Шумел сурово Брянский лес

               

          После обеда позвонили из Брянска. К телефону попросили Александру Александровну. Ходила мама тяжело и телефон я отнёс в её комнату. После короткого разговора мама заохала, всплакнула.
- Вот и Коля Жуков ушёл. Ты помнишь, троюродный брат мой младший. Младший, а уже за восемьдесят перевалило.
- Нет, мама, не знаю его, не пришлось видеть.
- Да, не случилось тебе. Года три назад он сам звонил, приехать хотел. Вспомни, я рассказывала. Он певец и спрашивал, не устраиваем ли мы концерты, может с филармонией есть совместные планы? Ты тогда отмахнулся. Мол, семьдесят семь лет, старик уже совсем, какие сольные концерты, ведь он не Пласидо Доминго в конце-концов, чтобы гастроли устраивать.
- Вспомнил мама, извини, может обидел тогда невниманием его и тебя.
    Тот давний звонок растревожил нас, вдруг и правда старый родственник явится на гастроли. Что делать, с одной стороны обидеть его нельзя, а с другой – позору не оберёшься. Правда, мама успокоила, что Николай ездил недавно в Москву, ходил в Гнесинку, которую заочно окончил более полувека назад, пел там, и всех убедил, что голос его звучит сейчас даже лучше, чем в молодые года. Мы начали готовиться к его приезду, но гастролей не случилось - семья не отпустила из дома старого артиста.
     За ужином помянули Николая, мама растрогалась, стала рассказывать о нём. Оказалось, что он уже гастролировал в Калининградской области, даже в нашем Озёрске выступал.
    Было это в начале шестидесятых годов. В школу, где работали родители, позвонили из районного дома культуры. Сообщили, что в следующую субботу состоится выступление артистов Брянской филармонии, и солист филармонии певец Николай Жуков приглашает на концерт. Случай из ряда вон выходящий, родители собрались, договорились с шофёром школьной полуторки, поехали в районный центр. Вернулись уже за полночь, мама с цветами, вся в слезах. Одно из счастливых воспоминаний молодости.
- Мама, а что ты помнишь из того концерта?
- Ты знаешь, совсем немного осталось в памяти, а концерт был большой. Зал полный зрителей, тогда народ ходил на артистов, да и земляки брянские собрались со всего района. Николай пел в конце, завершал концерт. Голос у него был красивый, мягкий баритон, чем-то похожий на голос Георга Отса. Пел он романсы, арии из опер и оперетт, а заканчивал песней «Шумел сурово брянский лес». Вот она и осталась в памяти. Весь зал встал, все женщины, да и кое-кто из мужчин – плакали. Потом мы долго разговаривали с Колей, пока артисты собирались в дорогу. Больше уже с ним не виделись. А я ведь его пятилетним малышом помню, и бабушку его – учительницу. Может я в Новозыбковский пединститут после войны и поступила из-за неё. Она не из нашего рода, бабушка по линии Колиной матери, фамилию сейчас не вспомню, Ниной её звали.
- А почему, если голос у Николая так хорошо звучал, застрял он на всю жизнь в глубинке.
- Сложно пробиться в этом искусстве, будто ты сам не понимаешь. Да и хром он был, понимаешь, хром.

    Немцы заняли Брянск в начале октября 41 года. Подразделения Красной армии не выдержали массированных ударов трёх мощных танковых группировок врага, частично отступили, а то и в котле оказались. Брянская молодёжь ушла на фронт, другие двинулись на восток или в леса, многие уехать не успели. Учительница Нина Ивановна осталась в городской квартире одна, с маленьким внуком Колей Жуковым, сыном любимой дочери и её мужа – офицера Красной армии. Городская квартира у них была удобная, ухоженная, но для жизни в оккупации совсем негодная. Ни прогреть её толком, ни организовать жизнь без городского коммунального хозяйства невозможно. Кое-как до декабря промучились они, а дальше стало совсем невмоготу. Да и голод наступил, пошла Нина Ивановна по семьям своих учеников и на рынок - выменивать пропитание на одежду и мебель. Так к концу января всё и выменяла, ни мебели, ни вещей не осталось, даже брошку старинную, семейную реликвию обменяла на хлебушек. А зима всё круче забирала, брянский мороз – не шутка. Родственников в городе и поблизости нет, силы уходят, паника наступает. А немцы устраиваются в городе надолго, все большие здания заняли, два своих кладбища в самом центре устроили. Конца мучениям не видать.
     Ганна, бабушка Колина по отцовской линии, жила в дальней деревне, вот и надумала Нина Ивановна к ней направиться, внука в деревне уберечь. Деревушка та, Полстынка, возле станции Дубровка, а это почитай 100 км по снежным дорогам и тропам. Как туда добраться? Ехать не на чем, только пешком, но и в городе оставаться нельзя, это верная смерть. Хорошо, в кладовке остались детские саночки, уберегла судьба. Санки эти - последнее, что не выменяли на хлеб и дрова.
      Собрала Нина Ивановна жалкие остатки съестного, укутала внука в одеяло, в санки усадила и с утра двинулась в заснеженный дальний путь. В жизни своей городской не случалось ей делать такие переходы, да ещё и в лютую зимнюю пору. Идти из Брянска надо было через городки Сельцо, Ржаницу, Жуковку, Дубровку. Дорога незнакомая, тяжёлая, но что не сделаешь в отчаянии.
   За час дошли до окраины Брянска, а там кордон полицаев. Осмотрели, ощупали, но кое-как выпустили из города. Шли тяжело, с санками особо не разгонишься, присесть отдохнуть - боязно, прикроешь на минутку глаза, закимаришь на морозе, да и останешься в сугробе до весны. Затемно дошли до деревни, постучались в крайнюю избу. Открыл мужик, забранился, гнать стал. Только отошли от забора, дверь распахнулась, вышла женщина и за рукав потащила  в избу. Раздела, усадила у печи. Спросила, как зовут, куда путь держат.
- Ты, Нина, не держи обиды на мужика моего. Он едва живой домой вернулся, боится теперь всего. А я  вас накормлю, переночуете в тепле, да спозаранку дальше пойдёте.
- Что ты милая, какая обида. Спасибо тебе, век помнить будем.
Быстро закончилась ночь у тёплой печки, провалились в сон. Едва закрыли глаза, а уже будят, утро. Наскоро поснедали, попрощались с хозяйкой, дальше пошли мимо деревень, держась проторенной дороги.
   С утра мороз прижал, зато снег уплотнился. Нина торопилась, с утра ещё силы были. Коля несколько раз падал, пришлось привязать его к санкам. Сумерки сгустились, а никакого жилья не видно. Заночевали в поле - нашли копну и глубоко закопались в преющее сено, разжевали по куску мёрзлого хлеба, уснули под дальний волчий вой.
    Следующие переходы слились для Нины Ивановны в клубок испытаний, перемешались холод, голод, боязнь волчьих стай и ещё больший страх полицейских патрулей, смертельная усталость.

        На шестой день к вечеру дотянула учительница свои санки до избы в Полстынках, да и упала без сил. Не слышала, как родственники бегали кругом, да охали. Раздели в натопленной избе мальчишку, кое-как растолкали, осмотрели совсем замёрзшего. А пальчики у него на правой ноге чернеть начали. Да и ног мальчишка совсем не чувствовал. У сидячего в дороге ноги быстро прихватывает, не уследишь.  Принялись будить Нину Ивановну, а она глаз открыть не может, то ли без сознания лежит, то ли устала смертельно. Что делать, никто из родственников решить не может, только баба Ганна взяла дело в свои руки. Принесла самогону, тряпок, а за топором и кувалдой в сени  отправила внучку свою тринадцатилетнюю Шуру. Лезвие топора подточила, обтёрла самогоном.  Посадила Колю на скамейку, невестке своей велела глаза ему закрыть и уши, ножку его на плашку положила, а Шурке наказала наготовить чистых тряпок для перевязки и три здоровых пальца мальчишки в сторону оттянуть. Наставила топор на основания фаланг двух крайних маленьких пальцев, ударила кувалдой по обуху топора так, что лезвие в плашку вошло, а пальчики к стенке отлетели. Мальчишка закричал, но кровь не хлынула, видать совсем ушла из замерзших ножек. Забинтовали ступню Коле, успокоили, как могли, а Шуру посадили сказки ему читать. Бабка Ганна тем временем заварила какой-то настой, напоила болезного, успокоился он и вскоре заснул.
      Нина Ивановна только через двое суток проснулась, все силы дороге отдала. Так и жили они в Полстынках до освобождения Брянска в сентябре 1943 года. Слава Богу, что в семье в первый год стельная корова была, пока её полицаи не отобрали, да картошка с огорода. Так две бабушки, учительница и крестьянка, спасли внучонка. Выжил Коля, но хромым остался на всю жизнь. А песню «Шумел сурово брянский лес» в том же 1942 году написали, как раз когда Колю спасали.
Хорошо он её пел, хромой певец с красивым голосом.


                Светлогорск, Дом Сказочника,
                в карантинном затворничестве.
                31 марта 2020 года