За все прощайте Часть3 Любовь не предает Глава16
Продолжительный отдых, еще недавно грезившийся Андрею и вдруг наступивший в новогодние праздники, наполнил его душу какой-то горестной печалью. Хотелось опять раствориться и забыться в кипящем котле бесконечной работы. Праздничные хлопоты казались ему банальными, утомительно повторяющимися из года в год, и даже встреча с Надей, которую он не видел несколько недель и которая неожиданно порадовала его неподдельным восторгом по поводу его приезда, вдруг показалась лишней и ненужной. Сидя в кабинете он привычным жестом, не отдавая себе отчета, набрал стандартный номер, отыскивая себе задание.
- Так, Андрей! Ты мне надоел. Сам не веселится и друзьям не дает. Какую еще работу, тебе придумать? Новогодние каникулы, весь мир празднует, а ты за свое, - проворчал в трубку Сергей, – езжай лучше куда-нибудь с ребенком отдохни, папаша.
- Он еще и издевается, - с притворным недовольством заворчал Андрей.
- Да я серьезно: нет для тебя работы. Немцы – празднуют, американцы – празднуют, французы – празднуют, русские – празднуют, один Андрей непонятной национальности, работу ему подавай. Так вот Андрей, работают сейчас только Деды Морозы. Понял? Так что или костюм одевай и белую бороду клей, или на море езжай – отдыхай, - и Сергей повесил трубку.
- Дюка, на море хочешь? – спросил Андрей, положив трубку.
- Не хочу, - Надя сидела на полу у Андрея в кабинете и расчесывала куклу.
- Неужели так часто на море ездила, что надоело? – с недоверием переспросил Андрей, отложив бумаги.
Надя подняла на него доверчивые глаза, весело прищурилась:
- Ни разу не была.
- А почему тогда не хочешь? – удивился Андрей.
Надя опять занялась куклой, повязывая ей розовый бантик.
- Я Деда Мороза жду, а на море елки нет.
- А где елка есть? – наклонив голову, хитро прищурился Андрей.
Надя махнула рукой, сказала мечтательно:
- Глупый ты, дядя Андрей, там где снег.
- Где снег, - Андрей задумался, - тогда поедем туда, где снег,- ответил он уже приняв решение обкатать подаренные Юлей лыжи и добавил лукаво:
-А какой подарок-то от Деда Мороза хочешь?
- Папу хочу, - вздохнула Надя и прижала к себе неумело причесанную куклу.
- Боюсь, что такие подарки не Дед Мороз делает, - грустно улыбнулся Андрей.
Сборы были недолгими и спустя всего несколько часов Андрей сидел в кресле корпоративного самолета и смотрел в иллюминатор. Впервые за много лет он отключил все телефоны и теперь слышал только сопение спящего Шанса и тихий разговор няни с Надей за ширмой. Он снова и снова задавал себе вопрос: «Почему?». И, глядя в иллюминатор, только запутывался в этих мягких и пушистых облаках, как когда-то в ее волосах.
Он не находил ответа ни для себя, ни для нее. Что-то же должно быть, должно же быть хоть что-то, что имеет значение, иначе жизнь теряет всякий смысл. Он прекрасно понял еще давно, что бесконечная череда событий это всего лишь хороший повод создать и обрести что-то в этой жизни, что может иметь значение. Хоть что-то одно, что-то единственно, что будет с тобой навсегда и с чем тебе всегда будет мучительно больно расстаться хотя бы на секунду. Что-то пусть маленькое, крохотное, но твое. И тогда уже можно не о чем не жалеть, ни о чем и никогда и только тогда ты почувствуешь, что ты сам – целый мир.
Он почувствовал это, на день, на минуту, на секунду и тут же сорвался вниз. Только вдохнул воздух и задохнулся опять в этой давящей, бесконечной суете. Неужели он что-то сделал не так, что-то не предусмотрел, не предвидел? Неужели он просто ошибся, нет. Сейчас он отчетливо чувствовал, что не ошибся, но не понимал, впервые в жизни не мог найти четкого и логичного объяснения, не мог взять блокнот и просчитать все варианты. Он взял телефон, открыл ее номер. Пристально посмотрел и отключил телефон снова.
К трапу самолета подали машину. Надя доверчиво держала Андрея за руку, а он с тягостным чувством думал о том, что едет к матери с ребенком, которого сам отнял у родной матери. Но если суждено ему было поднять на свои плечи и эту постыдную ношу и его мучения не идут ни в какое сравнение с глубиной страдания Веры, то только мать сможет унять его безутешную скорбь. Особенно тяжело Андрею было думать, что она все прочтет по его глазам, но долгая разлука стерла все опасения.
- Андрей, сынок, я так по тебе соскучилась! Ну проходи, проходи, - засуетилась Любовь Сергеевна, как только они вошли в дом, - а это кто? – удивилась она обратив внимание на маленькую гостью.
- Это Дюка, моя подружка, - подмигивая Наде, как можно беззаботней произнес Андрей. Был уже вечер, и тем более уютной показалась небольшая комната с пушистым ковром, простой мебелью, кроватью с пуховыми подушками, старинным мягкими стульями и столом с расшитой скатертью, накрытым к чаю.
- Не Дюка, а Надя, - упрямо возмущалась Надя, грозя Андрею пальцем.
- Давай знакомиться, Надя. Меня бабушка Люба зовут, - и она наклонилась к Наде и погладила ее по голове.
- Да вот, мама ее попросила за ней пока присмотреть, - усаживая Надю за стол, говорил Андрей,- я теперь в няньках.
- Андрюша, а она на тебя похожа, - засмеялась Любовь Сергеевна. Она постояла минуту, по-стариковски сложив руки на груди и внимательно присматриваясь к Наде.
Андрей сел на стул, отмахнувшись, тоже засмеялся:
- Да брось ты, мама.
- Вылитый ты, только в платье и с бантиками, - продолжала Любовь Сергеевна, поправляя Наде выбившиеся из косички пряди волос.
- Да у меня никогда таких щек не было, - беззаботно смеялся Андрей, подвигая Наде чашку с чаем.
- Были, были. Детские фотографии давно смотрел? – продолжала Любовь Сергеевна, необычно мягко смотря на сына, но Андрей добродушно улыбался, и она сказала, будто уступая, - ладно, давайте чай пить. Подсев к столу, она придвинула к Наде блюдо с ватрушками.
- Надя, а вот Андрейка… - назидательно начала она и вдруг взгляд ее удивленно застыл.
Надя, сидя за чаем, откусила горячую ватрушку и совершенно не смущаясь присутствием пожилой незнакомой женщины запустила пальцы в варенье. Вытащив их, она с наслаждением стала их облизывать.
- ….Всегда пальцы в варенье окунал, а потом облизывал, - растерянно продолжила Любовь Сергеевна, и серьезно посмотрев на Андрея, спросила, - Андрей, ты ничего от меня не скрываешь?
- Да ладно, мама. Все дети так делают, - вытирая салфеткой испачканные пальцы Нади, отмахнулся он, - а я вот Дюку ругать не буду, потому что знаю – так вкуснее. Да, Дюка?
- Да, - с набитым ртом согласилась Надя и утвердительно закачала головой. С каким то любопытным детским прищуром, будто узнав что-то особо секретное, посмотрела на Любовь Сергеевну, перевела взгляд на Андрея; не допив чай, соскочила со стула и побежала к Шансу, развалившемуся посреди комнаты.
Андрей проводил ее взглядом, повернулся к матери:
- Как ты, мам, расскажи.
Любовь Сергеевна грустно улыбнулась:
- Да ты сам все знаешь, в клинику уже заходил наверно.
- Да, я заходил,- Андрей несколько смутился,- лечение твое оплатил, с врачом поговорил. Жалуется, что опять волнуешься.
Губы Любовь Сергеевны вздрогнули, она осторожно взяла Андрея за руку, сжала ее, заботливо заглядывая в глаза:
- Андрей, ты же мне ничего не рассказываешь, а я все равно узнала, опять на тебя покушение было.
Андрей виновато отвел взгляд, сказал сердитым полушепотом:
- Сергею голову отвинчу.
- Он тут ни при чем, - гладя ладонь Андрея, будто пытаясь успокоить его, ответила Любовь Сергеевна,- я ему хоть и звоню, он, как попугай: все хорошо, не переживайте, жив, здоров, усиленно питается.
- Откуда знаешь тогда? – не без некоторого изумления, спросил Андрей. Все новости, поступающие из средств массовой информации к матери, по его заданию тщательно просматривались и способные взволновать ее – удалялись.
- Мне Катя звонила,- взглядом укоряя Андрея за его скрытность, объяснила Любовь Сергеевна,- о свадьбе Юлиной рассказывала, она и рассказала.
- И охота ей в Швейцарию звонить, чтоб обо мне сплетничать,- иронично покачал головой Андрей и улыбнулся, отпивая чай. Однако, будто испугавшись, что Андрей отчитает за болтливость Екатерину Викторовну, и стараясь не заострять на этом его внимание Любовь Сергеевна торопливо продолжила:
- Она меня приглашала, но куда мне ехать? Тем более врачи отговорили.
Андрей посмотрел на нее, положил вторую руку поверх ее, сжал с чувством трепетной нежности и спросил настороженно:
- Плохо себя чувствуешь?
- Нет, чувствую себя хорошо, просто не рекомендовали,- Любовь Сергеевна участливо посмотрела на сына и ощутив его беспокойство, пригладила ему волосы.
- Может нужно что, говори,- Андрей отстранил ее руку, смутившись уже не являющейся необходимостью нежной родительской ласки. Улыбнувшись, Любовь Сергеевна отпустила руку Андрея, поправила платок на плечах, снисходительно улыбнулась:
- У меня все есть, Андрей, не беспокойся.
Лицо Андрея приняло деловое выражение и, со свойственной ему серьезностью он признался:
- Я на твое имя еще счет открыл и старый твой счет пополнил.
Любовь Сергеевна, словно не слышала его слов, а следила за его беспокойно сосредоточенными глазами.
- Андрей, скажи мне честно, неужели это настолько серьезно?
Яркие лучи заката просачивались сквозь тонкие цветные занавески, падали на пол и преломлялись на столе, как острые, блистающие мечи, и в одном из этих лучей необычно ярко горел на руке Андрея перстень с лабрадором. Он медленно отвернулся, сказал спокойно и неторопливо:
- Я никого не боюсь.
С немым укором Любовь Сергеевна посмотрела на него.
- Я за тебя боюсь. Ты один у меня. Может, уедешь и дело свое переведешь, ты все равно по миру летаешь?
- Пусть они меня бояться, - Андрей со спокойствием сфинкса смотрел в сторону, - а мне, как Антэю, только родная земля, помогает. Я только там поддержку ощущаю, а тут действительно, всех бояться начну и от людей прятаться.
Любовь Сергеевна на минуту замолчала. Со вздохом помешала ложкой чай, в котором сахар уже давно растворился, подняла настороженные глаза.
- Андрей, ты опасность предчувствуешь?
- Почему ты так думаешь? – с невыразимым удивлением спросил Андрей. Настоящее всегда была единственной реальность, существующая для него, все остальное он не принимал в расчет, хотя его часто уличали в предвидении будущего.
- Ты как будто со мной прощаешься, - с печальной тревогой заметила она, вглядываясь в большие глаза Андрея, ставшие непроницаемы, словно где-то там, у нее была иная жизнь, опасная, тяжелая, глубоко скрытая от родных, - и приехал надолго, а всегда проездом был, поздороваешься и уже улетел.
- Отец часто сниться стал, - напряженно, будто не договаривая чего-то, объяснил он,- я его спрашиваю, а он смотрит на меня и молчит.
Любовь Сергеевна беспокойно слушала его, призналась печально:
- А мне ты снишься. Боюсь я за тебя, Андрей. Ты вот сам приехал и странный ты - молчаливый, то шутишь всегда.
Андрей улыбнулся. Его кажущаяся оживленность стала вдруг заметна, но сказал он небрежно:
- Я соскучился, мама, - вздохнув, добавил,- и устал.
Но от взгляда матери редко что ускользнет, и она подметила участливо:
- Ты не уставшим выглядишь, а разбитым.
Андрей смутился, отвернулся. Как приятно бывало раньше, приехать к матери, беззаботно говорить о житье-бытье в душном запыленном городе, наслаждаясь незатейливыми красотами швейцарской деревушки, рассказывать о планах, загадывать на будущее, вспоминать прошлое, но теперь все иначе и все кажется мелочным и пустым. Сможет ли он когда-нибудь забыть врезавшийся и оставшийся навсегда новый образ: падающая на пол Вера, в отчаянье обнимающая его ноги; ее глаза, полные тоски и мольбы?
Он долго молчал, потом продолжил неторопливо:
- Я ошибся, мама. В близком человеке ошибся.
Любовь Сергеевна не отрываясь, смотрела на Андрея, а он внимательно наблюдал за Надей, играющей с Шансом. Надя, веселая и обрадованная заграничной, необычной обстановкой и в еще большей степени захваченная полетом на самолете, теперь седлала Шанса вместо коня, чему тот нисколько ни противился, а даже пытался помочь, насколько это было возможно, и увлеченная игрой не прислушивалась к разговору.
- Все, Андрей, ошибаются, - сообразно неопределенному ответу неопределенно произнесла Любовь Сергеевна после недолгого молчания.
Шанс, заметив взгляд Андрея, подошел, виляя хвостом, ткнулся носом в его колено.
- Все ошибаются, а я права на ошибку не имею. И не только на ошибку, но даже на подозрение в ней. Моя ошибка - удар по всей корпорации,- погладил Шанса Андрей, скрывая все обстоятельства, но не сумев не поделиться горечью.
Надя позвала Шанса, и он опять вернулся к ней. Желая прекратить мучения Шанса Любовь Сергеевна подошла к шкафу, взяла шкатулку и протянула ее Наде. Она забилась в уголок, словно скрывая сокровища, достала из шкатулки всякие безделушки и разложив их на полу стала демонстрировать их Шансу.
Любовь Сергеевна вернулась за стол, облокотилась, и посмотрела на Андрея в непонятном отчаянье:
- Оставь эту корпорацию. Отдай ее Сергею. Или Александру Яковлевичу, у него сын самостоятельным стал, пусть он занимается.
Андрей повернулся, услышав это отчаянье в голосе, сказал ободряюще:
- Оставлю, когда буду уверен, что ничто ей не угрожает. Тогда и без меня справятся.
Любовь Сергеевна опустила глаза, подумала, как пронзительно похож он стал сейчас на своего отца. Тяжко и горестно стало на душе оттого, что коротка, как вспышка, была их совместная безоблачная жизнь, и сколько нерастраченного счастья осталось между ними. И чтобы подавить боль, так остро кольнувшую сердце, она спросила негромко:
- А вы еще куда-то собрались?
- Вот Дюка снег заказала, - И Андрей с веселым задором встал, подхватил Надю на руки,- поедем в Альпы к Деду Морозу, может ты, мам, с нами поедешь?
Любовь Сергеевна вскинула голову, замахала руками:
- Да ты что, Андрей, я же знаю, ты меня потащишь на лыжах кататься, - и она звонко засмеялась.
- Ну, давай. Вместе веселей Новый год праздновать, - уговаривал Андрей, весело щурясь.
- Я не хочу, Андрей, а вы езжайте, - серьезно отвечала Любовь Сергеевна и заметила, как доверчиво, словно на родного человека, смотрит на него Надя.
Продолжение: http://proza.ru/2020/10/08/1520
Свидетельство о публикации №220100701742