Сахара

Нет в пустыне знака, что говорит: и не вкуси камней.
Суфийская притча

Сказать, что я большой любитель пустынь я не могу, но песчаная пустыня... Песчаная - она иная. Там гораздо острее ощущается одиночество, ирреальность существования.  В какие-то моменты Пустыня завораживает, как застывшая перед броском гремучая змея, в какие-то – удивляет, застывшей красотой «сахарских роз» или постоянно мигрирующими песками.

Песчаная Сахара чем-то напоминает океан, она дышит, медленно перекатывая волны песка или взрывается ураганами, не менее опасными, чем океанские.
Кто жил рядом с Пустыней знает, что такое сахарская сирокко. Впечатление такое, что стоишь возле раскаленной печи из которой валят клубы ошпаривающего сухого воздуха. Спрятаться негде, спасения нет. В доме все поверхности покрываются толстым слоем мельчайшего песка похожего больше на пыль. Волосы, брови, ресницы седеют. Песок в глазах, ушах, на губах. Ощущение такое, что песок просачивался сквозь стены в домах и поры в коже. Нам казалось, что все возможные щели вокруг дверей и окон мы закрыли, заклеили, закупорили, но песок просачивался как вода.
После сирокко город из белого превращался в желтый. Ни неба, ни солнца не видно, в воздухе весит песчаная взвесь. Но сирокко можно было пережить, рядом стены жилищ и люди, а как пережить песочную бурю в пустыне?

Мы пережили. Наш провожающий бедуин предсказывал шторм, но слабый, и мы решились на путешествие. Он ошибся. Шторм, оказался на редкость сильным и начался неожиданно. На горизонте, стали образовываться быстро меняющие форму «облака». Бедуин забеспокоился, но нас больше одолевало любопытство (меня во всяком случае): с одной стороны, мирные, покойные барханы, белое небо и светящееся серебром солнце, с другой бушующая, быстро несущаяся, песочная стена. Наш бедуин остановил колону, состоящую из двух легковушек и микроавтобуса. Приказал подогнать машины, как можно ближе к друг другу, выключить двигатели. Воду, продукты, рации и фонарики мы распределили по машинам.  Ждать не пришлось, песок уже был рядом и накрыл нас за какие-то несколько мгновений. Наступила тишина. Потом пришла темнота, а следом стало невыносимо жарко (машины были раскалены и песок сыграл роль изоляции), а потом… Хм, потом стало нечем дышать. Сколько бушевала пустыня мы не знали, команда у нас оказалась славная, никакой паники. О послештормовой ситуации старались не думать и не говорить, а развлекались байками, анекдотами и употреблением «нарзанов». А кто-то предпочел впасть в анабиоз, на мой взгляд, самая правильная реакция на нехватку кислорода.  Постепенно в дрему начали впадать и остряки.

О том, что буря закончилась, мы узнали по яркому свету, появившемуся в одном из окон. Нас откопали. Двери открыли. Воздух! С каким наслаждением, мы глотали этот пыльный, горячий воздух! Машины завели, включили кондиционеры. Дороги не было, а была куча вновь образовавшихся барханов непередаваемой красоты и серебряное солнце на белом небе. Связи с городом, из которого могла прийти помощь, у нас не было. Но о нашей группе знали власти. И хотя мы были напиханы кучей всяческих страшилок о потерявшихся в Сахаре группах, мы надеялись и ждали. Вы не поверите, но помощь пришла из самой страшной сахарской тюрьмы, которую мы проехали какое-то время назад. Тюремная охрана мониторит подступы к острогу и дорогу, и они вспомнили о нас и наших переполненных любопытством и сочувствием физиономиях. Машин, проезжающих столь отверженное место, не так уж много.  Приехал джип с аппаратурой. О нас сообщили и даже пригласили в тюрьму, но все с «сожалением» и горячей благодарностью отвергли столь любезное приглашение.

Тюрьма была построенная в виде амфитеатра, да так, что в середине никогда не бывает тени. Особо опасным преступникам обривают головы и на целый день отправляют «на прогулку».

К вечеру мы добрались до…. Жара была такая, что у одного моего приятеля лопнула в руках литровая бутылка «Коки». Возились с ним, вытаскивая стекла из окровавленных изрезанных рук, ног, живота. Зрелище жуткое.

Воду в нашем оазисе «давали» лишь ночью иногда в 12 иногда в три. Моментально образуовывалась очередь в душ, заполнялись водой все свободные емкости и заливался каменный, идеально отполированный пол. На пол клали простынь, укладывались на нее и спали. К утру все высыхало. Иногда ночи холодные, и тогда пытаешься натянуть на себя все, чем богата дорожная сумка. Но так спят только такие как мы, не адаптированные к Сахарскому жесткому климату. У бедуинов либо шатры, либо палатки с раскладными кроватями или матрасами. Некоторые, не кочевые, имеют домики с мебелью, собранные из тех же сахарских роз и «грязных» кирпичей. Есть и бетонные постройки.
А утром, часов в шесть, мы отправились гулять по городку. Жара около 40С, но сухо. Женщины у местного племени туарегов ходят с открытыми лицами и обучаются с детства письму, чтению и математике. В этом племени почитают женщин, они наследницы царицы Сахары Тин-Хинан. Мужчины лица закрывают и могут быть неграмотны.  По древним традициям, человек, увидевший лицо Туарега, должен быть умертвлен. Есть еще легенда, что мужчина этого племени сможет выносить и родить ребенка. Подробности мы узнать не смогли.
Такое ощущение, что все происходит как в замедленных кадрах кинофильма. Везде статика.  Под некоторыми домами сидят «мумии» стариков в белых или голубых одеждах. Я рвалась подойти к одному, и что-то спросить. Мне хотелос, чтобы хотя бы один из сидящих пошевелил то ли веком, то ли пальцем. Не случилось, не произошло. Небольшое оживление мы заметили только в местах «скорпионьих бегов» и на небольшом базарчике. Как и многие столетия назад, самым ценным в пустыне,  является вода. Вода прекрасный продукт для натурального обмена в Сахаре. За нами следом бежала стайка мальчишек-продавцов, которые пытаются всучить нам финики или сахарские розы. Мы иногда покупали и то, и другое, иногда-нет. В некоторых местах атаки становятся более массовые, более агрессивные. Мы стараемся скорее ретироваться. Наше позорное бегство напоминает сценку из фильма «Золотой теленок»: помните убегающего Паниковского с украденным гусем?
В Африке, куда бы не приехал, моментально попадаешь в толпу уличных торговцев. Они есть и в Латинской Америке, но разница в степени агрессивности. В северной Африке агрессия продавцов любого возраста иногда переливается через край. Ты ее чувствуешь кожей спины, она пробивает мозг и единственное возникающее желание: уехать и никогда не возвращаться. Я уже писала о своих марокканских впечатлениях:
В Сахаре у берберов враждебность к инакомыслящим почти незаметна, а иногда и полностью отсутствует. Они ушли дальше в пустыню, не приняв арабов и их веру, хотя считается, что они практикуют ислам. Я не заметила. Все это так похоже на поведение марокканских берберов, которые ушли в горы Атласа не захотев принять арабскую культуру. Хотя наверное, слово «культура» к сегодняшнему арабскому миру имеет странный привкус несколько протухшей рыбы, рыбы второй свежести, а свежесть, впрочем, «бывает только одна -- первая, она же и последняя». Куда исчезли средневековые арабские библиотеки, школы, университеты? Кто теперь поверит, что когда-то одно из самых замечательных изречений арабского средневековья было: “Величайшее украшение человека — знание”. Обидно!
Итак, мы садимся в машины, наш путь лежит к соленым озерам. От белизны соли слепит глаза. Картина сюрреалистическая, такое впечатление, что мы где-то среди Канадских заснеженных, уходящих к горизонту, полей. Только невыносимая жара напоминает, что это все-таки не снег.
Все чахлые былинки и травинки, растущие в песках, имеют соленый привкус. Я стала различать цветочки с твёрденьким, упругим стебельком и на остановках находила их и слизывала соль. Забавны и Сахарские миражи. То кажется, что впереди горы, а иногда видны очертания огромного современного города, иногда людей. Но все как-то не ясно, неустойчиво. Вообще в Сахаре меня постоянно преследует вот это самое чувство нереальности, зыбкости существования.
Домой мы добрались без приключения, но вот обожженность солнцем Сахары и опыленность ее песками осталась в памяти на всю жизнь.