажды в нём заметили талант, развили его и поддерживали, как бы ни было сложно. Тот, кто честным трудом совершенствовал своё мастерство, заслуживает уважения. Его заслуживает ученик, днями и ночами работающий в мастерской, его заслуживает семья, воспитавшая в нём трудолюбие, его заслуживает учитель, отдающий себя юному сердцу, помогающий пытливому уму. И пусть каждый такой ученик, пусть каждый такой учитель, несмотря на непростую долю, в одно прекрасное время найдёт своё Солнце, и пусть оно светит ему всю жизнь...