Родина без границ - мечты и реальность

В 1915 г. В. И. Ленин написал статью «О лозунге Соединённых Штатов Европы». В нашей стране, где миллионы людей долгие годы изучали произведения Ленина (не читая), многие до сих пор уверены, что он этот лозунг и придумал. На самом деле о Соединённых Штатах Европы впервые заговорили ещё в первой половине XIX в. итальянские патриоты Карло Каттанео и Джузеппе Мадзини, а популярным это выражение сделал Виктор Гюго – звезда первой величины в литературной и общественной жизни тогдашней Европы. Обращаясь в 1872 г. к международному конгрессу Лиги мира и свободы, Гюго писал: «Мы добьемся создания великих Соединенных Штатов Европы. Мы добьемся того, что дух завоеваний преобразуется в дух открытий; мы добьемся того, что на смену свирепому братству императоров придет великодушное братство народов; мы добьемся родины без границ, бюджета без паразитизма, торговли без таможен, передвижения без преград, образования без дурмана, юности без казармы, храбрости без сражений, справедливости без эшафота, жизни без убийств, лесов без тигров, плуга без меча, слова без кляпа, совести без ярма, истины без догм, бога без священника, неба без ада, любви без ненависти».
Ленин эти пацифистские мечтания высмеивал: «Конечно, возможны временные соглашения между капиталистами и между державами. В этом смысле возможны и Соединенные Штаты Европы, как соглашение европейских капиталистов... о чём? Только о том, как бы сообща давить социализм в Европе, сообща охранять награбленные колонии против Японии и Америки».
Война по Ленину – необходимый продукт капитализма. И долгое время казалось, что он прав. Противоречия между государствами Европы породили две мировые войны. В 1950-е годы многие были уверены, что и третья – ядерная – разразится вот-вот. Однако к началу XXI века Европа превратилась в оазис спокойствия и благополучия – насколько такое вообще возможно в нашем неспокойном и полном конфликтов мире.
Эта статья – про то, как Европа подошла к краю пропасти, но смогла  избежать падения.      

"РОДИНА БЕЗ ГРАНИЦ": МЕЧТЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

ЧАСТЬ 1. ПОСЛЕВОЕННЫЕ ТУПИКИ

ЧЕЛОВЕК ИЗ КОНЬЯКА 

«В грозный час истории современного мира правительства Соединённого Королевства и Французской Республики заявляют о своей непоколебимой решимости сохранять нерасторжимое единство…
Оба правительства заявляют, что Великобритания и Франция впредь будут не обособленными нациями, но единым Франко-Британским Союзом. Каждый французский гражданин немедленно получает британское подданство, а каждый британский подданный становится французским гражданином».
Это не отрывок из фантастического романа. Такую декларацию в июне 1940 г. подготовил Жан Монне. Более того: он добился её рассмотрения на заседании британского кабинета министров, где, к удивлению Черчилля, она была одобрена. Монне надеялся таким способом побудить французского премьер-министра Поля Рейно продолжать сопротивление наступающим гитлеровским войскам. Но Рейно подал в отставку, а на его место президент Лебрен назначил маршала Петэна – сторонника капитуляции.
Время собирать камни ещё не пришло.
Если опросить прохожих на улицах Москвы, Петербурга или Владивостока, что они знают о Жане Монне, почти все в недоумении пожмут плечами; впрочем, некоторые скажут, что это художник-импрессионист*. Однако роль Монне недооценена и на Западе. Для антиглобалистов и националистов он – прародитель армии «евробюрократов», для левых – удачливый защитник капитализма, для либералов – противник свободного рынка. Да и вообще в современной, крайне демократичной Европе культ героев не приветствуется. Между тем именно Монне больше, чем кому бы то ни было, Европа обязана своим нынешним благополучием. Рискну сказать, что без Монне не было бы Евросоюза, по крайней мере в том виде, в каком он существует сегодня. Обладая широким кругозором и огромным кругом влиятельных знакомых в элитах разных стран, Монне на протяжении десятилетий неустанно подталкивал европейцев навстречу друг другу.   
Жан Омер Мари Габриэль Монне родился 9 ноября 1888 г. во французском департаменте Шаранта, в городке с говорящим именем Коньяк. Большинство уроженцев этих мест были связаны с торговлей коньяком, и многие из них, в том числе отец Жана, колесили по свету в поисках рынков сбыта. Вероятно, из-за этого они, по выражению Монне, «не были националистами в эпоху, когда вся Франция была охвачена национализмом». Сам Жан после стажировки в лондонском Сити бывал по делам отцовской фирмы в Скандинавии, России, Египте, провёл много времени в Канаде и США. В воспоминаниях он отмечает, что система отношений с англичанами, американцами, канадцами строилась независимо от государственных границ: «Эти связи имели личный, чисто семейный характер. Было между странами сердечное согласие или его не было, мы всё равно поддерживали доверительные отношения с англо-саксонским миром». Такое положение вещей во многом определило отношение Монне к национальным государствам: «Преклонение перед национальным суверенитетом, – написал он в мемуарах, – очень часто оказывается препятствием для взаимопонимания между людьми, для общего действия и для прогресса общества».
В 1915 г. наработанные связи, личные и семейные, позволили Моне попасть на приём к премьер-министру Франции Рене Вивиани. Но только благодаря своим личным качествам 27-летний торговец коньяком сумел убедить опытнейшего политика, который был вдвое старше него, что страны Антанты впустую растрачивают ресурсы, конкурируя друг с другом в закупках необходимых товаров и военной техники. По инициативе Монне Франция, Великобритания и Италия сформировали первые в Европе наднациональные органы – Исполнительные комиссии. Действуя от имени сразу трёх стран, они позволили значительно снизить затраты и сократить сроки поставок, приблизив окончание войны. 
После войны Монне стал заместителем генерального секретаря Лиги Наций – предшественницы ООН. В 1923 г. он покинул этот пост и сделался международным финансистом, участвуя в различных проектах по всему миру – от Польши до Китая. С началом Второй мировой войны Монне на посту  руководителя Франко-британского координационного комитета организует заказы вооружений в США. Благодаря этим заказам ещё до вступления США в войну американская промышленность в разы нарастила производство танков и военных самолётов.

ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА

Нацистов удалось остановить, но цена победы была чрезвычайно высока. Нынешнему поколению трудно вообразить себе Европу первых послевоенных лет. Её тогдашнее состояние сейчас назвали бы «гуманитарной катастрофой». Миллионы людей без крыши над головой, миллионы искалечены или морально раздавлены пережитыми ужасами. Разбиты дороги, разрушены мосты; объём производства откатился к уровню полувековой давности. Не хватало всего – еды, одежды, сигарет, сырья, оборудования. Всюду очереди, карточки, чёрные рынки. Люди жили впроголодь. В Великобритании, на чьей территории не было боёв, карточки на бензин отменили лишь в 1950 г., на сахар – в 1953 г., на мясо – в июле 1954 г.
Положение Германии было особенно тяжёлым: к бедам, общим для Европы, добавлялись последствия поражения. Территория Германии, сильно сократившаяся в сравнении с довоенной, приняла дополнительно 12-14 млн. немцев, изгнанных из Восточной Европы – в основном женщин, стариков и детей, потерявших всё имущество. Страна лишилась тяжёлой промышленности: Рур под совместным контролем Франции, Великобритании и США, Саар оккупирован французами, надеявшимися создать здесь марионеточное государство (команда Саара даже успела принять участие в Олимпийских играх 1952 г.). Союзные державы вывезли из Германии 1800 фабрик и заводов, ещё больше увеличив безработицу. Немцы получали по карточкам 100 г мяса в день и полкуска мыла на месяц.
Германское государство исчезло. Земли, оставшиеся немецкими, были разделены на четыре оккупационные зоны, управляемые военной администрацией победителей. В 1950 г. социологический институт в Алленбахе задал жителям всех зон один вопрос: «Каковы ваши впечатления о поведении оккупационных войск?». Самый благоприятный ответ («их присутствие вообще незаметно») чаще всего выбирали жители английской зоны (47%), противоположный вариант («осталось крайне неприятное впечатление») – советской (71%). Но даже в английской зоне имелись случаи почти неприкрытого грабежа: ведь победителям позволено всё, и не каждый может удержаться от соблазна. 
Чтобы выкорчевать следы 12-летнего господства гитлеровской партии, союзники запустили программы денацификации. Немцев под угрозой лишения продовольственных карточек загоняли в кинотеатры и заставляли смотреть документальные фильмы о нацистских зверствах, водили на экскурсии в концлагеря, принуждали заполнять длинные анкеты о том, чем они занимались при нацистах (самая известная анкета содержала 131 вопрос). Тех, кому не удавалось скрыть свою вину, интернировали в лагерях или штрафовали. В разной степени причастными к преступлениям нацизма были признаны 6 млн. немцев. Но посадить столько народу невозможно, поэтому в муниципалитетах, полиции и судах сидели в основном те же люди, что и при Гитлере, а детей продолжали учить те же учителя.
Согласие между победителями начало рушиться ещё в ходе войны. Когда общий враг исчез, на первый план выступила противоположность общественно-политических систем, более того – образа мышления.
В годы войны советская пропаганда поддерживала в населении благожелательное отношение к союзникам. Воюя в Европе, миллионы советских людей своими глазами увидели, как живут простые люди «под игом капитала». Возвращаясь домой, они делились впечатлениями с родственниками и знакомыми. Сразу после победы сталинское руководство принялось выбивать из подданных проявления вольномыслия. За рубежом масштабов репрессий не представляли: исчезновение какого-нибудь колхозника или инженера с консервного завода там проходило незамеченным, а миллионы европейцев, восхищавшихся «первым государством трудящихся», вообще считали репрессии в СССР выдумкой буржуазной пропаганды. Однако в первые же месяцы после войны стали пропадать люди известные: маршалы авиации С. А. Худяков, А. А. Новиков, Г. А. Ворожейкин, министр морского флота А. А. Афанасьев, нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин и многие другие. Впрочем, насчёт положения в СССР западные союзники никогда не обольщались. Гораздо больше их тревожило распространение советской системы на другие регионы. 
Относительно Восточной Европы между СССР, США и Великобританией существовали соглашения официальные и негласные. В октябре 1944 г. на встрече со Сталиным в Москве Черчилль, скорее всего по  согласованию с Рузвельтом, предложил разделить влияние: в Румынии 90 % у СССР, в Греции такая же доля у Запада, в Болгарии они делят влияние в отношении 75:25, а в Венгрии и Югославии – пополам. Сталин с таким раскладом согласился. Несмотря на неформальный характер «процентного соглашения», все три лидера строго его придерживались. Однако оно не касалось ключевых стран – Польши и Чехословакии. Кроме того, в апреле 1945 г. Рузвельта сменил Гарри Трумэн, а Черчилля в июле того же года – лидер лейбористов Клемент Эттли. Для новичков «процентное соглашение» вряд ли много значило. Гораздо важнее была «Декларация об освобождённой Европе», принятая США, Великобританией  и СССР в Ялте в феврале 1945 г. В ней союзники обязались сотрудничать в странах Восточной Европы «при разрешении ими демократическими способами их насущных политических и экономических проблем». В этих странах предполагалось создать переходные коалиционные правительства, «широко представляющие все демократические элементы населения», а затем провести свободные выборы.
Однако советские руководители не верили в самую возможность того, что люди способны свободно выбирать себе правительство (большинство россиян и сегодня в это не верит). «Массы трудящихся», которым они клялись в верности, рассматривались исключительно как объект манипуляций а свободу слова они считали лицемерием и данью «буржуазным предрассудкам».
Иное дело – раздел сфер влияния. Тут, на первый взгляд, всё было ясно. Поэтому Сталин и его окружение верили в «процентное соглашение» и не верили в официальные декларации, под которыми ставили свои подписи.
Однако и «процентное соглашение» они понимали на свой лад. Иметь в каком-то деле больше 50 % для них означало возможность вообще не считаться с партнёрами (подобными представлениями до сих пор живёт российский бизнес). Прежде чем создавать в восточноевропейских странах коалиционные правительства, Сталин хотел укрепить там позиции компартий, как правило, малочисленных и не пользующихся влиянием. В Польше, например, оперативники НКВД вылавливали антифашистских подпольщиков, подчинявшихся эмигрантскому правительству. Черчилль уже в конце мая 1945 г. публично заявил о недопустимости насаждения в Восточной Европе тоталитарных полицейских режимов.
Коалиционные правительства всё-таки были созданы и в Польше, и в других восточноевропейских странах. Однако политику и экономику контролировали советские власти, покровительствовавшие компартиям, а национальные «службы безопасности» представляли собой филиалы НКВД/МГБ. Социалисты охотно блокировались с коммунистами, надеясь снискать расположение советского руководства. Лидеров «буржуазных» партий шантажировали, арестовывали, запугивали, на них организовывались нападения «неизвестных». Печатные органы этих партий притесняла цензура, их местные организации распускались, а населённые пункты, где население голосовало «неправильно», хуже снабжались, что в условиях карточной системы имело огромное значение. 
В сентябре 1945 г. западные страны предупредили СССР, что не подпишут мирные договоры с Румынией и Болгарией до проведения там свободных выборов. Советская сторона поняла это как отказ от «процентного соглашения». В ноябре 1945 г. парламентские выборы прошли в Югославии, Болгарии и Венгрии. Тито и Димитров к тому времени физически уничтожили своих противников; поэтому в Болгарии возглавляемый коммунистами Отечественный фронт получил 80 % голосов, а в Югославии аналогичный Народный фронт – аж 96 %! Но в Венгрии 57% набрала католическая Партия мелких сельских хозяев (ПМСХ). Её лидер Ференц Надь возглавил коалиционное правительство, однако под давлением Союзной контрольной комиссии, возглавляемой маршалом Ворошиловым, коммунисты заняли посты вице-премьера, министра внутренних дел, транспорта и социального обеспечения. Находясь в меньшинстве даже официально, коммунисты были хозяевами положения; они увольняли неугодных государственных служащих и разгоняли «реакционные организации», такие, как Общество католической молодёжи.
Очень неблагоприятная для СССР ситуация сложилась в Польше. Правительство социалиста Осубки-Моравского, контролируемое коммунистами из Польской рабочей партии (ППР), тянуло с выборами, понимая, что результаты будут для него плачевными. Вместо выборов на 30 июня 1946 г. был назначен референдум, призванный создать видимость народной поддержки проводимого курса. Полякам предлагалось ответить, согласны ли они с ликвидацией верхней палаты парламента – Сената, с результатами проведённой национализации и с расширением польской территории на западе (о потерянных землях на востоке, естественно, не спрашивали). Не полагаясь на судьбу, МГБ СССР направило в Польшу группу сотрудников отдела «Д», специализировавшегося на экспертизе и подделке документов. Они изготовили шесть тысяч протоколов участковых счётных комиссий, подделав около сорока тысяч подписей. В результате по официальным данным курс ППР одобрили по регионам от 50 % до 80% участников референдума, хотя реально, как докладывали Сталину руководители МГБ, поддержка составила от 1% до 15%.
Острее всего столкновение вчерашних союзников проявилось в Германии. Разделив страну на четыре оккупационные зоны, западные державы и СССР договорились совместно регулировать цены, заработную плату, нормы выдачи продуктов и товаров по карточкам. Однако это оказалось невозможным. Американцы органически не выносили прямого государственного вмешательства в рыночную экономику, а советские руководители просто не понимали, как работает рынок.
При этом Сталин вовсе не стремился увековечить раскол Германии. Больше всего его устроила бы единая, нейтральная, демилитаризованная Германия, – увеличенная копия Финляндии, поставляющая в СССР высококачественную продукцию. К тому же основные германские производственные мощности, подлежавшие отправке в СССР, находились в западных оккупационных зонах. В обмен на вывозимое оттуда оборудование советская зона снабжала западные зоны продовольствием, продукцией химии и нефтехимии. Однако перемены, происходящие в советской зоне, всё больше изолировали её от западных территорий. Осенью 1945 г. здесь были введены принудительные заготовки сельхозпродукции, в следующем году более 9 тыс. предприятий переданы под управление Советской военной администрации; позже стали создаваться советско-германские предприятия, целиком работающие на СССР. Великобритания и США обвинили СССР и Францию в том, что они вывозят германское имущество в количествах, значительно превышающих согласованные. Западные союзники потребовали отменить социалистические преобразования в советской зоне, сохранив экономическую целостность Германии. В ответ советское руководство приостановило поставку сельхозпродуктов на запад, а американцы и англичане в свою очередь прекратили перевозки оборудования на восток. Началась многоходовая игра, в которой каждый ход приводил к дальнейшему обострению ситуации.

НАЧАЛО ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ: ОТ ИРАНА ДО ВЕНГРИИ

Расширение советского влияния касалось не только Восточной Европы. СССР требовал передать ему турецкие провинции Карс и Ардаган, а также Триполитанию – итальянскую колонию на северо-западе современной Ливии. Советские войска по окончании войны не ушли из Ирана; при их поддержке Курдистан и Иранский Азербайджан отказались подчиняться шаху. «С помощью курдов, – пишет высокопоставленный чекист Павел Судоплатов, – мы могли надолго вывести из строя нефтепромыслы в Ираке, имевшие тогда исключительно важное значение в снабжении нефтепродуктами всей англо-американской военной группировки на Ближнем Востоке и в Средиземноморье». 
22 февраля 1946 г. сотрудник американского посольства в Москве Джордж Кеннан отправил в Госдепартамент т. н. «длинную телеграмму». В ней говорилось, что налаженное во время войны широкое сотрудничество с СССР больше не может продолжаться, поскольку тоталитарный сталинский режим стремится к расширению сферы своего влияния и уважает только силу. Чтобы ему противостоять, избежав при этом новой войны, Западу надо построить благополучное, уверенное в себе общество, а в отношении СССР проводить политику «сдерживания».
5 марта 1946 г. советские танковые колонны начали движение на Тегеран и к границам с Турцией и Ираком. В тот же день Уинстон Черчилль, находившийся с частным визитом в США, выступил в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури. Бывший британский премьер заявил: «На картину мира, столь недавно озарённую победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия намеревается сделать в ближайшем будущем. От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами».
«Я не верю, что Россия хочет войны, – сказал Черчилль. – Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости». Как и Кеннан, Черчилль призвал к сдерживанию СССР, то есть к созданию военного перевеса, исключающего всякие попытки померяться силой. Скоро эта точка зрения стала общепринятой на Западе, прежде всего в Соединённых Штатах, где антикоммунизм был особенно силён. 
Во второй половине 1946 г. греческая компартия, опираясь на помощь Югославии, Албании и Болгарии, развернула вооружённую борьбу против правительства. Сталин, не желая нарушать «процентное соглашение», с глазу на глаз одёргивал «младших товарищей» («вы зарвались, как комсомольцы!»), но официально СССР их поддерживал.
В декабре 1946 г. США и Великобритания объединили свои зоны в Германии, создав Бизонию – зародыш будущей ФРГ.
В январе 1947 г. прошли наконец выборы в польский сейм; ППР получила 382 места из 444, а президентом страны сейм избрал жёсткого сталиниста Болеслава Берута. В конце февраля в Венгрии был арестован Бела Ковач – секретарь Партии мелких сельских хозяев (формально правящей!). А 30 мая 1947 г. венгерскому премьер-министру Ференцу Надю, находившемуся на лечении в Швейцарии, позвонил вице-премьер коммунист Матиаш Ракоши. Он сообщил, что найдены  свидетельства участия Надя в заговоре; однако, если он подаст в отставку, семье разрешат выехать к нему. Надь согласился, и должность премьера перешла к его более управляемому однопартийцу Лайошу Диньешу.   
Знаковые сдвиги произошли в этот же период в США и СССР. 12 марта президент США Гарри Трумэн впервые выразил намерение вмешаться в дела за океаном («доктрина Трумэна»), оказав помощь правительствам Греции и Турции. Через два дня, 14 марта, Сталин на встрече с советскими писателями заявил, что «у нашей средней интеллигенции, научной интеллигенции, профессоров, врачей недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. Эта традиция отсталая, она идёт ещё от Петра. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами», – и, понизив голос, вождь срифмовал, – «засранцами». После этого парторганизации и органы пропаганды принялись с удвоенной энергией воспитывать в населении «жгучую ненависть к капитализму и ко всем проявлениям буржуазной идеологии», уверяя, что «последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит на голову выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства». Напуганные советские граждане на собраниях наперебой топили друг друга, выискивая проявления пресловутого «низкопоклонства перед Западом».
16 апреля 1947 г. американский финансист Бернард Барух, выступая  в палате представителей Южной Каролины, назвал происходящее «холодной войной». Подхваченное средствами массовой информации во всех странах, это выражение на долгие годы вошло в сознание сотен миллионов людей.

ПЛАН МАРШАЛЛА И БЕРЛИНСКИЙ КРИЗИС

Для США Западная Европа была крупнейшим торговым партнёром и естественным союзником в «холодной войне». Однако в этой цитадели капитализма рыночная экономика по сути развалилась. Европейское хозяйство находилось в том плачевном состоянии, какое спустя сорок лет  довелось пережить республикам бывшего СССР: неумеренная милитаризация, разрыв хозяйственных связей, изношенность оборудования, отсутствие инвестиций. Плюс явление, которое в СССР в 1920-х гг. называли «ножницами цен». Продукция сельского хозяйства дорожала, поскольку крестьянам невыгодно было её продавать: ведь на вырученные деньги они ничего не могли купить. Зерно пускали на корм скоту, а скот резали и ели сами. В среднем только треть своего потребления Западная Европа обеспечивала за счет собственного производства (а, к примеру, по салу и маслу – 15%). Б;льшая часть продовольствия и ширпотреба ввозилась из США: в 1947 г. в торговле с США западноевропейский импорт был больше экспорта в 7 раз. Разрыв покрывался за счёт займов и субсидий, опять же американских: с 1945-го до весны 1949 г. правительство США выделило Европе около $20 млрд.** Европа отапливалась углем, больше половины которого поступало из Америки. Когда в ноябре 1946 г. в США началась забастовка шахтеров, железнодорожное сообщение в Европе было парализовано; промышленные предприятия останавливались, топить дома было нечем. А зима стояла холодная: даже в курортном Сан-Тропе на юге Франции выпал снег. Европейские страны, как в 1990 г. регионы СССР,  ограничивали вывоз товаров. В США, терявших европейские заказы, сворачивалось производство.
План спасения Европы выдвинул госсекретарь США Джордж Маршалл, выступая 5 июня 1947 г. в Гарвардском университете. Смысл его заключался в том, чтобы превратить американские поставки, не прекращавшиеся со времён войны, в инструмент восстановления европейского хозяйства. Эти поставки предлагалось поделить на три категории. Первая, на которую приходилось четыре пятых стоимости, – безвозмездная помощь американского правительства для предотвращения голода. Местную валюту, вырученную от продажи этой помощи, европейские правительства должны были использовать для сокращения дефицита государственного бюджета и наращивания выпуска дефицитных ресурсов (сталь, цемент, уголь, шахтное оборудование и т. п.). Две другие категории поставок, включавшие сырьё, оборудование и запасные части, финансировались за счёт кредитов Международного банка и Экспортно-импортного банка США под гарантии американского правительства. Европейские страны – участницы плана со своей стороны обязывались сбалансировать бюджеты, добиваться конвертируемости национальных валют, развивать рыночные механизмы, сократить национализированный сектор, стимулировать замену устаревших фондов, а также поставлять в США некоторые дефицитные товары. Основные расходы по плану Маршалла, официально именовавшемуся «Программой восстановления Европы», ложились на плечи американского налогоплательщика; но в перспективе он должен был пойти на пользу и американской экономике, нуждавшейся в европейских заказах и рынках. 
Первоначально ожидалось, что помощь по плану Маршалла будет предоставляться на основе двухсторонних соглашений с каждой страной-участницей, и советские руководители собирались ею воспользоваться. Оказалось, однако, что США намерены создать международную организацию, которая будет собирать информацию о том, как и на что тратятся выделяемые средства. Такой подход не вызвал восторга даже в Западной Европе; что ж говорить о Сталине с его параноидальной шпиономанией и стремлением засекречивать самые простые вещи. Кроме того, план Маршалла предусматривал прекращение германских репараций: странно ведь помогать восстанавливать хозяйство и в то же время вывозить оборудование и сырьё. А для СССР репарации являлись единственным источником внешних ресурсов. Когда агент «Стюарт» (британский дипломат Дональд Маклин) сообщил в Москву эти детали, советское руководство отказалось от участия в «плане Маршалла» и заклеймило его как попытку США господствовать над Европой.
На конференции в Париже, проходившей с июля по сентябрь 1947 г., 16 западноевропейских стран одобрили «план Маршалла». Осуществляться он начал с апреля 1948 г., после одобрения Конгрессом США. Вскоре Франция согласилась присоединить свою оккупационную зону в Германии к англо-американской; Бизония превратилась в Тризонию. СССР в знак протеста вышел из состава Союзного Контрольного совета. Четырёхстороннее управление Германией прекратилось не только фактически, но и формально.
21 июня 1948 г. западные державы провели в Тризонии замену старых денег – веймарских «рентных марок», гитлеровских рейхсмарок и марок Союзного военного командования. Новая марка приравнивалась к старой, но обменять разрешалось только 600 старых марок, и то в соотношении десять старых за одну новую. Сбережения на банковских счетах обкорнали ещё сильнее. Это был чистый грабёж, возможный только в оккупированной или тоталитарной стране***; но германской экономике реформа пошла на пользу, позволив избавиться от инфляции, стимулировать производство и свести на нет чёрный рынок. Зато в международных отношениях она вызвала кризис, поставивший мир на грань новой войны.   
21 июня 1948 г. на западе и на востоке Германии оказались разные валюты. В советской оккупационной зоне старые деньги ещё принимали, и жители Западного Берлина кинулись в восточный сектор города, опустошая полки магазинов. 23 июня советское командование в восточной зоне также провело замену денег. А чтобы помешать завозу в Западный Берлин новых западных марок, советские власти закрыли границы своей зоны, отрезав Западный Берлин от западных зон. 21 июня «по техническим причинам» прервалось речное сообщение, 24 июня – железнодорожное и автотранспортное. Прекратилась и подача электроэнергии из советского сектора в западную часть города. В ответ западные державы перестали поставлять в Восточный Берлин продовольствие, химикаты, сталь и другие жизненно важные товары.
Кризис затянулся почти на год. 9 сентября 1948 г. в Восточном Берлине советские войска с применением оружия разогнали демонстрантов; последовали многочисленные аресты среди берлинцев. Жителям Западного Берлина после короткого перерыва разрешили отоваривать карточки в восточном секторе, но только на восточные марки и при условии регистрации в карточных бюро советского сектора. Однако из 2,5 миллионов населения Западного Берлина к началу 1949 г. этим правом воспользовались только 100 тыс. чел. Большинство жили тем, что доставляла транспортная авиация западных союзников, благо воздушные коридоры советские власти не закрыли. Перед посадкой лётчики по своей инициативе сбрасывали на  парашютиках пакеты с шоколадом, изюмом и жевательной резинкой для берлинских детей; они запомнились берлинцам как «изюмные бомбардировки».
4 апреля 1949 г. с целью «защитить Европу от советского влияния» была создана Организация Североатлантического договора (в русской транскрипции – НАТО), в которую вошли США, Канада и 10 европейских стран. Впрочем, «Организация» как таковая появилась не сразу. Просто статья 5 принятого Устава НАТО обязывала страны-участницы в случае нападения на одну из них прийти ей на помощь «путём осуществления такого индивидуального или совместного действия, какое они сочтут необходимым, включая применение вооружённой силы». За этой расплывчатой формулировкой могло стоять что угодно – по ехидному замечанию одной газеты, от применения ядерной бомбы до выражения соболезнования телеграммой.
4 мая, спустя месяц после учреждения НАТО, СССР и США на секретных переговорах согласились отказаться от любых видов блокадных действий. Берлинский кризис завершился. Однако он стал последним гвоздём, забитым в гроб антигитлеровской коалиции.

* Похоже, того же мнения придерживается вордовский редактор: когда я писал эту статью, он каждый раз убирал из фамилии «Монне» вторую «н».
** Следует учесть, что тройская унция золота, которая сейчас стоит около $1900, в то время стоила $35. Иными словами, в золотом эквиваленте тогдашний доллар был «тяжелее» нынешнего примерно в 55 раз.   
*** Спустя полгода аналогичная реформа прошла в СССР.

ЧАСТЬ 2. «ТОРГОВЛЯ БЕЗ ТАМОЖЕН, ПЕРЕДВИЖЕНИЕ БЕЗ ПРЕГРАД»

«Мы не создаём коалиции государств, мы объединяем людей»
                Жан Монне

«ПЛАН ШУМАНА»: ТРУДНЫЕ РОДЫ

Те, кто видел фильмы «Зеркало для героя» или «День сурка», помнят, что их герои многократно переживают один и тот же день. В Европе на рубеже 1940-х – 1950-х гг. происходило нечто похожее. Как и после Первой мировой войны, США и Великобритания готовы были помочь разбитой и униженной Германии восстановить былую мощь. Как и тогда, Франция этому противилась, но была вынуждена шаг за шагом сдавать позиции. В прошлый раз такой ход событий привёл к возвышению Гитлера и оккупации Франции. Сейчас новая катастрофа казалось почти неизбежной. «В какую бы сторону мы не обращались, – писал Жан Монне, – мы повсюду оказываемся в тупике, идёт ли речь о приближении новой войны, с которой смиряется всё больше людей, или о проблеме Германии, или о продолжении возрождения Франции, или об организации Европы».
Холодная война достигла апогея.
В июне контролируемый Сталиным Коминформ обвинил непослушное руководство югославской компартии в «измене коммунистическому движению», «троцкистском перерождении» и «буржуазном национализме». Доклад румынского лидера Георге Георгиу-Дежа на третьем совещании Коминформа в ноябре 1949 г. назывался «Югославская компартия во власти убийц и шпионов». Сталин подозревал в недостатке преданности ближайших соратников. 29 января 1949 г. арестовали жену В. М. Молотова Полину Жемчужину – формально «за потерю документов, содержащих важные государственные секреты», а фактически за выражение симпатии к только что возникшему Государству Израиль. Спустя месяц с небольшим сам Молотов был смещён с поста министра иностранных дел. Тогда же были сняты, а вскоре арестованы действующие и бывшие руководители Ленинградской парторганизации, в том числе член Политбюро ЦК ВКП (б), председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский, курировавший органы безопасности секретарь ЦК А. А. Кузнецов, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома П. С. Попков и председатель Совета министров РСФСР М. И. Родионов. В СССР развёртывалась массовая кампания против «безродных космополитов». В Прибалтике в 1949 г. подверглись высылке почти 100 тыс. человек, в Молдавии – 35 тыс. В Восточной Германии ко времени смерти Сталина было репрессировано более 120 тыс. человек, в Польше около 300 тыс., в Чехословакии около 150 тыс., в Венгрии более полумиллиона.
В 1949-1952 гг. были обвинены в измене, шпионаже в пользу Запада и «фашистской клики Тито» недавние руководители восточноевропейских компартий и правительств – Гомулка и Спыхальский в Польше, Райк и Кадар в Венгрии, Костов в Болгарии, Клементис и Сланский в Чехословакии, Паукер, Лука и Григореску в Румынии, а заодно множество руководителей более низкого уровня. Все пострадавшие были искренними сталинистами – других в этих компартиях к тому времени давно не осталось.   
Агентству безопасности Вооружённых Сил США удалось расшифровать советские разведывательные шифры, и 4 февраля 1950 г. в Англии был арестован физик-теоретик Клаус Фукс – главный атомный разведчик СССР. Последовала цепочка арестов, в ходе которой ФБР вышла на супругов Юлиуса и Этель  Розенбергов. На процессе, открывшемся в Нью-Йорке 6 марта 1951 г., им было предъявлено обвинение в «заранее спланированном с сообщниками заговоре для выдачи Советскому Союзу информации и оружия, которое тот мог использовать, чтобы уничтожить нас». 5 апреля 1951 г. подсудимым был вынесен смертный приговор, но президент Гарри Трумэн уклонился от его подписания, ссылаясь на то, что срок его полномочий заканчивается. Розенберги были казнены лишь в 1953 г. при президенте Дуайте Эйзенхауэре.
Кража агентами СССР атомных секретов вызвала в США волну антикоммунизма, доходящую до паранойи. Уже спустя пять дней после ареста Фукса малоизвестный сенатор-республиканец от штата Висконсин Джозеф Маккарти заявил, что Государственный департамент Соединенных Штатов кишит коммунистами. Среди тех, кого Маккарти и его сподвижники обвиняли в предательстве интересов США, были не только люди с коммунистическими убеждениями, такие, как учёный-ядерщик Роберт Оппенгеймер, писатель Говард Фаст или фолк-певец Пит Сигер, но вообще все, чьи взгляды отличались от крайне правых: физик Альберт Эйнштейн, писатели Дороти Паркер, Артур Миллер и Лилиан Хеллман, голливудские звёзды Чарли Чаплин, Ли Грант, Орсон Уэллс, Стенли Крамер, композитор и дирижёр Леонард Бернстайн, джазист Арти Шоу, и даже государственные секретари США Джордж  Маршалл и Дин Ачесон! Американская политическая система не позволяла Маккарти и подконтрольным ему комиссиям и комитетам Конгресса сажать противников в тюрьму, но испортить жизнь и лишить работы множество людей им оказалось вполне по силам.
В международной политике ключевым вопросом оставалась судьба Германии, после берлинского кризиса окончательно разделившейся на два государства: Федеративную Республику Германия (ФРГ, бывшая Тризония) и Германскую Демократическую Республику (ГДР, советская зона оккупации). ФРГ уже в октябре 1949 г. присоединилась к «плану Маршалла», однако её суверенитет оставался ограниченным. «Оккупационный статут» предусматривал пребывание на территории ФРГ войск держав-победительниц, а «Рурский статут» обеспечивал западноевропейским государствам доступ к ресурсам Рура – углю, коксу, руде  и стали.
Многие политики на Западе видели опасность такого развития событий. Дин Ачесон вскоре после образования ФРГ высказал опасение по поводу происходящего там «знакомого и опасного поворота в сторону национализма». Он предложил европейцам, прежде всего французам, срочно принять меры «по включению ФРГ в Европу». Но чтобы это сделать, европейцам самим надо было понять, куда дрейфует их континент.
В XX в. много сторонников имела идея объединения Европы на федеративной основе. Ещё в 1920-х гг. австрийский граф Рихард фон Куденхове-Калерги предлагал европейским странам отказаться от государственного суверенитета в пользу европейской федерации. Членами основанного графом Панъевропейского союза были такие знаменитости, как Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, Томас Манн, французский политический тяжеловес Аристид Бриан, австрийский кронпринц Отто фон Габсбург, а также будущий канцлер ФРГ Конрад Аденауэр – в то время  председатель Госсовета Пруссии.
Суверенитет – понятие сложное. С одной стороны, он утверждает право нации или личности на самостоятельное развитие. В то же время абсолютный суверенитет предполагает возможность не считаться ни с кем и ни с чем, кроме собственных желаний. Абсолютно суверенны были древние восточные деспоты, хваставшиеся количеством отрубленных голов, или Иван Грозный, уверенный в своём праве казнить подданных. «Вор в законе» уже не совсем суверенен, поскольку связан воровскими «понятиями»; «суверенных» бандитов, которые «понятий» не соблюдают, называют «отморозками» и «беспредельщиками». Государства, принимая общие правила и нормы поведения, тем самым расстаются с частью суверенитета.
В сентябре 1929 г. на заседании Лиги Наций в Женеве Аристид Бриан поставил вопрос о создании Федерации европейских народов. Однако начавшаяся «Великая депрессия» похоронила проект, а затем случилось то, что случилось – приход к власти Гитлера и Вторая мировая война.
После войны разговоры о европейской федерации возобновились. Черчилль, выступая 19 сентября 1946 г. в Цюрихском университете, призвал «повернуться спиной к ужасам прошлого», «покончить «с национальными распрями» и образовать «нечто вроде Соединённых Штатов Европы». Однако ни одно правительство и ни одна влиятельная партия не изъявляли готовности отказаться хотя бы от малой доли национального суверенитета в пользу гипотетической объединённой Европы. Вот если бы можно было объединиться, ничем не жертвуя и ничем не рискуя, тогда, конечно, другое дело… А так единственным шагом в сторону объединения стало создание Совета Европы – бессильной организации, к тому же не включавшей Германию (об СССР речи не было). Инициатив ожидали от Франции – главного противника Германии. Но французские правительства, менявшиеся по несколько раз в год, не проявляли интереса к этому вопросу.
Реальный способ сдвинуть дело с мёртвой точки нашёл Жан Монне.
Ещё Куденхове-Калерги понял, что «национальная промышленность и её защита со стороны государства являются очагом европейского национализма и угрозой европейскому миру». Основой тяжёлой промышленности, а значит, и военной мощи были уголь и сталь. Низкая стоимость немецкой стали давала Германии заведомое преимущество и в экономике, и в вооружениях. ФРГ, едва возникнув, требовала разрешения увеличить производство стали с 11 до 14 млн. тонн.
Французские и германские месторождения железной руды и угля, взаимно дополняющие друг друга, расположены в одном регионе, разрезанном государственной границей. «Эти случайные границы, – пишет Монне, – чьё возникновение совпало с зарождением националистических доктрин, стали сначала препятствием для взаимообмена, а затем – линиями конфронтации. Два народа почувствовали себя под угрозой, и каждый из них стремился единолично завладеть всеми ресурсами. Соперничество вело к войне, которая могла разрешить проблему лишь временно – на срок, необходимый, чтобы подготовиться к реваншу».
Совместно с инженером Этьеном Хиршем и правоведом Полем Рейтером Монне разработал проект декларации, перебрасывающей мостик между мечтой о Соединённых Штатах Европы и насущными экономическими потребностями. В проекте ясно выражалось, – более того, подчёркивалось, – намерение создать в будущем федерацию, в которой европейские народы, говоря словами Пушкина, «распри позабыв, в великую семью соединятся». Однако это намерение никак не конкретизировалось. Зато в декларации предлагался набор чисто экономических действий в одной узкой области – уголь и сталь. Франция и Германия должны создать наднациональную организацию, чьи решения станут обязательными для них обеих и для других стран, желающих к ним присоединиться. Очень важна последовательность действий: сначала эта организация создаётся, а затем уж она в лице её Верховного органа разрабатывает схему унификации производства и распределения угля и стали – квоты, налогообложение, социальные отчисления, условия перевозок, финансовые механизмы по выравниванию цен. «Важнейшее политическое значение этого предложения, – пишет Монне, – состоит в том, чтобы открыть в бастионе национального суверенитета проход достаточно локализованный, чтобы он не вызвал возражений, и достаточно глубокий, чтобы увлечь государства к единству, необходимому для обеспечения мира».
Между 16 апреля и 6 мая 1950 г. Монне и его сотрудники подготовили последовательно девять вариантов декларации! А 26 апреля Джон МакКлой, новый верховный комиссар американской оккупационной зоны, рекомендовал Госдепартаменту распространить действие «Рурского статута» по добыче угля и стали на всю Западную Европу и одновременно принять ФРГ в НАТО, дав ей возможность «увидеть многообещающее будущее со стороны западных демократий, а не Востока». Учитывая, что Монне и МакКлоя связывала давняя дружба, трудно поверить, что их предложения появились совершенно независимо друг от друга. Скорее всего, вариант МакКлоя позволял проверить, насколько далеко готовы пойти европейские правительства в признании равноправия ФРГ. Франция предложение МакКлоя категорически отвергла, не желая допускать немцев в военный союз. Тем временем Монне искал авторитетного политического деятеля, который взялся бы продвигать его проект. Ему импонировал Робер Шуман – уважаемый французский политик, смелый человек и примерный христианин. В 1940 г. он был арестован немцами, бежал из тюрьмы и до конца войны скрывался по монастырям, принимая участие в движении Сопротивления. После войны Шуман стал одним из основателей популярной католической партии Народно-республиканское движение (МРП), неоднократно возглавлял правительство, а в тот момент занимал пост министра иностранных дел в кабинете Жоржа Бидо.
Через Бернара Клапье, помощника Шумана, Монне знал, что 8-9 мая в Лондоне состоится совещание по германскому вопросу, и что Шуман срочно ищет идею, с которой мог бы там выступить. Из этических соображений Монне направил проект одновременно Бидо и Шуману. Но Бидо накануне выходных просто не заметил документ, затерявшийся на его рабочем столе среди других бумаг, а когда всё-таки ознакомился с декларацией, то не придал ей особого значения, будучи увлечён другим проектом – Верховного атлантического совета. Шуману, уезжавшему на выходные в своё имение, декларацию передал Клапье, попросив ознакомиться с ней. В понедельник Клапье встречал министра на вокзале. Едва сойдя с поезда, тот сказал: «Я прочитал и согласен».
«Я, – пишет Монне, – никогда не задавался вопросом, что могло выйти из ситуации, которая не имела места. Это самое бесплодное занятие. Факт состоит в том, что на свет родился не план Бидо, а план Шумана».
Шуман внёс проект на ближайшее заседание кабинета министров, а его представитель повёз документ с сопроводительным письмом Аденауэру. Канцлер полностью поддержал проект: он давал ФРГ реальную возможность ограничить контроль со стороны победителей в ключевых отраслях промышленности. Ответ Аденауэра пришёл в Париж, когда заседание французского кабинета уже заканчивалось; министрам пришлось заново рассаживаться по местам, чтобы выслушать сообщение Шумана. Декларация была одобрена без дискуссий, хотя её текст большинство министров прочли лишь на следующий день в газетах. Клапье позвонил Монне: «Дело сделано, можно двигаться дальше».
Вечером на пресс-конференции Монне подробно разъяснял  журналистам суть проекта. А 9 мая 1950 г. в Лондоне Шуман заявил о решимости Франции сделать первый шаг в строительстве новой Европы, положив конец долгой вражде между Францией и Германией. Создание общего органа в производстве ключевых продуктов, по его словам, приведёт к тому, что война между этими странами станет не только немыслима, но и невозможна по материальным соображениям: «В результате возникнет новая, единая и сильная Европа». От конкретных вопросов о будущей организации Шуман упорно уклонялся. Один из лондонских журналистов спросил его: «Значит, это прыжок в неизвестность?». «Да, именно так», – ответил министр. 
День 9 мая, в который Робер Шуман обнародовал своё предложение, отмечается ежегодно как День Европы, а сам Шуман считается одним из отцов-основателей Европейского Союза.
Инициаторы плана Шумана, а также американцы очень хотели, чтобы в нём участвовала Великобритания. Однако и правящие лейбористы, и консервативная оппозиция отвергали самую идею наднациональной организации. Черчилль, говоря о Соединённых Штатах Европы, на самом деле имел в виду что-то подобное Британскому Содружеству Наций. В манифесте лейбористской партии говорилось: «Мы не приемлем любую форму наднациональной власти. Мы гораздо ближе к Австралии и Новой Зеландии, чем к Европе, – и по языку, и по корням, и по обычаям, и по политическим концепциям, и по интересам». Эфемерное объединение с континентальными странами могло поколебать положение Лондона как центра Британского Содружества и стерлинговой зоны. А что объединение окажется эфемерным, британцы не сомневались. Они считали, что в случае советского вторжения континентальные страны будут оккупированы, как в 1939-1940 гг., немцы поддержат СССР, французы сдадутся, и Британии опять придётся сражаться в одиночку при поддержке США. Поэтому чем меньше полагаться на Европу, тем лучше. Впрочем, британское правительство соглашалось участвовать в переговорах при условии, если они начнутся с нуля, отбросив наработки относительно наднациональных структур. Для немцев и французов, уже сделавших ставку на «частичное слияние суверенитетов» (выражение, равнозначное «частичному отказу от суверенитета», но звучащее не так резко), особенно для Монне и Шумана, такой подход был неприемлем: В итоге британцы отказались от участия в переговорах, а их посольство в Париже ядовито заявило: «Известны прецеденты, когда международные организации создавались под звуки труб и фанфар, но когда дело доходило до практической реализации, сталкивались с трудностями и разочарованиями». 
У большинства американских дипломатов план Шумана вызвал энтузиазм. Правда, Дин Ачесон сперва решил, что декларация направлена против свободы торговли, за которую ратовали американцы. Однако скоро он понял, что план Шумана снимает таможенные барьеры в торговле углем и сталью и одновременно ставит точку в спорах о статусе Рура и Саара: «Гениальность плана Шумана-Монне, – восхищался Ачесон, – заключается в его практичности и здравом смысле, в том, что он обходит чувствительные политические вопросы. Что может быть более земным, чем уголь и сталь, и более желанным, чем координация немецкой и французской тяжелой промышленности?».
Создаваемую организацию назвали Европейским объединением угля и стали (ЕОУС). Проект обсуждали представители правительств, политики, правоведы, экономисты, бизнесмены и профсоюзные лидеры. Коммунисты, националисты и консерваторы однозначно выступали против объединения, но и остальные отнюдь не выражали единодушного одобрения. До того времени хозяйственные споры решались путём закрытых соглашений между фирмами или государствами. Участники этих процессов плохо представляли себе, как те же вопросы будут рассматриваться публично Верховным органом ЕОУС. Поэтому они стремились урегулировать все сложности до образования Верховного органа, а рядом с ним создать другой орган – на межправительственной основе. Возражения вызывало и наличие в ЕОУС Парламентской ассамблеи: оппоненты считали, что контролировать работу Верховного органа должны национальные парламенты. Монне уверял, что открытость пойдёт на пользу и промышленникам, и рабочим, а тем более потребителям, которые смогут делать выбор, основываясь на полной информации о товаре и процессах ценообразования.
«Разруха в головах», – объяснил нам М. Булгаков. Преодоление разрухи – тоже в головах. Монне убеждал партнёров по переговорам отказаться от привычной защиты узко понимаемых национальных интересов: «Насколько нам, собравшимся здесь, удастся изменить наше сознание, настолько же мало-помалу изменится и сознание всех европейцев». Он даже слова «переговоры» избегал, предпочитая говорить о «конференции по плану Шумана»: ведь переговоры предполагают наличие сторон, независимых друг от друга. И всё же, сетовал Монне, «слишком яркий свет ослеплял людей, привыкших к полутьме. Их чувство уверенности основывалось на праве говорить нет – ведь такова привилегия, даваемая национальным суверенитетом: нет переменам, нет сопутствующей им неуверенности».
Монне неустанно подчёркивал, что конечной целью является создание Европейского Сообщества. Поэтому Верховный орган ЕОУС должен финансироваться не за счёт субсидий государств-участников, а через отчисления от реализации угля и стали. Ключевое положение Верховного органа в системе производства позволит ему легко получать и распределять займы и кредиты, направляя потоки инвестиций без применения принудительных мер. Однако кое в чём Монне пришлось уступить защитникам национальных суверенитетов. В ЕОУС появился Совет министров из представителей правительств стран-участниц, с которым Верховный орган обязан был согласовывать свои действия по ряду ключевых вопросов. Зато  нацеленность на федерацию подчёркивалась положением о том, что выход одной страны из ЕОУС возможен лишь с согласия всех остальных участников.

ОТ «ПЛАНА ШУМАНА» К ЕВРОСОЮЗУ

Конференция по плану Шумана открылась 20 июня 1950 г. А в предрассветные часы 25 июня северокорейские войска под прикрытием артиллерии перешли границу с Южной Кореей и стремительно двинулись на юг. К середине августа девять десятых территории Южной Кореи было занято армией КНДР. В США советская резидентура готовила серию взрывов на случай большой войны, однако команда на взрывы так и не поступила. В Западной Европе ждали советского вторжения, считая, что Корея для СССР – только пробный шар. США к тому времени вывели из Европы б;льшую часть своих войск, и СССР имел подавляющее военное превосходство. В сентябре 1950 г. Совет НАТО принял решение о создании объединённых вооружённых сил (до этого НАТО опиралась только на армии государств-участников).
 Американцы, увязшие в Корее, добивались, чтобы европейцы создали дополнительно 60 дивизий, из которых 10 могут быть немецкими. Франция категорически возражала против любой формы вооружения Германии. Монне понимал: план Шумана нужен немцам, чтобы хоть в чём-то быть на равных с победителями. Если они добьются той же цели через создание национальной армии, то потеряют интерес к плану. Поэтому Монне выступил с новым предложением: создать Европейское оборонительное сообщество с общей армией – в одинаковых мундирах, с единым командованием и дивизиями смешанного национального состава; причём такая армия должна появиться лишь после реализации плана Шумана.
Договор о создании ЕОУС подписали 18 апреля 1951 г. в Париже представители шести стран – Франции, ФРГ, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. К концу 1951 г. завершилось действие плана Маршалла. За три года его реализации выпуск продукции в Европе вырос на $20 млрд.; европейцы теперь экспортировали в США не только сырьё, но и высокотехнологичную продукцию. А 25 июля 1952 г. вступил в силу договор о ЕОУС, ратифицированный всеми участниками. Верховный орган ЕОУС возглавил Монне.
Те же шесть стран учредили Европейское оборонительное сообщество (ЕОС). Его устройство не вполне отвечало замыслу Монне: дивизии предполагалось комплектовать на национальной основе, подчиняться они должны были командованию вооружёнными силами НАТО в Европе. Одновременно готовился договор о Европейском  политическом сообществе с общими структурами по внешней политике, обороне и правам человека.
1954 год принёс некоторые улучшения в политической атмосфере. После смерти Сталина война в Корее сошла на нет. В СССР делались первые робкие шаги по демонтажу сталинизма. В США начался закат маккартизма. Журналисты Эдвард Мэроу и Фред Френдли на канале Си-Би-Эс подвергли критике Маккарти за нарушение гражданских прав. Президент Дуайт Эйзенхауэр, несмотря на дружбу с Маккарти, был вынужден публично осудить его деятельность. Телевидение бойкотировало сенатора, Конгресс занялся расследованием его деятельности. Маккарти запил и в 1957 г. скончался в возрасте 48 лет от цирроза печени.
Франция проиграла войну в Индокитае. На волне национальных эмоций французский парламент отверг договор о ЕОС, что привело к укреплению НАТО. После этого проект соглашения о политическом объединении Европы умер сам собой. ФРГ приняли в НАТО, однако на её территории остались иностранные войска, и ей не позволялось  производить оружие массового уничтожения.
Итак, политические проекты объединения Западной Европы  провалились. Зато ЕОУС развивалось вполне успешно. К 1957 г. в «шестёрке» сложился общий рынок угля, железной руды, железного лома, чугуна и стали. Были отменены количественные ограничения на их производство и таможенные пошлины, введены единые транспортные тарифы. Монне, выйдя осенью 1955 г. на пенсию, основал «Комитет борьбы за Соединённые Штаты Европы», объединивший либеральные, демохристианские и социалистические партии стран «шестёрки» и Великобритании, а также близкие к ним профсоюзные федерации. Комитет инициировал проекты наднациональной организации в области атомной энергии (Евратом), устроенной по образцу ЕОУС, а также более универсального Европейского экономического сообщества (ЕЭС), охватывающего разные сферы производства и торговли. К созданию Евратома европейцев невольно подтолкнул Египет, который в 1956 г. национализировал Суэцкий канал, поставив под угрозу снабжение Европы нефтью. Луи Арман, автор названия «Евратома» и первый председатель этой организации, в шутку даже предлагал поставить памятник египетскому президенту Гамаль Абд-эль-Насеру за содействие объединению Европы.
Споров о Евратоме и ЕЭС было не меньше, чем о ЕОУС. Франция и Бельгия, будучи колониальными державами, хотели войти в новые сообщества вместе с заморскими территориями. Франция добивалась также льгот в области сельского хозяйства. Западные немцы видели в Евратоме попытку взять под опеку их промышленность; они соглашались подписать соответствующий договор только в связке с договором о ЕЭС. Британцы,  как и прежде, в переговорах не участвовали.
В феврале 1957 г. компромисс был найден. Решился и вопрос о Сааре: после нового референдума он вошёл в состав ФРГ. Франция довольствовалась тем, что саарские школьники в качестве первого иностранного языка изучают французский.
Договоры о создании Евратома и ЕЭС были подписаны в Риме 25 марта 1957 г. и вступили в силу с 1 января 1958 г. Целью ЕЭС, за которым сразу закрепилось название «Общий рынок», провозглашалась постепенная отмена ограничений и таможенных пошлин во взаимной торговле, общая сельскохозяйственная политика, свободное движение капитала, рабочей силы и услуг между странами-членами, а также выравнивание уровней развития. Комитет борьбы за СШЕ добивался, чтобы учреждения ЕОУС, ЕЭС и Евратома находились в одном месте; однако из-за споров между участниками новые учреждения разместились не в Люксембурге, а в Брюсселе.

СКВОЗЬ ТЕРНИИ

В июне 1958 г. во Франции пришел к власти генерал Шарль де Голль – ревностный защитник неограниченного национального суверенитета. В противовес технократам из ЕЭС де Голль выдвигал лозунги «Европы Отечеств» и «Европы от Атлантики до Урала» – эффектные, но не имевшие реального содержания. Первый лозунг возвращал к положению, существовавшему до 1950 г., но при главенстве не США, а Франции. Второй предполагал установление тесных связей с Россией – страной с плановой экономикой, коммунистической идеологией, а главное – многовековой отчуждённостью от Европы*.
Де Голль, несмотря на скептицизм в отношении наднациональных структур, не собирался разрушать действующие экономические механизмы. 1 января 1959 г. в ЕЭС прошло первое снижение межгосударственных таможенных тарифов – на 10% от общего уровня. В 1959 г. появился Европейский парламент, а в 1960 г. таможенные тарифы были снижены сразу на 20%. В дальнейшем их сокращение проводилось ежегодно.
Страны, не вошедшие в ЕЭС – Великобритания  Дания, Норвегия, Швеция, Португалия, Австрия и Швейцария – основали в 1960 г. Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ) с теми же целями,  что у ЕЭС, но без наднациональных структур. Однако когда в 1962 г. в ЕЭС заработал механизм общей сельскохозяйственной политики, Ирландия, Дания, Великобритания и Норвегия подали заявки на присоединение к Европейским Сообществам. Де Голль наложил вето, и Сообщества продолжали развиваться в прежнем составе.
Наднациональные органы, раз созданные, добивались расширения полномочий. Так, Комиссия (исполнительный орган) ЕЭС требовала передать ей средства от таможенных сборов для финансирования аграрной политики (первоначально они покрывались взносами государств-членов). Франции такое изменение было бы на руку – ведь именно её сельское хозяйство получало больше всего дотаций. Однако в этом случае у ЕЭС появлялся собственный бюджет. Европейский парламент, в свою очередь, пытался поставить под контроль бюджеты стран-участниц.
В 1965 г. члены Европейских Сообществ подписали договор о слиянии, создав для ЕЭС, ЕОУС и Евратома единый законодательный и исполнительный органы – Совет и Комиссию. Но что ещё более важно, с 1966 г. в соответствии с Римским договором решения должны были приниматься большинством голосов. Де Голль же намеревался во что бы то ни стало сохранить за Францией право вето. По словам Монне, генерал «верил, что Европа будет вращаться вокруг Франции, и не признавал делегирования суверенитета. Он не понимал, сколь иллюзорно его желание создать сообщество народов без общих правил и институтов, без равенства». Переговоры по этому вопросу между Францией и остальными членами ЕЭС зашли в тупик. В полночь 30 июня 1965 г., когда заканчивался срок французского председательствования в Совете ЕЭС, представитель Франции Кув де Мюрвиль закрыл заседание констатацией, что соглашение не состоялось. Французы, работавшие в органах ЕЭС, перестали появляться в своих офисах; начался «кризис пустого кресла». В 1965 г. не удалось провести даже обычного 10-процентного снижения таможенных тарифов.
В декабре 1965 г. де Голль был переизбран президентом Франции, и переговоры  в Люксембурге возобновились. Кризис завершился «люксембургским компромиссом»: решения будут приниматься квалифицированным большинством (две трети), но каждая страна сохраняет право наложить вето, сославшись на свои национальные интересы. В итоге до середины 1980-х гг. голосование квалифицированным большинство практически не применялось.
К 1 июля 1968 г. таможенные тарифы внутри ЕЭС были полностью отменены, на внешних границах введён общий тариф. Шарль де Голль в 1969 г. покинул пост президента Франции, а с 1 января 1973 г. Великобритания, Дания и Ирландия вступили в ЕЭС. Жан Монне, ушедший на покой, был объявлен первым почётным гражданином Европы. В 1979 г. он умер; решением Национального Собрания Франции его останки перенесены в Пантеон. В том же году появилась общая европейская валюта – ЭКЮ, и состоялись первые прямые выборы в Европейский парламент.
Со времени создания ЕОУС советская пропаганда не уставала твердить, что противоречия между капиталистическими государствами не могут быть разрешены в рамках капиталистической системы, а потому Европейские Сообщества вот-вот развалятся. Но в 1991 г. распался сам Советский Союз, а государства ЕЭС 7 февраля 1992 г. подписали в голландском Маастрихте договор о создании Европейского союза. Маастрихтский договор предусматривал общую политику в сферах экономики, внешних сношений, обороны, внутренних дел и юстиции. Он также установил рамки для национальных финансов: дефицит государственного бюджета стран-участниц не должен превышать 3 % ВВП, государственный долг – 60 % ВВП, уровень инфляции – 1,5 %,  и т. д. В 1999 г. на ЭКЮ был заменён на ЕВРО – полноценную валюту, которая с января 2002 г. приобрела и форму наличных денег. С 2003 г. решения квалифицированным большинством стали применяться при облегчении свободы передвижения граждан ЕС, в области индустриальной политики, в вопросах экономического, финансового и технического сотрудничества с третьими странами, при регламентировании деятельности членов Европейского парламента и т. д. – всего 27 позиций.
1 мая 2004 г. в Евросоюз вступили Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, Словения, Кипр и Мальта, а с 1 января 2007 г. – Болгария и Румыния. Это масштабное расширение, продиктованное обоюдным желанием сторон оторвать эти страны от России, породило множество проблем, поскольку новые члены имеют более низкий уровень экономического развития, иные политические традиции и далеко не во всём разделяют ценности, которые в Западной Европе стали общепризнанными. Попытка принять Конституцию ЕС кончилась неудачей: на референдумах во Франции и в Нидерландах её проект был отклонен, поэтому Евросоюз по-прежнему живёт по целому ряду основополагающих договоров.

                ***
Вообще развитие Евросоюза проходит в обстановке постоянных споров и конфликтов. Сейчас Великобритания, почти четверть века не желавшая присоединяться к ЕОУС-ЕЭС-ЕС, решилась его покинуть; при этом она пытается избавиться от «диктата Брюсселя», но сохранить все льготы и привилегии, которые обеспечивает членство в ЕС. Что из этого выйдет – покажет будущее.
Сегодняшний ЕС не называют государством, но по сути это вполне сформировавшаяся конфедерация. По крайней мере в области экономики её наднациональные органы обладают куда большими полномочиями, чем, например, в бывшей Югославии, которая именовалась Федеративной Республикой. Страны ЕС сохранили национальные парламенты и правительства, но их экономическая жизнь протекает по общим правилам. 19 из них имеют общую валюту, которую во всём мире используют в качестве валютных резервов наряду с долларом США.
Словом, жизнь продолжается.

* Более подробно об этом – в книге А. С. Алексеева «Континент Россия». Её основу составляют статьи, опубликованные в журнале «Наука и жизнь».