Ч. 66 Как они отступали

Предыдущая страница http://proza.ru/2020/09/25/1246

Уходя из Москвы, французы набивали свои ранцы и мешки награбленными вещами и ценностями в домах зажиточных граждан и знати, в церквах, в Кремле, где не поленились даже вскрыть склепы.

С кремлёвских башен сняли позолоченных орлов, с колокольни Ивана Великого – крест.

Тащили всё, не брезгуя ничем, срезая даже сукно с бильярдных столов. Помещичьи усадьбы в пути не грабили по той причине, что искать в них было нечего.

Всё, что можно было унести, украли крестьяне из окрестных деревень, а что не могли украсть либо показалось им ненужным, вроде книг, сожгли, остальное разбили, сломали.

Крестьянские бабы и девки смеха ради наряжались в господские платья. Редкие помещичьи семьи, которые по какой-то причине не уехали, крестьяне убивали, женщин и девочек перед этим насиловали. Прорвалась копившаяся ненависть.

Французские маркитантки, сопровождавшие армию, покупали у солдат и офицеров богатую одежду, меха из лисы, горностая, соболя, медвежьи шкуры, награбленные в домах московской знати.
 
Наполеоновская армия представляла собой хорошо организованную огромную банду мародёров и насильников. В записках участника того похода французского сержанта Бургона я прочитал, что он набил свой вместительный ранец золотыми и серебряными безделушками.

Сержант уложил в него большой кусок серебряного позолоченного креста, снятого с колокольни, расшитый золотом и серебром шёлковый китайский халат, парадный мундир русского офицера, женскую амазонку для верховой езды, две серебряные чеканные картины изумительной тонкой работы, русские ордена и медали, в том числе звезду с бриллиантами, содранные с мундиров убитых русских офицеров.

Свои форменные лосиные брюки он выбросил, чтобы поместить это добро. Но это ещё не всё.

На себя он надел стёганый шёлковый жилет с тёплой подкладкой, сумку с широким ремнём, расшитым серебром, в которую натолкал мелкие золотые и серебряные вещи, отделанную золотом китайскую шкатулку, позолоченное серебряное распятие и другие ценные мелочи.

Маршалы, генералы и офицеры, у которых были свои экипажи, естественно, везли с собой больше, чем тащили рядовые бандиты. Спустя 52 дня после Бородинского сражения французская армия шла по тем же местам.

Останки убитых русских солдат и офицеров продолжали валяться среди трупов убитых лошадей, обломков зарядных ящиков и другого мусора. Зловоние стояло невероятное.

Своих павших французы и их союзники кое-как наспех зарыли, скорее, забросали землёй, но прошедшие дожди размыли неглубокие ямы, и из земли торчали части тел.

Речка была так забита трупами людей и лошадей, что пришлось далеко подниматься вверх по течению, чтобы набрать воды для приготовления пищи. По мере отступления стала ощущаться нехватка еды.

Если вначале солдаты и офицеры питались в компаниях, то теперь стали есть только свою еду, вместе питались только супом из конины павших лошадей.

Деревни, мимо которых шла армия, были брошены бежавшими крестьянами, дома сожжены. Когда армия уходила из Москвы, больше беспокоились не о продовольствии, а о награбленном.

С каждым днём с продовольствием становилось всё хуже и хуже, все запасы стремительно иссякали. Наполеон приказал разместить тяжелораненных на повозках маркитанток, но те их в пути сбрасывали, чтобы не расставаться с награбленным, потому что голодные лошади едва перебирали ногами.

Под Гжатском выпал первый снег. Обочины дорог были усеяны канделябрами, люстрами, картинами, книгами в роскошных сафьяновых переплётах с золотым обрезом. Измученные люди и животные не могли нести большие тяжести, приходилось расставаться с самыми тяжёлыми вещами.

Потом стали выбрасывать серебряную посуду и другие ценности.

В Вязьме захватили склад, в котором находились бочки с водкой. Но водка - не еда. Португальцы конвоировали около восьмисот русских пленных. Их вообще не кормили. Русские пленные ели трупы своих умерших товарищей.

Сначала португальцы убивали тех, кто не мог идти, а затем вообще оставили обессиленных людей умирать. 29 октября в чудом сохранившемся каменном здании одного из городков оставили на милость преследовавших русских войск всех своих больных и раненых под присмотром врачей и фельдшеров.

По полкам раздали ручные мельницы, но их тут же  выбрасывали: молоть было нечего. Из-за куска хлеба вспыхивали ссоры, переходившие в драки, особенно между союзниками и французами. Ели сырое мясо павших лошадей.

После каждой ночёвки оставалось множество умерших. Их никто не хоронил.

Бургон писал, что их маркитантка, госпожа Дюбуа, ночью родила сына в снегу при двадцатиградусном морозе. Она была женой ротного цирюльника. Младенца завернули в овечью шкуру, а роженицу – в две шинели, снятые с убитых. Всё добро, которое она везла, бросили, когда пали от голода лошади.

Отступление войск прикрывали наиболее боеспособные части.

Продолжение http://proza.ru/2020/10/09/1655