Основной вопрос философии

Основной вопрос философии
(Драматическая повесть в двух частях с прологом и эпилогом).
Пролог
Тысячи лет лучшие умы мира бьются над решением основного вопроса философии: что первично – материя или сознание? Для себя ответ на эту всемирную загадку я открыл еще в 1990 г. И чего тут думать? Конечно материя. Летом того самого года мы в одночасье оказались вместо дружественной нам ГДР в капиталистическом логове (ГДР воссоединилась с ФРГ). Мы – это те, кто выполнял свой священный воинский долг в Западной группе войск. Защищать Родину и социалистические завоевания на передовых рубежах (так иногда несколько витиевато называли службу в группах войск, что располагались за границей СССР) или учить воевать нашим оружием каких-нибудь папуасов из африканских стран стремились если не все, то очень многие из военного люда. Политребята пафосно обзывали это патриотизмом. Но, чего кривить душой – мотивчик-то «стремления» был с душком. Привлекало «забугорное» шматье, импортная мебель, японская аппаратура (правда, не везде), возможность купить машину (правда, не всегда, а периодами) и прочая подобная дребедень. Но, главное!, после пересечения границы СССР, платили две зряплаты, что укрепляло материальный базис семьи. Уже тогда было видно, как материя движется впереди сознания. И чем экономически выгоднее для подобных командировок была страна, тем стремительнее материя убегала вперед от осознания библейского – «не хлебом единым…». Неохотно ехали в Монголию или во Вьетнам: малоинтересные тугрики в первом варианте и бальзам «звездочка» – во втором.
После воссоединения Германии империалисты-вражины завалили все магазины фантастическими для нашего тогдашнего сознания товарами. Прямо, змеюки подколодные! Видимо, одной из целей было желание над нами изощренно поиздеваться. Но, не тут-то было…Оклад жалования мы стали получать в бундес марках (так мы называли те вражеские, но такие желанные, хрустящие бумажки). Возможности в приобретении того, о чем ранее даже и не мечталось, открылись грандиозные – тем более, на фоне повального дефицита на Родине. В тот период наша страна, целеустремленно шагавшая по дороге к «молочным рекам с кисельными берегами», где-то явно блуданула. Да и как иначе, если «Сусаниным» выступили Гайдар Чубайсович Березовский со товарищи, заведшие всех «к разбитому корыту». Вот тут-то и наступил момент, когда можно было поразмышлять на тему первичности и вторичности основных философских понятий. Моментов было много, очень много, катастрофически много для сохранения стройности в мозгах. Поведаю историю лишь одного.
Часть первая (Военный совет)
В наших Вооруженных Силах, в структурах от армии и выше имеется специфический коллегиальный орган управления – Военный совет. Много лет он представлялся мне чем-то вроде Новгородского веча или Совета в Филях, где каждый участник имел право голоса, а старший военачальник внимательно выслушивал мнение своих сподвижников для принятия важного решения. После окончания академии я «подрос» по службе до того, чтобы стать одним из таких «сподвижников» и быть удостоенным чести приглашаться для «посоветоваться». О, первый военный совет…! Меня распирало от восторга сопричастности к чему-то большому…Мысли и ощущения были абсолютно созвучны эмоциям Наташи Ростовой на ее первом балу. Несколько перефразируя Льва Николаевича Толстого, пожалуй, так бы следовало описать мой дебют в высоких военных сферах.
«В тесноте колыхающегося по шоссе уазика он в первый раз живо представил себе то, что ожидает его там, на Военном совете, в освещенном зале – военные марши, Командующий, вся блестящая военная верхушка Магдебургской армии и высокие, высокие мысли, облеченные в слова…То, что его ожидало, было, как он думал, так прекрасно…Он понял все то, что его ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному ковру вестибюля, снял шинель и рядом со своим бригадиром (прошу не путать воинский чин в императорской армии и должность в колхозе) пошел между ваз с цветами по освещенной лестнице. Войдя в зал Военного совета, он почувствовал, что глаза его разбегались: пульс его забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у его сердца. В зале сидели приглашенные офицеры. Они тихо переговаривались между собой, ожидая выхода Командующего. Вдруг толпа военных замолчала и, после резкой команды главного распорядителя – «Товарищи офицеры» – резко вскочила. Приняв строевую стойку, офицеры устремили свои взгляды туда, откуда должно было показаться основное действующее лицо. В глубине зала со стороны сцены в полной тишине показался Командующий. Он чинно шел, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи…».
Мда, но, оставим в покое великого писателя и мои эмоции. Далее все было гораздо прозаичнее. Сидя в кресле, я старался максимально подробно записать в рабочую тетрадь все то, что по очереди вещали Командующий и его заместители. В паузах вдруг обратил внимание на то, что мои ближайшие соседи не только не записывали мудрые, как мне казалось, генеральские изречения, а вообще их не слушали: кто-то читал художественную книгу, кто-то кемарил, кто-то забавлялся с соседом какими-то играми. Подобная легковесность меня весьма удивила. В первом же перерыве я робко спросил своего соседа, обладателя благородной седины и многочисленных морщин, о причине такого явно неуважительного отношения к оракулам. Полковник снисходительно улыбнулся.
– Что, в первый раз на Совете, – спросил он.
– Да, – робко квакнул в ответ.
– Возьми, полистай. – Он сунул мне в руки свою довольно потрепанную рабочую тетрадь, предварительно открыв ее на какой-то странице. На ней я прочел повестку проходившего мероприятия и зафиксированные тезисы докладов выступавших генералов. Но, как они оказались в тетради?.. Он же ничего не писал!.. Правда, фамилии выступавших начальников были почему-то другие. На мой недоуменный взгляд, ветеран молча пальцем указал на дату своих записей. Она была четырехгодичной давности! Итак – тема и слова совпадали, а дата и фамилии выступавших были другие!?
Все оказалось просто и буднично после объяснения соседа-ветерана (в чем я позже убедился на практике). Военный совет – это мероприятие, более похожее на средневековое аутодафе или ритуал жертвоприношения. Оно проводилось почти ежемесячно, и носило тематический характер. Повестка рассматриваемых вопросов была циклична и повторялась из года в год в каждом учебном периоде примерно следующим образом: боевая и мобилизационная готовность, боевая подготовка, общественно-политическая подготовка, воинская дисциплина, состояние техники и вооружения, состояние тыла и запасов материальных средств, состояние материально-технической базы, спортивно-массовая работа и т.д. и т.п. И так во всех военных округах и армиях. Получалось, что поприсутствовав на всех советах одного тематического цикла и, сделав контрольные записи, в последующем можно было спокойно восседать в зале, вполуха слушая банальные изречения «мудрецов».
На генеральские «посиделки» любезно приглашаются должностные лица от командира отдельной части и выше с целью якобы «услышать их мнение» по вышеуказанным военным вопросам. Для того, чтобы «советы» выглядели более предметно и поучительно, опричники Командарма заранее готовят несколько «жертв», подчиненные которых где-то оплошали, просмотрели, недоделали, сломали, нарушили, проспали, проморгали, провинились…одним словом – «залетели» в рамках тематики предстоящих посиделок. Как правило, спектакль начинается пристойно: оглашают повестку дня, докладчиков, регламент и другие процедурные вопросы. В ходе докладов выявляется «жертва», которую ставят в непристойную позу (фигурально), и в вербальной форме (натурально) «читают ей проповедь». До телесных повреждений дело не доходит, но бывает, что изощренно сформулированные идиоматические выражения начальников вызывают весьма не тривиальные реакции у их адресатов. Среди «жертв» попадаются весьма впечатлительные особи, у которых возникают различные постсовещательные медицинские последствия: от гипертонического криза (довольно обычная история) до сердечного приступа (случаются реже, так как в армии служат в основном закаленные в психологическом плане офицеры, стойко переносящие тяготы службы). «Виновник торжества» в ходе представления должен каяться, каяться и каяться…Лучше, когда покаяние состоит из чередующихся быстро повторяющихся слов: «Есть», «Так точно», «Виноват», «Никак нет». Для убедительности произносимые слова желательно сопровождать преданным взглядом, обращенным на обличителя. Можно и тупо молчать, выражая своим лицом скорбь по случившемуся и внезапное временное онемение от якобы внутренних переживаний.
Таким образом, для «режиссера посиделок» (Командующего армией или войсками округа) ответ на традиционный вопрос – «Кто виноват?» – уже известен заранее. А вот ответ на другой – «Что делать?» – многовариантен. Учитывается ранг проступка, настроение «главаря», степень раскаяния (уровень актерского мастерства «жертвы»), личность «жертвы» (попадаются с такой «крышей», что лучше его не трогать вааще, или поотечески слегка пожурить) и многие-многие другие факторы. Традиционно, сразу же по окончании «сердечных генеральских советов» приглашённые участники мероприятия в первом же удобном месте (подальше от начальствующих глаз) кучкуются по интересам и гарнизонам, снимая стресс обильным возлиянием крепкими напитками.
Тот Совет, о котором далее пойдет речь, начался нестандартно. Уже внешний вид Командуюшего, который взвинченной походкой почти вбежал на сцену, не предвещал ничего хорошего. Все замерли в ожидании «грома и молний», и они не заставили себя ждать. Без вступлений и протокольных процедур генерал-лейтенант грозным голосом выдернул из зала какого-то майора. Тот на полусогнутых прошкандыбал по проходу и, взойдя на сцену, повернулся к народу. Вы бы видели лицо и фигуру страдальца! Сразу же вспомнилась песня о Щорсе: «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве».
И на самом деле: физиономия на половину была заклеена пластырем, голова обмотана бинтом. Казалось, что все части тела существовали безо всякой связи, как будто из него вынули позвоночник. Командующий, заложив руки за спину, медленно подошел вплотную к офицеру, пронзая его насквозь взглядом и членораздельно произнес: «Была бы моя власть, я бы приказал тебя…или с удовольствием бы лично…». Что бы он приказал или сделал бы лично, никто так и не услышал, несмотря на гробовую тишину. Приказная часть осталась невысказанной, и притихшим участникам Военного совета предлагалось домыслить фантазии необычайно возбужденного начальника.
Образовалась длинная пауза, в течение которой генерал явно сдерживал в себе эмоции, сжимая пальцы в кулаки и разжимая их за своей спиной. Несколько успокоившись, он повернулся лицом к залу, и мы услышали причину его нервного перевозбуждения. В сочетании с узнанными позже подробностями, изложенными в объяснениях всех участников происшествия – зачинщиков, потерпевших, сотрудников немецкой полиции, из рапорта командира полка, из рассказов сослуживцев и бабских сплетен история выглядела примерно так.
Часть вторая  (Единоначалие)
Летом 1992 года в одну из мотострелковых дивизий нашей N-ой армии на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона прибыл по замене из Среднеазиатского военного округа обычный советский майор. Как и положено, он сразу же окунулся в вопросы боевой готовности. А как же – передовой рубеж! Единая Германия, в ней наши войска, а границы между нами и вероятным врагом уже нема…(в смысле – граница отсутствует).
В то время, когда офицер адаптировался в новой для себя обстановке, его жена в одиночку принимала на себя удары многочисленных имущественных соблазнов. Голова шла кругом: соблазнов много, денег пока нет. Каждый вечер майор выслушивал длинные монологи жены относительно ее планов на очередность приобретения материальных благ. Прожекты дамочки по грандиозности были сравнимы со знаменитым планом ГОЭРЛО. Под номером один значилась мягкая мебель. Видимо, у лучшей половины первичной ячейки общества это было Id;e fixe. Именно то, что хотелось, супругой было заранее присмотрено в одном из магазинов города, что располагался километрах в двадцати-тридцати от гарнизона.
Месяц прошел в томительном ожидании и, наконец…, момент настал! Муж принес в дом первую валютную зарплату. Мечта стала приобретать реальные контуры. Оставалось дело за малым: добыть в полку транспорт. С ним, ребята, в армии в принципе проблем нет. Машин много, но, вот ведь какая незадача – абсолютное их большинство относится к строевой группе (т.е. для выполнения боевых задач). А для обеспечения жизнедеятельности войсковых организмов в любой воинской части имеются машины транспортной группы. Их значительно меньше. Но именно с их помощью решаются не только все легальные хозяйственные вопросы, но и нелегальные – в обиходе «шкурные». Очередность в получении машины для «шкурняка» была, как правило, прямо пропорциональна занимаемой должности и близости к командирскому телу. А как вы думали? Наш же «герой» стоял в полковой иерархии далеко не в первых рядах. Основным распорядителем машин транспортной группы, предназначенных для обеспечения хозяйственной деятельности, был зампотыльник полка. Но, он работал в тесном единении с начальниками тыловых служб и прапорами-однокровниками (тыловиками). Начальник штаба дивизиона не относился к этой гниловатой «элите». «Перцу» в ситуацию добавляли ежедневные монологи жены, тема которых в подобных случаях, была традиционна: «Ты мужик или не мужик?». Поэтому, перед офицером встал очень остро истинно русский вопрос «Что делать, если я мужик»?
В тот, как оказалось, роковой момент начальник штаба на период планового отпуска командира дивизиона остается «калифом на час» – временным единоначальником боевой тактической артиллерийской единицы.
Сделаем небольшое лирическое отступление для непосвященных в тонкости войсковой иерархии. Единоначалие, ребятки, дело сурьезное, так как вельми ответственное! Ежели до 1942 года командира в случае прегрешения ставили к стенке вместе с комиссаром (затем с политруком), то опосля, когда ввели то самое единоначалие – уже в одиночку. Задумка – чуть-чуть потеснить от «трона» политребят – была неплоха, как, впрочем, и многое другое в нашей армии. Ну, а что? Со временем, начиная уже с ротного звена и выше, все командиры были членами партии. Следовательно, именно партийная основа являлась идеологическим базисом единоначалия. И политребятам уже не ставилась задача бдить за командиром, опасаясь его предательства. Их основная энергия теперь уходила по-поводу и без повода на воодушевление армейской массы (т.е., в основном в «свисток»). Конечно, они также присматривали за командирами, но больше в плане их нравственности. А кому же еще следить, как не им: «всегда кристально честным и морально твердым» ставленникам ЦК КПСС (так они себя позиционировали) считающих себя «совестью» партии.
Юридической надстройкой установившегося единоначалия выступали уставы рабоче-крестьянской Красной (позже Советской) армии. Эти специфические военные законоположения четко регламентировали все стороны жизнедеятельности, так как впитали в себя многовековой опыт предшествующих поколений. Одной из важнейших задач именно командира-единоначальника являлось насаждение твердого уставного порядка в подчиненном воинском коллективе. И тот командир, который будет жить по уставу, «завоюет честь и славу!». Но это, если будет!... А ведь еще при царях было замечено, что «строгость российских законов (читай уставов) смягчается необязательностью их исполнения». И эта необязательность со временем (к сожалению) приобрела общеизвестную форму: «Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак»!
Но, продолжим танец. Именно тогда в голове майора (временного единоначальника), воспаленной от ежедневных стенаний жены, рождается план под кодовым названием «мягкая мебель». Суть его была проста, как и положено гениальным придумкам.
Машина? Так в дивизионе их много, но строевые. Они сейчас в полном моем подчинении. Их трогать нельзя, но если хочется, то можно. Нужен серьезный предлог для выезда именно строевой машины за территорию пункта постоянной дислокации. Как обосновать? Элементарно Ватсон – проверка элементов боевой готовности: выезд в район сосредоточения, предназначенный для дивизиона, оценка состояния инженерного оборудования района, стационарных линий связи и других вопросов боевого обеспечения.
Идея готова, майор приступил к практической реализации. Путевка для выезда «тревожная», план проведения занятия по боевой готовности написан. Осталось утвердить у командира полка. За этим дело не стало: а как же, боевая готовность – основа существования Вооруженных Сил. Занятия по времени были спланированы с утра до обеда. Итак, один единоначальник решил, другой (повыше) санкционировал.
Взаимодействие с женой было организовано четко, как учили. Был применен метод параллельной работы. Врио командира дивизиона на бортовом «Урале» выехал через «тревожные» ворота, его жена на рейсовом автобусе – в город. Майор прибыл в район, стал отрабатывать учебные вопросы, жена в мебельном магазине оплатила покупку мебели. Ну и что из того, что офицер за счет улучшенной методики закончил занятие чуть раньше планового? Осталось время, а если еще прихватить двухчасовой обеденный перерыв, то времени с избытком хватит на маневр к магазину, погрузку мебели и доставку ее домой.
До магазина, где жена уже истомилась в ожидании мужа с машиной, доехали, в общем, нормально. Офицер четко управлял действиями солдата за рулем. Погрузили с водителем в кузов уже оплаченную мебель, жена села с мужем в кабину, поехали обратно. Женщина воркует, то и дело оборачивается назад и в заднее стекло кабины нежным взглядом проходится по целлофану, заботливо укрывающему «мечту». Муж расслабился, удовлетворив самое заветное желание супруги. Вспомните свои ощущения, когда ваши потаенные помыслы наконец-то материализовались! Налицо потеря бдительности. А водителем надо управлять! Он же не транспортник, который каждый день привычно рассекает по немецким дорогам. Строевой водила в Германии ездил только по лесу и по полигону, да и то два с половиной раза. А тут большой, в общем, город. А немки, которых солдат еще не видел вблизи, ходят в нем так свободно и раскованно, треся берцовыми костями. Загляделся служивый – дело-то молодое – и на одном из перекрестков не успел затормозить на запрещающем сигнале светофора. Ударили легковой мерседес, остановившийся впереди на красный свет. Так, не сильно, чуть-чуть, где то на пяток майорских зарплат. Немцы же странные на наш взгляд люди. Они не рихтуют вмятины, не ломают головы над тем, как починить возникшую неисправность. Никаких наших доморощенных выдумок. Весь ремонт у них заключается в замене узлов и агрегатов. А это обходится значительно дороже.
Никто так и не узнал, что от удара переклинило в голове у майора? Да он и сам не смог потом объяснить свои последующие действия. Майор снова резко включился в процесс управления, подавая команды ошалевшему водителю: «Руля влево, объезжай мерс, по газам и вперед». Солдат не стал рассуждать, а, полностью доверившись единоначальнику, стал быстро выполнять команды. Урал помчался на базу. Через некоторое время тот самый, слегка помятый сзади мерс, обогнал наших ребят и своими маневрами вынудил их остановиться на обочине. Немец-ездун с очень удивленным лицом вышел из своей машины и подошел к кабине «Урала» со стороны старшего. Бедолага, как потом выяснилось, оказался «западным» немцем. «Восточные» за годы дислокации на территории ГДР наших войск уже привыкли к некоторой неординарности в поведении советских военных. А «западники», родившиеся и выросшие в свободном и очень законопослушном пространстве даже в бредовом сне не могли себе представить подобного поведения в сложившейся ситуации. Немец, впервые в жизни приехавший в восточную Германию к родственникам и до этого никогда не пересекавшийся с живыми русскими, захотел выяснить, что это такое было?! При этом «ганс» был весьма далек от какой-нибудь агрессии по отношению к русским военным. Видимо слышал от деда рассказы про Великую и Отечественную. Открыв дверцу кабины, он вместо ожидаемых извинительных слов получает каблуком хромового сапога в грудь. От удара ошеломленный немец отлетает в сторону, а наша боевая единица вновь резко стартует в сторону уже такого близкого гарнизона.
Мотор ревет, ошалевшая жена в полнейшем трансе сидит в кабине тихо как мышь, муж четко раздает команды водиле. Ну, все, вроде оторвались. Скоро военный городок, в котором дислоцировалась родная дивизия, а там ищи-свищи...Вдруг сзади послышался вой полицейской сирены.
– Газу, газу – командует офицер. – Давай направо к тыловому КПП. Так быстрее. Там мостик через речушку и мы дома…
Урал с ревом и визгом делает резкий поворот, мчится мимо знака, запрещающего движение, и выскакивает из-за поворота к мостику. Но кто же знал, что немецкие товарищи совсем недавно решили его отремонтировать! А, чтобы в темноте именно русские машины случайно не угодили в речку из-за снятого покрытия моста, перед ним поставили огромные бетонные блоки, дублирующие запрещающий знак. Немецкие специалисты знали, что нам-то знаки зачастую не указ: подумаешь, НИЗЯ…МОНО! Вот в них-то «Урал» на полном ходу и врезается, да так, что у машины вылетает передний мост. Все трое в кабине выбивают головами лобовое стекло, а мебель от удара вылетает из кузова прямо в речку. Кровь, крик, мат, стоны, покоцанная мебель в воде, боевой «Урал» выведен из строя. А тут вдобавок ко всему подлетели две полицейские машины, из которых выскочили блюстители порядка с наручниками наперевес и с охреневшим от перенесенных психических и физических трамв немцем…

Эпилог
Командующие тоже «человеки» и, раз так, то, как говорили древние римляне, – «ничто человеческое им не чуждо». Наш командарм в то время был ещё и коммунистом, а, следовательно, основной вопрос философии, разумеется, просто обязан был решать в пользу «материи». Поэтому он чрезвычайно огорчился не столько нарушением со стороны майора наших уставов и немецкого законодательства, сколько величиной валютной массы, которой пришлось отвалить униженному и оскорбленному немцу, заглаживая его материальный и моральный ущерб. Валюта ведь была из фонда армии, и её можно было использовать более предметно и точечно (в смысле персонально) для него – главного ее распорядителя – Командующего армией.
Сразу же по окончании Военного совета, бедолагу майора с сопровождающим офицером, отправили на вокзал к поезду Магдебург – Брест. Обычная в то время практика для «особо отличившихся». Семье дали возможность собрать пожитки и, через пару дней, туда же – в Брест – для воссоединения семьи. Командиру полка влупили «неполное служебное…» с формулировкой: «За потерю политической бдительности и подрыв боевой готовности». Командиру дивизиона, который отдыхал на Родине и «ни слухом, ни духом…», на всякий случай объявили «строгача» чтобы сильно не расслаблялся на отдыхе.
Да, кстати, однополчане вошли в положение и в складчину купили «главным героям» ту самую вожделенную мягкую мебель, оправив ее с женой «героя». «Смягчили» положение!