по- Пытки любви

                «Жениться надо на сироте»
                (х/ф «Берегись автомобиля»)

Родители развелись в её отсутствие, но, поскольку это уже происходило однажды, она от всей души надеялась, что это — в последний раз.
Ей было в общем, наплевать, что её отец крутит роман с его матерью. Он нравился ей, и разница в девять лет внушала чувство безопасности и уверенности в нем. Он был блестящий студент, можно сказать, выдающийся на своём курсе, да и во всём университете, и ей нравилась его успешность. Его темно-карие глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами улыбались озорно и ласково, а высокий рост и некоторая объемистость делали его безусловно уютным и надежным. Словом, он ей нравился. Шестнадцатилетние интернатские девчонки вообще не слишком разборчивы, но этот и вправду был весьма любопытный экземпляр.
Мать пропадала на работе, делать дома в выходные было особо нечего, и она шлялась в гости к отцу, который уже почти жил у своей новой пассии. Это были, ни дать ни взять, чертовски уютные семейные вечера: она с сыном, он с дочкой. Всё очень цивильно и пристойно. Совместный ужин, потом прогулка по романтически-темнеющим буреломам пустыни. Старшие отделялись и пропадали в сгущающихся сумерках; в это время можно было взяться за руки, или, даже пообниматься. Объятия со временем становились всё ощутимее.
Взрослые выныривали из темноты, но, занятые своим счастьем, не видели ни торопливых жестов, ни смущенных взглядов. Впрочем, он никогда не смущался, глаза его смеялись так же уверенно, словно скрывать им было абсолютно нечего, и она черпала в них поддержку, её восхищение им росло, а доверие ширилось.
Однажды она заявилась в неположенный час, и они впервые оказались наедине, совершенно одни. Объятия стали крепче, поцелуи откровеннее. Она неумело старалась соблазнить его, но в последний момент что-то остановило её, а может их обоих. Она смутилась из-за своего внезапного отступления,  но он не стал давить на неё, хотя был раздосадован и, вероятно, разочарован. Его внезапная холодность вызвала в ней чувство вины, ей хотелось вернуть его расположение, и главное — ей очень хотелось дойти до конца, ощутить каково это — быть желанной, стать женщиной. Она считала, что вполне готова.
Письмо Татьяны было аккуратно переписано, а к нему прилагалась записка уже собственного сочинения.
Она высматривала его весь вечер. Выходила на крыльцо дома, с колотящимся от волнения сердцем, ждала и ждала, что он вот-вот появится на аллее ведущей к дому, торопящийся, почти летящий — к ней. На крыльях любви. Или, желания.
В полвторого ночи она поняла, что наверное, он всё же не придёт. То ли письмо не получил, то ли, не дай Бг, случилось чего.
Дойдя до середины улицы, она постояла, разглядывая окна его дома: там было тихо, темно и, вероятно, все давно уже спали.
Через два дня, отец, ни слова не говоря, несколько смущенно протянул ей оба её раскрытых письма, переданных ему матерью её героя.
Всё же она была ещё недостаточно взрослой, чтобы, садясь в автобус, готовый отвезти её обратно в интернат, догадаться подумать о том, что Евгений Онегин был сиротой, а не хорошим еврейским сыном.