Прости

«Сергей Николаевич, что делать с этим каскадером?» На тележке лежал парень в мотоциклетной черепахе, чей таз и ноги были полностью раздавлены грузовиком. «Этот дурак скоро умрет. Вы знаете, что делать с покойниками. Заполняйте бумаги, позвоните родственникам. Мое дежурство кончилось».

Сергей Николаевич немного торопился, его уже ждал его любимый лес — он хотел успеть побродить за грибами, немного продрогнуть, а потом в баню. Он любил тишину леса и, самое главное, свою экипировку. У него был свой добротный джип, классная дорогая походная одежда с множеством карманов и самыми разными приспособлениями, и еще он неоднократно проходил курсы экстремального выживания. Будучи заведующим отделения анестезиологии-реанимации, который лично был в местах стихийных бедствий во время спасательных операций, он знал, что жизнь человека очень хрупка и нужно быть готовым ко всему. Жена от него уже давно ушла, потому что она устала, что от него уже давно пахло смертью, особенно когда на юге вместо того, чтобы помогать тому парню, упавшему с водопада на камни, он просто закрыл ему глаза и тот умер мгновенно. «Это судьба!» — произнес тогда сакраментальную фразу Сергей столпившимся туристам, явно наслаждаясь ролью демиурга, провожающего в смерть.

Стемнело очень рано, сентябрьский пятничный вечер был стремительный — пора было возвращаться, но дорога была потеряна, Сергей Николаевич заблудился. Холодок по спине пробежался незамедлительно. Это было новое место, далеко от людей. Сюда только на джипе можно проехать. Компас он давно уже выбросил, не доверяя китайской индустрии. Телефон в машине оставил. «Вот черт! Ну ладно, не буду терять времени, переночую в лесу — благо, комаров и клещей уже нет». Легкая паника торопила и заставила валить очень старую засохшую крупную ель, чтобы решить проблему с дровами до утра. Топорик был маленький и даже пару раз улетал во тьму из рук, панически на ощупь находился, и работа продолжалась. Разница между тренингом по выживанию и реальной ситуацией была слишком большой. Сергей Николаевич, оказывается, сильно боялся темноты. Ель падала с неохотой, пришлось ее подрубать на ходу — скорей бы упала. И она упала так нелепо, кружась вокруг подрубленных волокон, и выбрала цель — она упала на убегающего Сергея Николаевича, проткнув ему левое плечо здоровенным заостренным суком, который пронзил его и сам вошел на глубину не меньше полметра в почву. Остальные ветки просто прижали Сергея Николаевича и не дали его ударить стволом вдоль спины. К этому Сергей Николаевич готовым быть не мог. Сук был толщиной не меньше четырех сантиметров, он аккуратно прошел сквозь ткани, раздвинув кости, и даже не вызвал кровотечения. Но рука сразу стала неметь. Сергей Николаевич пришел в себя только через час. Было темно. Он достал фонарик, посветил на руку, пошевелил пальцами и как опытный травматолог понял, что рана серьезная и придется долго быть на реабилитации. Но ужас его охватил от мысли, что ножик и топорик лежали вне досягаемости его руки и ног — он снял свою жилетку экстремальщика с карманами, когда рубил ель. Это походило на приговор. Его точно не будут искать до понедельника. Было холодно, и нужно было что-то делать. По левой руке уже ползали насекомые, и Сергей Николаевич ее совсем уже не ощущал. Вспомнилось сразу, как когда-то в детстве он убил кота палкой с таким же сучком на конце. Кот был сбит машиной и сильно орал — это было невыносимо, и он просто хотел, чтобы тот прекратил мучить его и себя. «Какая ирония, — подумал Сергей Николаевич. — Спасибо, котик, за месть!»

Боль была несильной, но боль Души была воистину адской. Лесные шумы — кабаны, прошедшие мимо. И абсолютно мертвая рука. Осознавать себя калекой было просто невозможно. Сергей пытался бороться с елью, но боль останавливала. Моральных сил совсем не было. Орать и плакать он уже устал. Даже выдохся — никто его, кроме леса, не слышал. В один момент совсем рядом пробежала белка, но Сергей Николаевич от слабости духа уже умирал и не заметил ее. На рассвете глаза сами открылись, и Сергея Николаевича уже не было внутри, он струсил и умер душой, оставив свое тело на растерзание нарастающей боли и для встречи со смертью. Перед глазами был крохотный цветок, который почему-то расцвел только наполовину, остальная часть была засохшей. Несколько деревьев впереди были уродливыми. Повсюду перед глазами были мертвые останки чего-нибудь. Мертвую руку Сергея вовсю кусали муравьи, и пара ворон ходили неподалеку. Казалось, уродливость мира специально была задумана, и весь живой мир был нацелен на то, чтобы убивать и калечить друг друга. Руку уже не спасти, на нее смотрели уже остекленевающие глаза Сергея, который умирал от шока от происходящего с ним.

Находясь в глубине себя, ожидая исхода, кусочек его Души смотрел на смерть тела, а тело само готовилось к смерти — оно умело умирать. Тело нашло ресурсы, чтобы взглянуть на лес, на небо в последний раз, и запело песню!!! Она очень походила на песню того визжащего кота, а еще она очень походила на крики человека, того самого человека на юге перед смертью. Тело сожалело о том, что Сергей так мало узнал жизни, зато он много узнал о смерти. Телу было страшно за Сергея, а не за себя! Тело пело песню прощания, а Серега снова увидел кота, которого он забил до смерти! Тело пело песни про все, что у Сергея Николаевича не вышло в судьбе. Все крики умерших пациентов вдруг стали выходить многоголосием. Тело предложило выход из тела через глаза. На секунду Душа Сергея задержалась взглядом за цветочек — он, по сути, был жутким калекой и в принципе права жить не имел, но, пережив свое личное умирание руки, Сергей удивился, что цветок себе такое право дал, а он себе нет. Он увидел, что уродливые деревья тоже дали себе право жить, глаза увидели, что это мир весь был уродливый, но живой. Каким-то щемящим чувством Сергей понял, что вся жизнь его вокруг него почему-то всегда была немного уродливой. Как будто в изначальных планах творца была идея о слабости и неполноценности. Но ведь так не может быть! Но раз это есть, то всемогущий Творец исполнил нашу волю! Бог нас слышит и делает то, что мы просим. Мы просили страдание и несовершенство, и мы его получили сполна. А сейчас эхо этого желания живет повсюду в кривизне и убогости этого мира. Бог наш слуга! Мы его заставили судить нас, и он это исполнил! Мы его просим судить нас очень строго, и он исполняет это! Мы решили наказать нас смертью, и мы стали смертными! Мы ищем расправы, и мы ее получаем! Мы уподобились своему созданному Богу, признав его единственным, и стали судить всех и вся! Этот цветок судим, эти деревья кем-то судимы, он сам судим, и эта ель выполнила суд над ним, и вся реальность вокруг стала карой Господней! Даже жизнь как поток вечности у нас с душком суда! Жизнь на Земле, включая живое и неживое, стала тленной от бремени строгости над всем! Мы все стали судимы изнутри и снаружи, стали жрать друг друга, потому что все рано все умрет — так возникла пищевая цепочка! И он понял, что он как человек на этой планете был просто ходячей ментально-экологической катастрофой. Как же, оказывается, воняли его мысли! Все, все, все не видят выхода! Все привыкли судить испокон веков, утверждая своим жизненным путем идею суда и смерти и делая ее все абсолютнее и абсолютнее, вплоть до того, что тому подтверждением стала вся реальность. Он понял, что его личная ментальная вонь задела этот цветок прямо или косвенно. Глаза снова зацепились за засохшую часть цветка, и он увидел, что эта рана нанесена разливом нефти в Мексиканском заливе в апреле 2010 года, потому что он лично заправляет бензин, а кривые деревья — следствие испытаний подводных ядерных боезарядов на атолле Муруроа в 1966—1996 годах, потому что он лично ждал возмездия всем врагам, а убитый кот — это продолжение Ржевской битвы 1942—1943 года, потому что он лично не умеет прощать. А тот мужик с водопада — потому что он лично подумал о нем как о придурке вместе со всеми. Его сбили мысли окружающих! Очень опасно даже вслед думать плохое случайному прохожему! Все перекликалось, все было взаимосвязано.

«Прости! Прости меня, цветок, простите меня, деревья, прости меня, кот! Прости меня, тот мужик! Прости меня, мотоциклист! Простите, меня все пациенты, кого я вольно и невольно толкал на страдание! Прости меня, моя планета!»

Сергей Николаевич с каждым выдохом все больше и больше наполнялся прощением, он понял, что Бог — это продукт всех нас, он поворачивается именно тем лицом, которое ты выбираешь, а лицом его становится реальность, которая прямо сейчас перед глазами. Сергей Николаевич ощутил боль в онемевшей руке, и так сильно обрадовался боли! Болит — значит, живая! С лица уходила тяжесть суда, и появлялось лицо сострадания. Организм тоже понял, что он может наконец-то выйти из закоренелой идеи суда и подготовки к вечной смерти. И оба, и Душа и Тело, увидели, как живая структура Бога, спасая ежеминутно всех, спасла даже тех, кто не хотел спасения! Так захотелось любить этот цветок! Так захотелось дать ему должное! Так хотелось исполнять волю жизни! Рука накопила импульс великой силы давать поддержку уставшему от страдания Богу на Земле, и он растаял от невиданной нежности к цветку! Цветок оживал! А Бог просто сломал веточку в теле Сергея Николаевича. Бог разный настолько, что чудо не просто возможно — чудо и есть, что Бог нас слышит всегда. Проси все что хочешь и помни, что твоя мысль и есть твоя просьба. Машина нашлась через одну минуту, Сергей ехал на работу, мяукая, как тот самый раненый кот, на свою руку, потому что кот тогда знал секрет, что если просить Бога, то он оживит даже мертвого! Кот тогда своими воплями говорил с милостивым Богом! А Сергей был тогда на стороне карающего Бога — вот и убил кота, как подлая смерть убивает всех по нашему желанию! Кот ожил в Сергее Николаевиче как сила врача, который сильнее обстоятельств, уродства и смерти. Левая рука хотела оживлять! Так тихонько бывший жрец, три тысячи лет назад изымавший этой рукой сердца жертв перед карающим Богом, перешел в лоно понимающего и бесконечно спасающего Бога, который позволяет детям своим быть беззаботными, смешными и неразумными, потому что он все видит и помогает бескорыстно, ничего не прося взамен!

Мотоциклист был еще жив, и Сергей Иванович, недолго думая, положил левую руку на сердце, подхватил его песню жизни и пропел ее так красиво, как поет шаман! Все будет хорошо!

Работать по-прежнему Сергей Иванович уже не мог! Все, что он брал в руки, становилось живым. Абсолютно все! Говорят, его дом теперь где-то на Алтае, и говорят, он исцеляет теперь особыми песнями и прикосновениями!