Письмо из прошлого

«Письмо из прошлого»
Заходя в подъезд, было слышно, как пахло старостью, гнилью и помойкой. Было невозможно дышать. Молодому человек нехотя поднимался вверх по лестнице, он ожидал встречи со своей новой квартирой, где когда-то жил сам, но теперь она была для него чужой. Он открыл незапертую дверь, в квартире пахло еще сильнее, дышать было невыносимо тяжело, он открыл балконную дверь и все окна. Перед ним была однокомнатная бабушкина квартира, вся заставленная непонятным мусором, книгами и картинами. О своей бабушке молодой человек почти ничего не знал, кроме того, что она, как и его отец, была когда-то художником. Сейчас квартира была только его, ему хотелось скорее освободить её, выкинуть весь этот хлам и начать дышать полной грудью. Он вспомнил вновь об ужасном запахе и состроил гримасу. На полу около окна стояла огромная картина в раме, она выделялась на фоне черного слоя пали, из окна на неё падал свет, казалось, что она лишняя здесь, чужая. Парень подошел к ней и начал переставлять ее, чтобы начать уборку мусора. Постепенно черные огромные мешки около выхода стали увеличиваться: старая обивка дивана, погнутые линейки, старые, желтые пустые тетради, коробки шоколадных конфет. От усталости он начал валиться с ног, присесть было совсем некуда, старая софа была покрыта пылью и мелким ненужным мусором. Пора было ехать домой. С пакетами мусора и картиной парень спустился на улицу, направляясь к контейнеру через два дома.  Все мысли его были только о еде, об отдыхе, так хотелось скорее вернуться домой. Не удержав пакеты, большая картина выпала из его рук на асфальт, от удара рама отвалилась от холста, а вместе с холстом выпал и небольшой пухлый желтый конверт, на котором написано «Любимый Коля, архив». Он дотащил пакеты до помойки, забрав с собой холст картины и тот самый конверт. Он крутил всё в голове имя Коля, не понимая, кто бы это мог быть.
Отец Андрея, того самого молодого человека, был архитектором. Петр Алексеевич, уже некоторые время жил один, без семьи, в Санкт-Петербурге. Он оставил квартиру сыну, её истории он не знал и знать ему уже не хотелось. Мать когда-то он очень любил. Он очень хотел быть похожем на неё, но её чрезмерное высокомерие, нежелание видеть достижения сына, отдалили их друг от друга навсегда. Так всегда он говорил сыну, если случайно речь заходила о его семье. Его отец давным-давно уехал куда-то к себе на родину, не давая о себе знать.
Эта отдаленность от отца и матери передалась по наследству и Андрею. Ему вовсе не хотелось знать, где бабушка таинственно скрывалась столько лет, чем была занята и почему он её совсем не знал. Тема дедушки вообще была под запретом.
Придя домой, Андрей раскрыл холст, который первым делом хотел выкинуть. На нём была она, еще совсем молодая, красивая и строгая. В углу картины вырисовывались её инициалы Ф. А. Г.  Филимонова Галина Александровна. Писала она, портрет её рук. Она была талантлива и красива, больше сказать было нечего, также говорил и его отец. И он вспомнил о том пухлом конверте, который так загадочно выпал из рамы «Любимый Коля, архив». В конверте были письма, небольшие заметки, записки, несколько почтовых открыток да командировочные листы. Все листы были датированы 1981 - 1982 годами. Ей тогда было где-то лет 40, может чуть меньше: «Выдано Демидову Николаю Владимировичу». Андрей все искал фотографий, но как бы он не хотел, фотографий здесь не было, только лишь незнакомое имя и загадка.
На маленьких записках красивым почерком были написаны разные нежности: «Галонька, поработай чуть-чуть, ну пожалуйста», «Чушонок! Как придёшь, обязательно поешь. Творог, молоко на столе», «Чуууша! Надень носочки и туфельки. Обязательно поешь!», «Галчонок, буду не поздно, пиши». Везде одна и та же подпись «Твой К.».
Он перебирал карточку за карточкой, письмо за письмом, стихи, написанные явно рукой бабушки.
Он с какой-то тревогой и жадностью старался понять и осознать, кем были эти двое. Телефон уже набирал отцовский номер, но никто не отвечал. Хотелось узнать о Коле, о «Галоньке», «Галчонке». Она не вписывалась в тот железный образ, что рисовал о ней отец, что помнил о ней он сам.
На одной из открыток снова подчерком Ф. Г. А. было написано «Мои хорошие…». В нескольких письмах Демидова проскальзывало: «Тревожусь за вас, «… скучаю по вам», «… привет детям».
Андрей раз за разом перечитывал строчки и никак не мог понять, о ком идёт здесь речь, какие дети? Его отец уже учился в университете, жил в общежитии, был взрослый, они мало общались. А она? Он раз за разом перечитывал эти строчки и никак не могу поверить в это, не мог представить, что у его маленькой семьи есть продолжение. Как узнать, кто это? Кто эти люди? Где они сейчас?
Андрей пристально продолжал смотреть на её автопортрет, её лицо стало нежнее чем прежде, руки казались теперь совсем не жестокими, а ласковыми, и, почему-то, осанка становилась всё проще, все сутулей.
Он совсем не знал эту женщину, но было теперь что-то понятное в её облике, в её чертах. Она была явно любима, ждала каждой встречи, жила одним днём и писала письма:
«Желанный мой!
Если бы ты знал, как мне трудно без тебя. Первые дни был вокруг какой-то бесцветный, безмолвный туман. Всё внутри меня замерло. Душа укачивала себя как малое дитя. Пригрело солнышко, но нет тебя. И заголосила, завыла по тебе моя плоть. Так и терзает меня и днём, и ночью. Нет мне покоя, писать не могу, не могу проходить по комнате, в которой нет тебя. Ночью спасаюсь шумом поездов и электричек. Вот и он прогрохотал, вот слышно далеко-далеко негромкий гудок. И снова безмолвное ожидание тебя. Постоянное ожидание короткой встречи, наполненное надеждою и желанием быть рядом.
Скорее. Целую. Жду. Г.».
Его бросило в жар от откровенности её слов к незнакомому человеку, всё яснее ему становилась она и всё непонятнее становился образ бабушки, старой, ворчливой бабушки, которую он видел пару раз в жизни. Это были две разные женщины, и, как ему казалось, они вовсе не могли знать друг друга.
На часах уже полночь. Уснуть становилось всё невозможнее, открывать чужую душу становилось все противнее и тяжелее для него. Он читал с писем чужую судьбу. И от этого становилось как-то жутко.
В тусклом свете лампочек он старался как можно отчетливее увидеть ту старушку, ту женщину, которая пропала на несколько лет, не знала родного внука, позабыла сына, но хранила все эти письма. На картине её не было, как он не старался разглядеть. Он переворачивал ее вверх ногами, смотрел и сбоку, и прямо. Затем Андрей обернул холст картины, и там была дата «XII.X.1981 год».
Тот самый год, когда она так сильно любила незнакомого Колю… И он увидел глаза, излучающие ту невероятную любовь, ту силу духа, с которой она писала ему письмо за письмом, ту печаль и тревогу, которой были пронизаны её строчки. Её стан, что прежде казался таким горделивым и прекрасным, стал воплощением той боли и тоски, той нежности, с которой она оставляла записочки своему «любимому Коле»:
«Нежно, радостно жила ожиданьем,
Встречи будущей и свиданьем.
Я ждала тебя всю жизнь… повстречала…
И беды моей тогда грусть-начало.
Что же было тогда, что же было?
Замело дорогие в прошлое и остыло».
На следующее утро Андрей вошел в ту самую квартиру, которая совсем недавно хранила в себе свою историю, свои картины. Все также кругом лежали разные книги по искусству, живописи, культуре. Все также стоял отталкивающий запах мусора и старости, а вместе с тем смешался запах печали и одиночества.