Глава 7. Романтика. Разочарования. Благодарность

      Было ощущение, что мы наконец-то добежали марафон, когда наступил долгожданный день отлёта. Накануне я согласилась с просьбой Валеры сесть в самолете рядом вдвоем, подальше от остальных. Мы понимали, что это вызов, но решили не пугаться друзей. Казалось, начиная с аэропорта, мы не отлипнем друг от друга и так и пройдем рука об руку по всему Риму. «Не хочу изображать вежливое равнодушие среди своих, – приготовилась я наслаждаться отдыхом, – давай делать то, что хочется. Будет желание – уводи меня курить, гулять или разговаривать в любое время, разрешаю. Но только так, чтобы никого от нас не тошнило».

У меня, однако, были очень наивные представления, мои проекции, о том, как к нам отнесутся «свои». Я бы прикрыла друзей в любой ситуации, как фрейлины загородили фижмами Принцессу и Свинопаса в сказке. Не тут-то было. Я возбудила неудовольствие и ревность, и, может быть, много раньше, как мне стало ясно в дальнейшем. 

К моему разочарованию, наш полет сразу не задался: вместо того, о чем мы мечтали – шампанское, разговоры – его летаргический сон и мое недоумение. Вот так, с этой точки, всё и пошло наперекосяк. Я до сих пор в растерянности, что же случилось с нами всеми в Риме. Как будто мы участвовали в квесте на прочность отношений. Мы в таком приподнятом настроении собирались и радовались возможности быть вместе именно в такой душевной компании, впятером, и так бездарно эти планы реализовали. Мы сами лишили себя удовольствия, но каждый по отдельности, видимо, винил в этом кого-то другого. И, как я узнала много позже, большинство – меня. Хотя до сих пор мне не ясна причина нашего скрытого конфликта. Всё из-за того, что я вышла из привычного образа и стала себе много позволять?

 Я ведь предвкушала только прогулки днем по городу в полном согласии.  И меня изумляло, что Валера в Риме стал напоминать доктора Хайда и мистера Джекила в зависимости от времени суток. Ночью он был со мной нежным романтичным спутником, а на дневных экскурсиях – отчужденным, мрачным, раздраженным и как будто обиженным, причем, у подруг напрашивался вывод – мною. Так что днем мы ходили под ручку с подругами. Может, он так растрачивал себя ночью, что днем оставался без энергии, выжатым, как лимон. Причем на лице его было написано, что этот лимон он только что съел. Меня огорчало это, но я давала ему пространство, видя такую отстраненность. Похоже, это вызывало у него не признательность, а досаду.
Той нежности, которая сопровождала все наши встречи и разговоры, той эмоциональной близости не было между нами ни одного дня. Зато всё было ночью.

Почему ночь несла преображение и утешение? Как будто мы переходили между мирами и переодевались, но не в одежду, а в другие мысли и чувства, меняли покров. Может быть, потому что становилось не нужно притворяться перед кем-то? Будто ночи были настоящими, пусть даже не только радостными, но и тяжелыми, а дни – фальшивыми и пустыми.

У нас было три ночи, и каждая была как год жизни по накалу. Ночью он скидывал с себя лягушачью шкурку и уводил меня гулять. И я шла за ним, как обещала. С полным доверием, без денег и документов, не зная, куда мы идем, даже не зная, вышли ли мы на пять минут или на пять часов. Это были самые романтичные прогулки в моей жизни. Мы шли в обнимку по улицам города, заходили куда-то, и в соборы, и в бары, сидели на берегу Тибра, кружили у Колизея… Возвращались мы под утро. Подруги встречали нас с неудовольствием и осуждением. Мы, счастливые, успевали прилечь на часок. И утром начиналось все сначала: его отчужденность, моя растерянность.
 
Хоть убей, я не понимала, что происходит. На мои невысказанные вопросы Валера отвечал сам себе, он чувствовал, что не оправдывает мои ожидания и, вероятно, раздражался от этого. Он перестал испытывать рядом со мной счастье, он начал чувствовать дискомфорт от того, что я мешаю ему ощущать себя хорошим. Это глубинная потребность каждого человека – быть правым в своих глазах. Если в моем присутствии он сомневался в себе, то проще винить в этом меня, чем свои установки. К этим мыслям я пришла много позже, сложив все паззлы в одну картину. А тогда я недоумевала и ощущала себя не в своей тарелке.
 
Но более всего меня подкосило нарочитое пренебрежение моими чувствами. Когда моя близкая подруга, желая быть в центре мужского внимания и поставить меня на место, повисла на нем с совсем не дружескими объятиями, какие мне и ночью в голову не приходили. И уже не выпустила его из рук, а он - её. Всё было слишком неуместно, демонстративно, фальшиво, я же чувствую это. Но эффективно… Наш фотограф-любитель метко подловил на моем лице выражение отвращения – как будто я раздавила какую-то гадину. Это был момент истины: мне было мучительно видеть со стороны Валеры такую черствость и неуважение. Я засомневалась в его порядочности тогда, и удивилась я не подруге, а только сама себе, что ожидала от нее чего-то подобного, но гнала прочь такую недостойную мысль. Я недоумевала, почему и с какой целью Валера не прекратил этого, ведь такой поступок никак не совмещался с тем, что мы пережили ночью, всего три часа назад. Мстил за ночной разговор, хотел спровоцировать взрыв?
 
Все свободны в своем выборе, и я могла только беспомощно наблюдать и делать выводы. Похоже, всё равно никому не понравилось, когда я просто молча отошла в сторону. Но, как Валера мне однажды сказал: «Ты молчишь очень громко». Я и тогда мешаю чувствовать себя хорошими! Я знаю, что никто не должен быть скроен по моей мерке. Но как же мне сохранять чувство собственного достоинства, для чего мириться внутренне с тем, что считаю неприемлемым? Меня это глубоко ранило, но я смогла привычно «держать лицо» и не смешить людей.

Для меня наступило время расставаться со своими иллюзиями о дружбе и поддержке. Подруги понимали, что мы с Валерой чем-то связаны, странно было бы этого не заметить. Но они с умыслом ранили и словом, и делом.  Неужели этот переполох вызвала такая малость, как романтические прогулки?

 Да, так уж вышло, что вокруг нас были три женщины, ревновавшие ко вниманию мужчины ли, друга ли, вступившие кто как мог в борьбу то ли за мораль, то ли за свои права и желания.
 
Третьей женщиной была та самая подруга Валеры, встречи с которой он так ждал. Мне была симпатична такая его привязанность, я тоже готовилась к знакомству и радовалась за них. Но почему-то сразу стало ясно, что мы не одного поля ягоды. Все раньше меня отметили, что только я ей не по нраву. В самом факте, что все разные, нет ничего удивительного или неприемлемого.  Но зачем это показывать, зачем обсуждать? Её социальный статус в глазах моих товарищей имел большую ценность. Валера много об этой подруге рассказывал душещипательных историй, в которые не очень-то верилось. Наверное, моя индифферентность и отсутствие восторга значимым для него человеком сыграли тоже против меня.
 
Мне казалось, что я здесь, в этом кругу, в одночасье стала чужой, ненужной и неудобной. Я залетела не в свой курятник. И что бы я ни делала хорошего, заронить сомнения можно и одной фразой с украинским говорком: «Тю, Валерик, кого ты приволок? Зачем она тебе? Поиграет как со зверюшкой от скуки и выкинет, вот увидишь».

Есть лидеры, которые объединяют вокруг себя людей не для того, чтобы играть первую скрипку, а для воодушевления вместе идти к общей цели, поддерживать друг друга. А есть иные: те, кто разделяет и властвует. Наша компания была разбита с появлением среди нас римской подруги Валеры, мы больше не были единомышленниками, мы физически разошлись в разные стороны, даже на прощальный ужин вместе не собрались.

 Размышляя, я вижу, что с этих пор Валера стал изменяться, и не только по отношению ко мне. Началось его движение вниз по параболе. Теперь возникло иное влияние на его состояние, на душу, и всё возвращалось на круги своя. Открытость превратилась в отчужденность. И доверие уходило, а страхи возвращались. Исчезали его любознательность и восторг, и Бернини, к которому мы так стремились, не вызвал у него ничего, кроме скуки, и не хотел он уже восхищаться со мной вместе красотой мира, да и без меня тоже. Краски жизни для него потускнели, смотрел он на всё с апатией и раздражением. В общем, «цвет настроения – синий».

 Особенно в последнюю ночь перед вылетом. Тут уже была даже вспышка агрессии, просто выпущенная на волю ярость по пустяковому надуманному поводу. Он так вел себя, что подруга выговорила мне: он обижен на тебя, больше не на кого. И я, не зная за собой вины, чувствовала конфликт и враждебность.

А ведь ночами, рядом со мной, он еще боролся сам с собой. В третью ночь у нас был прекрасный дружеский разговор до самого утра. И мы признали, что ценнее нашей нежной дружбы ничего нет, что мы ее сбережем, и это будет лучше всего. Той ночью между нами были нежность и теплота в последний раз. Мы договорились обо всем, но не сделали ничего, даже не встретились в Москве в назначенный день. По чисто дружескому поводу. Кто из нас кого обманул? Кто не получил желаемого? Кого постигло разочарование? И кто чувствовал себя несчастным?

Я не обманывала даже себя. Я получила больше, чем ожидала, другое, чем хотела, но я все обратила себе в удовольствие и пользу, даже боль, даже разочарования – в уроки.
 И я благодарна за все. Я успела сказать, что эти ночи были самыми романтичными и счастливыми в моей жизни. И сумасшедшими тоже. Я никогда не забуду, как гуляла по ночному Риму в одной пижаме. Не забуду чудо ночного Колизея, забегаловки, розы, неизвестно откуда добытые ночью, но самое главное, его счастливые и влюбленные глаза. Все было прекрасно. Я испытываю только благодарность и теплоту.
Для меня это было удивительное приключение, как поездка на американских горках. Были невероятные взлеты и падение в пропасть, восторг и паника, рай и ад, блаженство и мучение. Я ожидала, что будет по-другому. Но ожидания никогда не сбываются. Зато я приняла все, как есть, переработала, передумала, осознала, осмыслила, пережила. Я действительно благодарна жизни, что она показала мне так много своих граней. Но, похоже, я одна осталась счастливой. Да, даже с болью можно быть счастливой. Потому что, когда ты много чувствуешь и не боишься это принять, ты живешь.
 
Враждебность Валеры, которую я ощущала, но не верила в этом себе, вызывала у меня огорчение и растерянность. Но вот почему у всех других, как сказала подруга, «осадочек остался от испорченной поездки»? Так держались, будто я у них что-то украла. Что их разочаровало и выбило из колеи? То, что они все вместе разрушили нашу нежную дружбу, которую мы даже и не афишировали? Тогда они получили желаемое и могут гордиться своей победой, каждая в отдельности, хоть это и жестоко. Я всех озадачила? Они перестали понимать, чего от меня ждать? Я опять помешала чувствовать себя хорошими? Просто стала неудобной, непонятной, опасной? Доставила хлопоты их другу, обижала чем-то его? Всё возможно.

Я иду своей дорогой, даже если это кому-то не нравится.

 Словно мы, как в сказке, разошлись в разные стороны от камня с надписью на перепутье. Вот на такой перекресток вывела нас всех судьба…