Батькина любовь

                Описанный мной в предыдущем рассказе Батька Юхно, то есть Коля Юхновский, тощий среднего роста субъект с невыразительным лицом, несущем печать зря истраченной жизни, не так уж часто занимает моё воображение. Пожалуй, есть лишь одна история, которая против моей воли периодически всплываает в памяти. Это Колина любовь. Точнее, страсть, наложившая изрядный отпечаток на Колину жизнь. Причём история незаурядная, несмотря на совершеннейшую заурядность её участников.
 
                Начало самое обычное. Влюбился Коля в девочку, которой не только не был нужен, но она буквально от него шарахалась. Произошло это в середине семидесятых, когда Коле было слегка за двадцать и девочке примерно столько же. Жила она в соседнем со мной подъезде и я время от времени делался невольным свидетелем разыгравшейся трагикомедии.

                Пятиэтажный дом в тихом районе стоял прямоугольником, или, как раньше говорили, покоем. Двор казался мне просторным и поселился в памяти вместе с детской площадкой, деревянными скамейками и кучей ящиков у чёрного хода в гастроном, где постоянно происходило подозрительное и явно незаконное копошение. Когда я приехал из Чикаго на несколько дней и зашёл во двор, чтобы сфотографировать его на память, он словно скукошился от возраста и болезней. Дом стоял понуро сгорбившись, весь в стариковских бурых пятнах. У меня сделалось тоскливо на душе и я подумал, что вещи тонут в тёмном омуте времени вместе с людьми. Девочка, за которой бегал безутешный Коля, должно быть, выглядит сейчас не лучше дома, в котором мы когда-то провели молодость.

                С балкона или из окна я наблюдал, как Коля караулит свою зазнобу и пытается вручить ей цветы или проводить. Даже на расстоянии была ясна бесплодность его попыток. Коля однако не унимался. Его толкала сила, явно ему неподвластная. Позже, когда я испытал на своей шкуре нечто подобное, я проникся к бедному Батьке сочувствием. Страсть выскакивает, словно дикарь из леса, или налётчик из-за угла, и ей нечего противопоставить. Уговоров она не понимает.
 
                От действующих лиц рассказа я держался всегда на порядочной дистанции, поэтому детали я узнал от художника Лёни, Колиного приятеля. Лёня дружил не столько с Колей, сколько с Васей Петровым, всегдашним собутыльником которого состоял Коля. Кое-что домыслить мне помогло воображение.
 
                Лена Спесивцева, героиня Колиной страсти, была довольно способным художником и заканчивала Харьковский Художественно-Промышленный Институт, а к финалу их отношений уже его закончила. В городе её знали и она периодичеси участвовала в коллективных выставках молодых художников. Там её Коля и заприметил. Сам он ни в каких художествах толку не ведал, но постоянно таскался за Васей Петровым. Вася в описываемое время как раз закончил сценарное отделение ВГИКа и за неимением заказов тусовался в Харькове у родителей. До поступления он пробовал себя в живописи, а зарабатывал рисованием плакатов в клубах. Он-то как раз Колю с Леной и познакомил.

                Рядом с Леной, девушкой симпатичной и, что называется, стильной, Батька Юхно ну никак не угадывался. К тому же на Лену положил глаз Вася, который с первого взгляда соответствовал ей куда больше. Вася, впрочем, готов был положить глаз на все движущиеся предметы женского пола. Однажды вечером Вася, Коля и Лёня зашли за Леной в художественный музей и провожали её домой. Вася с Леной приотстали. Обернувшись, Коля и Лёня увидели, что они затормозили под кроной развесистого клёна и целуются. Дело было в конце мая. Лёня рассказал, что никогда не видел на лице придурковатого Коли такого в полном смысле слова глубокого и осмысленного страдания. Колино лицо даже показалось Лёне одухотворённым, и он, как это нередко случается с художниками, одновременно с сочувствием ощутил творческий зуд и порыв немедленно перенести на холст новое впечатление. Далее произошло нечто странное, что Лёня толком не сумел объяснить. Он почувствовал как бы мощный внутренний импульс, но не имевший к нему отношения, а как бы задевший его на ходу, словно прокатилась волна, сметающая всё на своём пути, или электрический разряд. На мгновение Лёня дёрнулся и почувствовал тошноту. Далее он тряхнул головой и начал озираться. В воздухе что-то переменилось. Вася и Лена отлипли друг от друга и догоняли остальную компанию. При этом Лена как завороженная уставилась на Колю, который слегка пошатывался, словно от головокружения. Оставшийся отрезок пути Лена шла рядом с Колей, не обращая на Васю никакого внимания. Вася несколько раз пытался напомнить о себе, но безуспешно. Ему это было не так уж важно. В отличие от Батьки Юхно, Вася сохранял полное душевное равновесие.

                После этого не очень понятного события или, скорее, довольно туманного Лёниного впечатления, я, глядя в окно, иногда замечал Колю, нырявшего в соседний подъезд, и если прежде он через минуту или две вылетал пулей обратно и сгорбившись ковылял восвояси, то теперь он застревал надолго.

                В дальнейшем, со слов того же Лёни, Лена рассказала ему, что на неё как бы паморок нашёл. Коля, никогда не вызывавший у неё никаких других желаний, кроме немедленно забежать подальше, сделался совершенно необходим со всей его лоховатостью и прочими прелестями, включая пьянство с Васей Петровым. Необъяснимое это явление продолжалось довольно долго, то есть около полугода. Коля расцвёл как майская роза и смотрел на всех свысока. Дело дошло до того, что Лена забеременела. Тут вроде бы сознание к ней вернулось, паморок отступил. Возможно, гормональная перестройка сыграла отрезвляющую роль, или волна, тряхнувшая попавшегося по дороге Лёню, исчерпала свою энергию. Так или иначе, Лена всполошилась и к большому Колиному удивлению решительно его попёрла без ясного объяснения причин. Не могла же она в самом деле сказать ему, что он лох и алкоголик, и в гробу она видала такое счастье. Так то оно так, но Батько Юхно никем другим и не являлся с самого начала их отношений и даже немного изменился к лучшему. Вскоре Лена исчезла. Как выяснилось, родители сумели отправить её в Польшу, где у Лены жила подруга, вышедшая замуж за поляка. Отец Лены, зав.кафедрой художественно-промышленного института, который Лена как раз закончила, сумел добиться для неё то ли стажировки то ли чего-то в этом роде. Не так это просто было в те времена. Лена исчезла и больше я её не видел. Лёня, который некоторое время сохранял с ней контакт, рассказал, что она сделала аборт и вскоре вышла замуж за друга мужа своей польской подруги.

                Что до Батьки Юхно, то, по-видимому, его больше никогда не сотрясали страсти подобного масштаба, и колдовская сила, однажды вызванная к жизни, опочила в его придурковатом нутре навсегда, или, возможно, до следующей инкарнации. Но об этом смутном предмете я рассуждать не стану, ибо ни в чём не уверен.