Душа

 Наташка Вавилова блевала возле ночного клуба с расквашенным носом и набирала на айфоне номер своего возлюбленного. «Сука, возьми трубку!» Опять приступ рвоты, и спустя время совершенно пьяная Наташка заводила свой «Порше Кайен», чтобы лично доехать до этого уебка, который, ****ь, опять не взял трубку! Ехать недалеко: с Кутузовского на Рублевку, до Соснового бора.

 Бестолковые слезы и музыка глушили чувства, Наташка орала песни Монеточки вперемежку с матюками водителям, которые не уступали дорогу дочке префекта Северо-Восточного округа Москвы. Выехав за пределы МКАД, разогнала до 200 километров в час свой «Порше» и в одно мгновение, множество раз кувыркаясь, влетела в густой лес где-то уже на подъезде к «Соснам». Машина несколько раз ударилась о крупные деревья, далее пролетела с большой высоты в замерзающее болото и упала, уткнувшись в него носом. Музыка прозвучала еще пятнадцать минут, пока не залило аккумулятор, и наступила тишина. Наташа в неестественно-сидячем положении оказалась на пассажирском месте, а на том месте, где она мгновения назад была водителем, была большая вмятина и зияло полностью разбитое окно.

 Через два часа она очнулась от холода, ее ноги были переломаны в бедрах, в голове был страшный шум, а руки дрожали под воздействием остатков адреналина в крови. Телефон вылетел из разбитого окна, позвонить было невозможно. Сознание было как в детстве, когда ждешь от мамы наказания за что-то действительно страшное. И детские слезы брызнули сами! Захотелось просто к маме, даже если она накажет.

 Ноябрьский холод проникал в машину вместе с сыростью болота. Выйти из машины означало промокнуть в холодной жиже, а ползти наверх было около 50 метров. Наташа трезвела, но так сурово, что, глядя на ее лицо, было очевидно, что она еще немного и начнет издавать проклятия — так и вышло! «Вы у меня все ответите, вы все будете платить мне, когда я выберусь!» Странно, но ум Наташи не искал помощи, а каким-то нереальным усилием черпал из себя новые порции судебных терминов и всякого юридического бреда, которого она нахваталась, работая у папы в администрации Москвы. С похмелья и от удара совсем, по сути, слабая Наташа предъявляла судебные иски дорожникам, лесникам, хозяину ночного клуба, сотовым сетям и пролетающим над ней самолетам Домодедово — всем тем, кто ее, по ее мнению, не уберег.

 А когда пришла настоящая трезвость, пришла и боль в ногах. Душа словно хотела покинуть это насквозь испорченное капризами тело, и временами так и было. Боль заставляла Наташу выпрямляться всем позвоночником, и она теряла сознание, а Душа абсолютно серьезно улетала, и Наташа была каждый раз мертвой пару или тройку минут. В эти минуты ее лицо становилось тихим и абсолютно девчоночьим и неиспорченным, как лицо ее мамы на черно-белой фотографии, когда ее мама приехала в Москву в начале 70-х. Тихая Наташа в эти минуты звала Душу обратно, и она возвращалась, чтобы дать ей еще один шанс. Так прошел день. Наташа даже не догадывалась, что таким способом ее Душа готовит ее к смерти.

 На следующий день от приступов боли и от холода Наташка просто кричала, распугивая болотных животных. Часто теряла сознание и умирала. В отчаянии сделала попытку выползти из машины — извозилась в болотной грязи, промокла и замолкла. Сидя снова на кресле, она увидела, как организм ее уже не слушается, ее словно уже не было, оказывается, она уже давно обкакалась и обмочилась в колготки и даже не почувствовала этого. «Как маленькая прямо!» И снова разрыдалась изо всех сил, просто зовя уже маму и никого больше! Мааааааамааааа! Маааа ммааа. Слезы были очень искренними! Наташа поняла, что она скоро умрет. Ее голова склонилась над стеклом окошка — за окном падали редкие снежинки, и одна из них упала прямо на стекло, и Наташа впервые в жизни удивилась, насколько красива жизнь в такой обычной снежинке. Жаль, что у нее все не так.

 Признавая свою пустоту и растраченность, Наташе на мгновение открылось былое чувство тревоги о чем-то важном, что-то беспокоило ее уже много лет, и это точно поможет ей умереть без боли и страха! И губы сами от отчаяния забормотали:
Снег, снег — это любовь,
Это любовь падает…
Наш молчаливый танец без слов
На краю снов — радует…
Снег, снег… Нас закружил
Этот волшебный танец…
Словно сердца заворожил
Белый волшебный глянец…
На краю снов, на краю слов
Молча с тобой танцуем…
Этой зимы белый покров
Нравится нам до безумья.
На краю слов, на краю снов,
На краю наших встреч…
Танец без слов, танец-любовь…
Крыльями белыми с плеч…

Почему-то вспомнился Лешка, друг из детства, которого когда-то сильно полюбила, но папа не дал этой любви окрепнуть и выгнал его из ее жизни, намекая Наташе, что ей нужен жених пореспектабельнее.

Какая белая зима!..
А мы — не думали о многом,
Когда высокопарным слогом
Соединяли чувств слова…

Какая бледная луна,
Какие крупные сугробы!
Наверно, слепы были оба,
Коль заплутали по зиме…

 Наташа вспомнила, как ей было уютно раньше внутри себя, когда она тайком писала стихи Леше, и в это мгновение ее внутренний мир обдало глубоким теплом. В ее теле снова появилось гнездо для этой странной птицы, имя которой — Душа. Душа не выдерживала той рвоты, которую Наташка вбирала в себя с того мгновения, когда она стала стремиться к клубной гламурной жизни современной москвички, а особенно когда она встретила «своего» последнего любовника. Душа просто не дала ей доехать до него, это был уже предел. Наташа для Души уже иссякла — пора было отдохнуть от блевотины.

«Леша, родненький, прости меня!» И губы Наташи шептали об опоздавшей и запутавшейся любви…
Это ничего, что я —
немного задержалась;
Это ничего, что ты —
немного опоздал…
Тихая луна в окне
холодном отражалась,
а в глазах твоих —
двойная синяя звезда…
Не зови, не помни,
не пиши о нас,
не думай…
И не снись, маня,
такая близкая,
моя…
Полночью ко мне
не приближайся
полнолунной…
Я и так дышу тобой,
дыханье
затая…
Медленно истаивает
ночи наважденье,
оставляя горечи
и сладости налет,
оставляя в сердце
неземное наслажденье,
ощущенье крыльев,
упоительный полет…
Кажется, что снова,
принимая сна обличье,
проникает в душу
колдовство манящих глаз…
Вновь приподнимает ввысь
любви твоей величье…
Нет такого сна, в котором
не было бы нас…
Не зови, не помни,
не пиши о нас,
не думай…
И не снись, маня,
такая близкая,
моя…
Полночью ко мне
не приближайся
полнолунной…
Я и так дышу тобой,
дыханье
затая…

 Каждый стих возвращал Наташу к Наташе. Больше в себе грязь удерживать было невозможно! То, что из нее получилось в этой жизни, уже не имело смысла. Только Душа! Только Душа! Только Душа! «Я готова!» И, роняя уже сильнейшие крупные слезы, страшно трясясь от конвульсий и боли, Наташа умирала в себя саму — в ту девчонку двенадцати лет, похожую на маму из 70-х!

 Боль внезапно прошла, сильное тепло помогло набраться мужества выползти из машины, и Наташка поползла сквозь ивняк наверх и нашла свой телефон, он вибрировал и светился экран, а на экране был Леша из детства!
(стихи Антонины Курочкиной).