Артур

Я плавно съехал к обочине, остановился и посмотрел в зеркало заднего вида. Пассажир не сдвинулся с места, белые затычки в ушах, отражения телефона в глазах, он продолжал то ли читать, то ли смотреть видео.
«Приехали», — сказал я.

Не сказав ни слова, он выбрался наружу. Я поставил ему три звезды за отрешенность и тронулся. Чаевых не будет.

Было поздно и начинался дождь, самое время развозить пьяных, но я решил ехать домой. Телефон бипнул — новый заказ. Рука потянулась, чтобы выключить, но машина, что шла впереди резко замедлила, я тоже, палец скользнул по экрану и остановился на зеленой кнопке «Принять». Я из тех людей, кто давно перестал противиться судьбе. Хочешь сей, а хочешь куй… Намек был ясен, и я поехал забирать нового пассажира.

Под аркой стояли двое. Вернее, стоял один. Высокий, в длинном, шпионском плаще, он придерживал впереди себя инвалидную коляску, и закрывал сидевшего большим зонтом. Я остановился и вылез из машины, чтобы помочь уложить коляску. Инвалидов я возил достаточно раз, чтобы понять, что все, что от меня требуется — это тихо стоять у капота. Как правило родственники или знакомые провожали и встречали, загружали и выгружали. На этот раз запихнули скоро. Плащ хлопнул пассажирской дверью и толкнул ногой коляску в мою сторону. Я собрал и уложил в багажник раскладушку, обтер об штаны намокшие руки и влез в салон.
«Погода урожайная», — сказал пассажир.

Я повернулся: передо мной сидел или лежал, нет, скорее сидел арбуз. Сидел, потому что нижняя часть его была на четверть погружена в деревянный короб, типа, как штаны у Губки Боба. Я понял, что устройство, скорее для того, чтобы не перекатываться по сидению или салону. Арбуз был пристегнут.
«Ну, с богом, трогай», — сказал он.

Его голос звучал по-отечески, с нотками поучительности и бывалости. Так бы разговаривал мужик лет 60и.

— К театру, едем? — на всякий случай напомнил я адрес заказа.
— Ну раз знаешь, хули спрашиваешь? — сказал Арбуз и сплюнул семечкой. Черная метка прилипла к лобовому и медленно стала съезжать вниз. Теперь голос скорее принадлежал бы какому-нибудь хмырю с выколотыми на пальцах перстнями.

Внутри закипело. Надо было остановиться и выкинуть подонка на улицу. С другой стороны, не пристало здоровому мужику бить овоща. Вдруг увидит кто-нибудь, как я его мутузю, видео снимет, вот мол герой, арбузу в харю заехал. Мемы начнутся, стыдно будет. Я решил стиснуть зубы и придумать запоздалую ответку на дерзость. В голове промурлыкало «Хули-хули-ни-***.» Брррр… Чересчур банально и похабно. Надо бы тоньше и острее.

— Ты когда-нибудь был в Башкоростане? — спросил арбуз.
— Не был. — Как можно презрително ответил я.
— Красиво там, под Уфой. Рожь колосится, а в Волге — осетр.
— Рожь — это хорошо, — сказал я театрально, как председатель колхоза из Советского фильма. Идея была потроллить арбуза, намекнуть ему, что он не совсем интеллектуал.

Я переиграл. Арбуз прищурился, поводил из стороны в сторону разрезом рта и плюнул семечкой. На этот раз белой.
«Мэлиус эст прудэнтэр тацерэ, квам инанитэр лёкви», — сказал он.

Я понял, что это латынь и вряд ли похвала Цезарю. Да что же это такое? Что я ему сделал? Везу его по назначению, предоставляю сервис. Надо все таки его высадить. Я представил, как съезжаю к обочине, собираю под дождем инвалидную коляску и бросаю на нее арбуз. Он наверняка начнет дерзить,  умничать, и обзываться, быть может кричать и плеваться семечками. Вдоль тротуара шли люди, у них телефоны, видео, мемы… Фиг с ним, довезу калеку.

Над головой промелькнул красный светофор. Я прилип глазами к зеркалу заднего вида: порядок, аварии не учинил. Едва я перевел взгляд на дорогу, как сзади замелькало красно-синее диско — полиция.

«Старший лейтенант Геращенко», — представился коп. — Ваши права и регистрация на машину.
Я потянулся к бардачку и нечаянно тронул арбуз рукавом. К моему удивлению, тот промолчал, и… кажется подмигнул.
Лейтенант наговорил по рации мои данные, и мы стали ждать.
— А-а, — застонал арбуз и закачался в своем Губка-Боб коробе. — ааааа.
— Что с ним? — спросил коп.
— Аааа, живот схватило, переспелизм, бля… Он меня в больницу везет, отпусти лейтенант, сейчас разорвусь.
Арбуз завыл, как мартовский кот, и закашлял семечками. Несколько попало на меня, одна прямо в нос полицейскому. Тот брезгливо обтерся и бросил мне на колени мои документы.
«Езжай на хрен!» — сказал он и отпрянул от машины.

До театра оставалось около десяти минут, и я решил как-то отблагодарить арбуз. На мне висела куча неоплаченных штрафов, так что вряд ли бы Геращенко отпустил меня с деньгами.

— Спасибо, что выручили, — сказал я.
— Почеши мне бок, слева, повыше, — попросил арбуз. — Будем квиты.

Я протянул руку и поскряб холодную, твердую кожу.
«Йа, бэби, вот тут, ага», — отреагировал он.

Подкатившая неловкость заставила меня съежиться, я хотел было отдернуть руку, но не стал. Вместо этого, я почесал еще и слегка постучал, как это делают, проверяя на спелость.  Глуховатое эхо приятно отвибрировало на костяшках моих пальцев.
 
— Как вас зовут? — спросил я.
— Артур.
— Видели бы вы испуганную рожу этого лейтенанта. —  сказал я, и поймал себя на мысли, что перехожу из зоны благодарности в зону подхалимства. Надо было сбавить обороты.
— Чего не спрашиваешь меня о спелости. Разве не заметил? — спросил арбуз.
— Заметил, но как-то неудобно спрашивать. Не знаю, прилично ли. Все равно, что меня спросить, есть ли у меня проблемы с эрекцией”. — ответил я.
— У тебя есть проблемы с эрекцией? — немедля парировал он.
— Нет.
— Вот и я спелый. Осталось немного совсем.
— А что потом?
— Потом смерть гнилая. Жизнь без смысла и смерть без пользы.

Голос его снова поменялся, точно актера теперь озвучивал другой. Было в нем что-то от Иннокентия Смоктуновского, во время его трагических монологов.
Мне стало арбуз жалко. Я даже хотел его почесать снова, но подумал, что ненароком разгневаю. Дорога опустела, и я поддал газа. Подумал, уж если и могу помочь грустному пассажиру, так довезу быстрее. Левая крайняя опустела совсем, я перестроился и газанул еще. Вдруг, пара огней из встречного движения вместо того, чтобы промелькнуть слева, выскочила прямо на меня. Я дернул рулем в сторону, машина развернулась, и получила в бок от встречной.

Удар, скрежет, удар, кровь на губах, еще удар и все стихло. Я открыл глаза: сквозь паутину лобового стекла проглядывались здания и столбы. Вертикально. Значит машину не перевернуло. Чуть в стороне лежала искореженная инвалидная коляска. Я вспомнил.
—  Арбуз… Артур… где Вы? — спросил я липкими от крови губами.
—  Аааа, здесь, внизу.

На сиденье оставался лишь квадратный короб и несколько ошметков арбуза. Сам Артур был внизу, в ногах пассажирского сиденья. Ему оторвало четверть верхушки, и теперь виднелась красная, рыхлая мякоть. Я не знаю, как он мог разговаривать, но он продолжил, слегка покашливая:
«Слышишь, я может тебя обидел сегодня. Ты ведь хотел небось шмякнуть меня, а? Так вот, исполни мое последнее желание, и исполнится твое.»

Я стал что-то мямлить, что мол глупости все это, но он перебил:
«Съешь меня».

Быть может от легкой контузии или же избытка адреналина, только просьба не показалась мне такой уж дикой. Арбуз действительно был спелым. Но вот как его есть, если он говорил? Стонал даже.
Ты возьми меня, то, что осталось и грохни об колено. Я разломлюсь дальше и умолкну. Давай, сейчас Геращенко приедет, вот посмеется. Не хочу гнить. Хочу пользу принести. Какую-то пользу. Искуство, наука, вечность, понимаешь?”

Я не понимал, но вспомнил лейтенанта, и достал Артура. Один глаз его вырвало, другой слегка подрагивал. Изо рта торчали семечки. Я поднял и стукнул арбуз о колено.
«Арс лонга вита бревис! — завопил Артур, и добавил: — Блеааать».
Я стукнул еще. Арбуз развалился на три части и замолк.

Среди лежавших на виду кусков, я выбрал тот, что поменьше. Рыхлая сладость перемешалась со вкусом крови, я жевал и глотал, жевал и глотал. Рука потянулась за другим куском.

Проглотив последний обломок Артура, я только заметил, что вокруг меня стояли люди, и тихо перешептываясь снимали на свои телефоны. Я улыбнулся, развел руками, и сказал: «Вечность».