Батька Юхно

                Колю Юхновского я про себя называл Батькой Юхно из чистого озорства. Ничем он не походил на Нестора Ивановича Махно, разве что субтильной комплекцией и украинским акцентом. Коля был непроходимым и дремучим лохом, и это вызывало у меня изумление до степени оторопи. Я нередко бываю заворожен странными узорами человеческих отношений. Коля являлся приятелем Вани Свинякина, человека далеко неглупого и очень остроумного. Ваня сочинял саркастически-абсурдистские опусы, чем необыкновенно развлекал нашу компанию. Однажды на Колин день рождения он сочинил поздравление в форме поминальной эпитафии, которую назвал «Заздравной панихидой». Запомнились строки: «Как ты чихал! Как курил! А как цвёл нездоровьем в гробу аж!...». Коля очень обиделся. Чувство юмора у него ночевало редко и только в далеко зашедшем подпитии. В дальнейшем Ваня сделался процветающим наркологом с собственным наркологическим центром, занимавшим особняк в центре города, и чувства юмора у него самого значительно поубавилось.

                Но главное, Коля дружил с Васей Петровым. Вася упоминался мной ранее неоднократно. В семидесятые-восьмидесятые годы он в харьковской художественной среде был хорошо известен. Вася закончил сценарный факультет ВГИКа и обретался попеременно в Москве и Харькове. В Харькове жили его родители, к которым Вася попадал в основном, когда оказывался на мели. Коля являлся его постоянным собутыльником. Особенно, когда Вася впадал в депрессию с неподвижным сидением или лежанием на диване, сопровождавшимися нечленораздельным бормотанием, вывести его из этой кататонии мог только Коля. Это-то и поражало меня больше всего остального. Вася вообще-то слыл  начитанным и неглупым человеком, знакомым с довольно известными людьми. Рядом с Колей Вася немедленно терял свои интеллектуальные задатки и погружался в маразм. Пить они могли неделю и дольше, пока не кончались деньги. На неделю, впрочем, денег хватало редко.
 
                Иной раз я ностальгически вспоминаю плохо освещённые вечерние харьковские улицы и переулки с обшарпанными стенами пятиэтажных домов и скользящими тенями, которыми могла оказаться несовершеннолетняя или совершеннолетняя шпана. Этот мрачноватый фон моей памяти оживляют вихляющие, нетвёрдые в ногах и бредущие, поддерживая друг друга, фигуры: долговязая Васина и на полголовы ниже тощая и нескладная Колина. Они громко и пьяно смеются и готовы продолжать всю ночь в том же духе, пока ноги держат.

                Финальный эпизод описываемого здесь карнавала пришёлся на середину девяностых. Васины родители умерли и он остался без квартиры. Вася у родителей прописан не был и прав на их площадь не имел. Виной скорее всего Васино разгильдяйство. Вскоре он укатил в Москву, где побирался у друзей и вёл богемный образ жизни. Но это отдельная тема, которой я уже касался в других рассказах. Непосредственно перед отъездом в Москву Вася и Коля устроили прощальный загул. Подвернулся им Гоша Семёнов, который согласился приютить Васю на пару дней, пока он не купит билеты на поезд. Гоша и сам не подарок и довольно непредсказуемый персонаж. Мне он жаловался, что, как благородный человек, приютил бездомного, а бездомный притащил к нему Юхновского и ему, Гоше, с трудом удалось избавиться от них через неделю.
 
                Один мой знакомый, назовём его Костя, случайно забрёл к Гоше во время Васиного и Колиного разгула. Он попал под дождь аккурат возле Гошиного дома и заглянул к нему в надежде переждать непогоду. Он рассказал, что застал совершенно неожиданное зрелище. Обычно болтливый и даже навязчивый Гоша сидел в комнате насупившись и едва поздоровался с гостем. Зато из кухни доносились заливистый смех и громкая ругань, по которой, как сказанно в «Человеке Невидимке» Уэллса, сразу можно было узнать образованного человека. Образованным человеком, впрочем, следует с натяжкой признать только Васю. Он в основном и исторгал из себя нецензурные звуки, а Коля громко и охотно смеялся. Костя из вежливости заглянул на кухню, но быстро ретировался. Догнать засевших на Гошиной кухне друзей уже не представлялось возможным. Гоша пожаловался, что в дополнение к неожиданным своим гостям он получил ещё одну неприятность. У соседа по лестничной площадке случилась белая горячка и он бегал по лестнице и двору с топором. Вася и Коля ничего даже не заметили, а Гоше пришлось вызывать милицию. Костя признался мне, что очень сочувствовал Гоше, хотя до того никакой особенной симпатии к нему не испытывал. Но, глядя на Гошу и слушая его, Костя почему-то отчётливо вообразил племя индейцев, вымирающее от огненной воды, и бледнолицого Гошу, попавшего к ним в плен.
 
                Лишившись харьковской жилплощади, Вася в Харьков больше не приезжал, а Коля навещал его в Москве довольно редко. Деньги у Батьки Юхно водились не часто, а если водились, то пропивались. Кстати, этим он кардинально отличался от Нестора Ивановича, с которым я его ассоциирую по причине разнузданного воображения. Интересно, что я до сих пор точно не знаю чем он зарабатывает или зарабатывал на жизнь. Вроде бы закончил строительный, но в описываемое время по специальности не работал. Впрочем, неважно, я и сам не работаю по специальности.
 
                Старость никого не красит. Вася умер лет десять назад от почечной недостаточности и аневризмы. Последние годы он очень изменился внешне и, хотя уже не пил, но очень походил на алкоголика с распухшим носом, болезненным румянцем и выпирающим животом. Коля исчез из моего поля зрения довольно давно и я его вспоминаю только в связи с Васей и ещё несколькими историями, показавшимися мне занятными и неожиданными. Никогда нельзя с уверенностью сказать, что адекватно понимаешь или представляешь себе другого человека, даже самого незамысловатого. Жизнь полна неожиданностей. А жизнь – это люди.