Дорогие англо-саксоне!

О ВОПРОСАХ ТОЛЕРАНТНОСТИ И ЯЗЫКОЗНАНИЯ

 
Начало своей заметки я начну с этих вот витьеватых, сказанных высоким слогом и с пафосом слов.

Дорогие рассеяне!

Дорогие казахстане!

Дорогие вотекане! (жители Ватикана)

Дорогие англо-саксоне!

С легкой руки Борис Николаевича (а он знал толк в сочном русском слове и я до сих пор помню восторг и восхищение им одного деятеля отечественного кино, который им,  и его речью сочной восхищался — вот настоящий русский мужик!), внесшего  немало новшеств не только в политическое обустройство родины и ее ландшафт, но и в наш заветный русский лексикон, именно эти слова, сказанные здесь в этом ключе, могут ярко и убедительно раскрыть эту тему.  Слова, смысл которых не требует привлечения ни толмача, ни умудренного многознанием и докукой томных слов толкователей их.

И относя смысл  их, разом, и мысль свою к господам пошехонцам блистательного Михаил Евфграфовича, каждая  вторая  строка которого (Да больше! — тотчас же вспомню нашего прославленного земляка юмориста!) дышит ярко, и по сей день, раскаленной современностью. И ею долго-долго еще будет дышать.

Расширительно эту тему толкуя, я могу в этой связи бросить еще леща на грудь первого лица повествования, обозначив его (а почему бы и нет? — его должность этому как бы вполне соответствовала)  и как яркого  и по-своему более чем оригинального специалиста в вопросах  того же языкознания. Языкознание — примета более чем яркая в отечественной истории.

 
Но это, как предисловие и начало разговора.

А дорогие казахстане, спросите, тут причем?

В плане обозначенного тут разговора о толерантности.

Вот причем.

Вождь и собиратель  Великой степи, сошлюсь на комментарий одного остроумного и симпатичного мне жителя Южного Казахстана, сказал гордо и с пафосом, в порыве восторга подданным своим:

«У нас в стране есть вся таблица Менделеева!»

«Вот именно — есть таблица Менделеева  — поиронизировал по этому поводу  друг в сетях. Да, есть таблица. А где все остальное?»

И это не праздная докука со стороны, а мнение человека, знающего лучше обстановку на местах и живущая под тамошнею и более никакой дланью.

Такая вот броская и интересная по-своему фраза.

 
Которую я пытаюсь стакнуть с другой его фразой, с досадой, в чем-то может быть и объяснимой,  брошенной в прошлое:

«Исковыряли тут нам всю степь».

Русское сочное словцо «паньмашь» хочется еще тут ввернуть.

Ну во первых, если бы степь никто не ковырял, то никакой  речи и о таблице  Менделеева по определению, быть бы не могло.

 
Возникает вопрос — кто? Который ба-а-льшой толерантностью уже пахнет.

Американцы? Китайцы? Представители республики Гондурас?

Нет, так в лоб вопрос ставить правомерно ли будет? Я считаю — не правомерно.

А как? Ну а если только его уклончиво  озвучить так: советская, мол, партийная номенклатура?

Но и он тут более чем уместен ли?

 
Нет, панегириков восхищения  текущим положением в соседней державе по поводу той же таблицы Менделеева, много и мне нет тут необходимости их ни отвергать, ни иронизировать над ними. Своих не избыть. Хотя их море — и  такое, коим высохшее Аральское море три раза можно с верхом  залить.

Но это — присказка.

 

Так вот меня в этих размышлениях о природе языкознания и толерантности как таковых, и о том, кто в них  и во всем прочем тоже, тоже был дока, если что и интересует, то, прежде всего англо-саксоне. Пользуясь этой вот веселой разговорной схемой по методике более чем известного представителя отечественной теперь, слава Богу уже, истории.

Имя которых не сходит сегодня с языка всех продвинутых аналитиков.

Англо-саксоне — это как бы привычное и более чем понятное сосредоточие и объяснение всей нынешней и вчерашней мировой каверзы.

А вопрос мой к ним возникает вот в связи с чем.

Толерантности ради — это, как мне это представляется, неуместная все же постановка вопроса.

Нет, каверзы их я тут не отвергаю.

Мастера они в этом деле и об этом буквально вопит и блажит вся мировая история — первоклассные.

И подспорье этой мысли служит хотя бы то обстоятельство: как мог островок (помните как говорил безногий комбриг в знакомом фильме отечественного кинематографа «Служили два товарища» про Крым,  который тогда требовалось освободить от Врангеля —  это пупочка такая?),  а вот захватили полпланеты и всех заставили работать на себя. Мало того помыкали и помыкают ею как им это захочется до сих пор.

Зададим себе вопрос — путем дело устроено?

Еще как ни путем!

Так что тут им нужно с лихвою отдать должное.

О нравственном облике британского колонизатора более чем убедительно говорил русский писатель Иван Гончаров в своем «Фрегате Палладе».

Китайца, что особо тогда ему бросилось в глаза, он, британец, будь он неладен, и за человека не считал. Особо это подчеркивает писатель. В глазах которого даже американец (особо это подчеркнем — американец!) был фигурой и то более тусклой.

А кого, спросите вы, они  за него считали? Индуса?

Я вам тут тысячу приведу примеров  обратного свойства этому утверждению.

Вот что пишет впечатлительный индус Калаш Ваджпеи по этому поводу, в каких тесных объятьях любви они под владычеством северного острова жили:

 
«Чужеземцы, которых ты видел господами,

за море убрались — и все-таки остались:

а в наши мозги просочились незаметно,

втерлись в сознание,

пролезли в души».

 

Но колонизаторы это разве все англо-саксоне?

Вот возникает вопрос вопросов.

Тот, кто все это вершит — это только хитрый, хищный и бессердечный субстрат того, что мы называем англо-саксоне.

Осмысленно тут можно и должно говорит разве что только — господа англо-саксоне!

Коих, как и всюду, и иначе  это нигде и не бывает —3%. Ну там какая еще их прислуга и обслуга из менеджеров всяких и всяких там сноровистых приказчиков. Не более того.

А всех их туда при всем необузданном желании никак не запишешь.

Тогда может быть это речь идет о США?

А там и тем более этой Англо-саксонии  еще куда как меньше.

Там тебе и афро-американцы, и население с противоположного берега Тихого океана, там тебе  мексиканцы и латинос. Наконец — славяне. Да даже те же выходцы из поверженного СССР,  в просторечии нынешнего попугайства сказано будет — вчерашние совки.

 
То есть причина тут не в толерантности, а пожалуй кое в чем в другом.

В чем, тут я этого вопроса пока разбираться не буду. Это не моего ума дело.

Мне пока хочется в этом вопросе хотя бы на глаз и для близиру отделить козлищ от агнцов.

А для того чтобы убедительно завершить эту тему, я  приведу тут русский пример, который не потребует от меня здесь никаких изысков толерантности

В сибирском дореволюционном селе, где все было, сошлюсь на авторитет нынешних писателей, благость, покой и умиротворение, жили сузяне.

Люди жившие обманом.

О них  до сих пор по воспоминаниям ходят много веселых и занятных историй.

В селе, о котором речь, были они родом симбирские.

И чем же они, сузяне, занимались?

Если простой мужик, пришла весна, тому надо ехать на пашню, пахать, сеять.

То сузян — весна на дворе, хвост трубой, тому, вынь и положь, нужно ехать на свой промысел обманывать людей.

Салятся в телегу и айда по окрестным деревням.

По двое. Просятся на постой к хозяину.

Затем вникают в разговор хозяев и предлагают услуги. Какого хочешь свойства.

Людей ли как надо полечить. Скотину ли. Какие еще там каверзы жизни, которым всегда в жизни несть числа, решить.

Естественно  все это было всегда и во всем у них  дуриловкой и более ничем. В этом  смысл этого промысла отхожего был.

Промысел этот был не простой. Связанный еще и с известной долею риска.

Но как говорится, кто не рискует, то  не пьет и шампанского.

Как будто занятие земледелием или тем же скотоводством лишено риска.

Могли сгрести в охапку и отлупить по полной программе, пересчитав все ребра.

Бывало не редко пускались за ними обманутые в погоню. И те от догонявших их едва уносили ноги.

А брали же они за «работу» всем, чем придется и то, у кого что можно было смуздать. Не гнушались ничем. Холстом, деньгами, зерном, картошкой… Это то, что осталось в памяти из тех многочисленных рассказах о них, что приходилось слышать. Могло оплатой за труд возможно и еще что-либо. Обратно домой возвращались груженые.

Тем они и жили.

Язык у них был свой. На котором они переговаривались. И его нехитрая суть состояла в том, что  в обычную речь они вставляли какие-то кромсающие ее добавления, отчего та приобретала тарабарский вид и  постороннему делалась совершенно непонятной.

Господами назвать этот народ было бы предосудительно.

Это низовой срез всякого народа.

Но кто-то по этой схеме должен жить и повыше.