Все пройдет

Юлия Владимировна смотрела в окно, в ее руке дрожала чашка с чаем, но она этого уже не замечала. Скоро придет ее бывший класс на два урока, а ей предстоит мучительно смотреть на третью парту, где сидела ее ныне погибшая дочка.
Душа хотела выскочить за дочкой, когда все случилось. Приличный смышленый мальчик Андрей, который даже нравился ей всем сердцем, почти как родной, стал нелепой причиной смерти Вари. Игра детей на большой перемене и совершенно нелепая трагическая случайность — портфель, брошенный в Варю на лестнице, создал лассо из своего ремня, поймал шею Вари в свою петлю и силой инерции заставил Варю падать и бежать одновременно навстречу своей смерти. Варя очень сильно стукнулась головой о стену и, не приходя в сознание, умерла от травмы черепа. Никто не ожидал, что такое вообще может быть. Андрей оцепенел и после многочисленных допросов милиции исчез из этой школы навсегда, а Юлия Владимировна несколько дней убеждала врачей, что Юля просто в коме от испуга и ей необходима особая терапия. Только спустя неделю после похорон пришло очень запоздалое понимание, что дочки больше нет.
А сегодня она ударила мальчика, похожего на Андрея, на улице просто потому, что он за рукав тянул девочку попрыгать на дворовых вкопанных в землю раскрашенных колесах. Ударила очень сильно — дети испугались до дрожи. А потом она долго выговаривала, шла и продолжала отчитывать детей вслух, потеряв всякие ориентиры, и пришла в себя только в соседнем микрорайоне, возле школы, куда родители перевели Андрея. Рядышком со школой продавцы канцелярского магазина, увидев ее в таком состоянии, успокоили и напоили чаем. Она там раньше часто бывала и по своим учительским нуждам, и с учениками, и с дочкой.

Дома все затихли. Младший сын честно скучал по сестренке, а муж просто постарел немного и стремился заместить горе различными делами по дому и по работе.
А сейчас Юлия Владимировна ждала детей с большой перемены, глядя в окно. Ее мысли витали только вокруг боли от этой ужасной утраты. Особенно ей было тяжело думать про Андрея: она знала, что Андрей сейчас тоже пойдет на уроки в соседней школе и будет дальше жить как ни в чем не бывало. А сказать Андрею было нечего. Чашка дрожала, дети собирались, урок начинался.

Директор уговорил Юлию выйти снова на работу: «Все же жить нужно, все пройдет!» Но не проходило. Юлия принимала поддержку коллег, ей стало легче, когда ее освободили от классного руководства, в котором училась Варя, а вот Душа все равно копила тяжесть, как тяжелую воду. Явно такого удара Душа Юлии Владимировны выдержать была не готова.

Где справедливость?! Где Бог?! Куда он смотрел?! Школьный врач плакала, когда мерила давление Юлии Владимировне. В эти минуты Юлия Владимировна словно сходила с ума. Для нее после скачков давления просто необходима была душа для вымещения боли. Врач стала невольно виноватой всем.

Заявление об увольнении не было неожиданностью для директора. В какой-то степени уже все понимали, что Душа Юлии Владимировны утонула в чем-то очень вязком и до боли мстительном. Рядом становилось невыносимо. У детей на уроках были даже кровотечения из носа. При всем уважении все уже хотели, чтобы Юлия Владимировна перенесла свою скорбь где-то в стороне.

Стороной стала душевная болезнь. Уже во время увольнения Юлия говорила что-то про спасителя и про высшую справедливость, и что дочка ее в раю, а все, кто не понимает этого, попадут в ад.

Дома дочке был поставлен алтарь, и Юлия полностью замкнулась на ней и только о ней уже и говорила. Эту тему нельзя было трогать никому. Варя постепенно обожествлялась Юлией как святомученица за неизвестные грехи человеческие.

Несколько раз Юлию видели возле школы, она узнавала у детей, сколько у Вари еще уроков и когда ее лучше встретить. И еще что-то про грехи спрашивала, а потом ждала. Муж уводил ее домой после звонков ее бывших коллег, объясняя, что Варя уже дома и что она случайно разминулась с ней. И так без конца.

Быстро стареющая Юлия Владимировна вся утонула в горе, и казалось, что она начала уже служить ему всей душой. И увидеть ее саму в ее глазах было уже очень сложно — там была только скорбь и только какая-то рубящая до крови горькая, нетерпимая ни к чему правота.

Дочка явилась очень внезапно. За окном Юлии Владимировны шла дорожная стройка уже вторую неделю. Был ежедневный шум, и каждый раз — до глубокой ночи. Дорожники торопились, а Юлия Владимировна устала. Она даже сама уже не понимала, чего она от них хочет — она просто причитала на краю дороги сквозь шум и дым, пока сквозь марево асфальтовой густой копоти и гари не увидела Варю с размозженной головой под обломками какого-то сооружения в сильных конвульсиях. Она увидела и себя рядом с ней, с такой ненавистью смотрящей в небо с клятвой отомстить летчику с такой силой, что в принципе было основным ее желанием. Летчика она, конечно, сразу почувствовала — это Андрей. Он бросил бомбу, безучастно убив ее дочь еще тогда, в Дрездене в феврале 1945-го. Их, Андреев, было тогда не меньше чем две тысячи в 773-х британских самолетах и в 406-ти американских. Горели даже камни. Адский смерч, раскаленный и заносящий людей в небо, забрал тогда Юлию и дочку вместе и испепелил без остатка плоть и Душу и всякую веру в лучшее на Земле.
Сильнейшая рана Души не зажила до сих пор. Казалось бы, тогда уносящаяся в небо Душа должна была найти вечное утешение, но нашла в небе только ад и пекло. Злые глаза, злая Душа, злая жизнь, злой Бог — все злое и все злые! Укрыться негде, и ни от кого не укроешься. Даже небо злое! Добра на Земле нет!

Укрывая дочку от ужасного огня с небес и сгорая сама, Душа Юли с того момента искала укрытия в чем-то очень добром и, сама не ведая своего выбора, стала учительницей. В стране детей не должно было случиться ничего плохого, но и здесь зло пришло из ниоткуда и сотворило свое дело неизвестно зачем.
Зло в глазах Юлии проявлялось все больше и больше. Любые слишком резкие звуки приводили Юлию к отчаянию, желанию обрушить на людей такое зло, что уже руки сами хотели что-нибудь бросить в них. Вкупе с осенью и дождями рассудок Юлии Владимировны сдался — она стала воспитывать всех и вся!

Уже каждый день девочек, похожих на Варю, она отчаянно ругала за то, что они общаются с мальчиками. А мальчиков — что они изначально плохие. В каждом прохожем она видела зло. Уже не было счастья нигде и ни в чем. Юлия помрачнела, и черты ее лица стали сливаться с чем-то до боли знакомым — она стала немного походить на все скорби человеческие. Иногда прохожие пытались креститься при ее виде. Она завораживала и пугала своим видом, изредка напоминая лики самых суровых икон.
Уже через некоторое время вся семья опустила руки перед безумием Юлии. Она перестала закрывать глаза по ночам совсем, боясь бомбежки. Временами она, утонув в своем горе, звала дочку по ночам, и та являлась и плакала навзрыд оттого, что ее гибель так сильно расстроила маму. Варя почти каждую ночь держала маму за руку и страшно, со всем дочерним ужасом, боялась и оправдывалась, и повторяла, и повторяла, что если бы она знала, она бы никогда больше бы не просила Бога о смерти других людей. «Я не хотела! Мамочка, прости! Мамочка моя любимая, никогда не нужно верить в смерть, нужно верить в жизнь, даже если ты ее не видишь и не понимаешь! Мама, прости меня, я желала смерти людям…»

После визитов дочки Юлия видела странные сны с открытыми глазами и днем, и ночью. Она стала видеть дворовых алкоголиков застрявшими во времени партизанами, людей в магазине — узниками концлагеря, а прохожих — странной смесью лютых врагов различных войн и эпох, которых нелепо перемешало время. Один раз она даже набросилась на подростка со странным виноватым лицом, увидев в нем наводчика для самолетов, и сильно его била и даже бежала за ним. В больнице же она видела невероятно чудовищные эксперименты над людьми без всякой их воли.

В один из вечеров, закрывшись в своей комнате с Вариным алтарем, Юлия услышала внезапный вой сирен и начала выгонять своих близких из дома в ужасе и очень неразборчиво объяснять им, что сейчас будет возмездие божие и им, грешникам, нужно спасаться!

Уже потом, через два часа после мнимой бомбежки, покинутая родными, нелепо одетая, под осенним дождем, с бездонно печальными глазами, в ночи обычного двора, светя фонариком в небо, ожидая возмездия, Юлия увидела Иисуса Христа. Она неожиданно посветила ему прямо в лицо, а рядом стояла Варя. Варя лично его попросила прийти к маме, и он, разумеется, пришел. Христос стоял, такой знакомый до боли, с глазами в тысячи и тысячи раз печальнее Юлиных. Христос плакал оттого, что он всегда был так рядом и так близко, но никак не мог подойти и обнять, потому что люди принимают за Бога все что угодно, но только не саму Жизнь. И Юлия бросилась ему в объятья с невиданной жаждой быть спасенной. Он, и она, и Варя плакали до невероятной боли в сердце. Юля плакала навзрыд от невозможности больше хранить старинную клятву зла на сердце, и плакал Христос, и обнажалась все больше и больше простая истина: Бог есть бесконечная любовь! Она сильнее любого горя и зла. И увидела Юлия, что рядом с каждым Бог плачет от бессилия что-либо изменить, потому что любовь настолько большая, что даже позволяет быть всему, и даже тому, что люди называю злом. И зло тоже служит любви и только ради указания самого прямого пути к ней же самой в ее большем выражении, чем она была до этого. Бог ищет в себе самом любовь большего смысла и большей величины через каждого из нас. Зло — это указание к любви не безразличной, не замкнутой только на себе и родных. Только любовь реальна, а остальное нет, а зло — это заблудившаяся любовь ко всем. Варя обнимала маму и Христа одновременно и плакала оттого, что ее сердце освобождалось от многовековой идеи превосходства одних людей над другими. Все больше и больше доходило понимание до сердца Юлии, что сама любовь ведет людей к себе через все самые ужасные события на Земле, чтобы наконец-то человек стал человеком в высшем смысле этих слов. Только на любовь можно опираться в любом горе, потому что только любовь выводит тропками Бога к более сильной любви. И Юлия простила Андрея, увидев в нем носителя старого зла, которое носило сердце Юлии еще в большей мере — это зло называлось «формализм и показная любовь». Такая «любовь» даже в горе горюет напоказ.

Юля поняла, насколько сильно иллюзия массового превосходства ставит на место бога различных тиранов, которые решают, кому быть или не быть. Она сама разбомбила Дрезден в феврале 1945-го и сама построила концлагеря, но только чужими руками от личного бессилия найти в себе человека. Бесчисленное количество других идей выветривалось со слезами у всех троих. И вместо Юли, Вари и Христа все больше проявлялись люди в их изначальном состоянии восторженного бытия и благодарного сердца перед лицом великой и любящей Жизни. И даже самая главная идея, что Бог на нас прогневался, уходила тоже навсегда, забирая с собой целую плеяду суждений, кто достоин жизни, а кто — нет. Варя плакала, особенно о том, как трудно было принять свою смерть от своей личной озлобленности маленького человека, которая был каплей в большом зле. И она просто захотела тепла, и прежде всего для всех людей — это под силу даже самому маленькому сердцу. Как же важно иногда сказать доброе слово без всяких причин. Капля за каплей беда накапливается! Капля за каплей мы все создаем все беды. Капля за каплей рождается Гитлер. Капля за каплей, и кто-то случайно погиб. Капля за каплей, и падают бомбы, капля за каплей, и ты уже сам горишь в аду. Капля за каплей, и ты уже сам создатель ада. Капля за каплей, и ты считаешь себя лучше других. Капля за каплей, и ты готов напасть на «нелюдей», когда тебе говорит об этом твой выдуманный Бог.

Через день Юлия возвращалась в жизнь. Ее разум посветлел. Она говорила добрые слова просто в пространство. И дышала этим же освященным воздухом сама. Дочка улыбалась с картинки на столе в виде детского рисунка Вари с Богом в обнимку. «Спасибо, Варя, за Бога. Спасибо, мой друг Иисус! Теперь я все чувствую, и с этого момента все, что делают люди, они это делают со мной! Я не могу больше никого судить, все достойны жизни!»

Спустя время Юлия полностью восстановилась и вернулась в школу с великим посланием, что всему ответ любовь, и завела традицию уроков счастья для первоклашек!

А потом, когда в ближайшем супермаркете какой-то пьяный милиционер взял в заложники людей, Юлия туда смело пошла, потому что по телевизору было видно, что он почему-то босиком, и она понесла ему тапочки, чай и плед. Милиционерам она сказала, что ему просто холодно на сердце. Спустя всего несколько часов он плакал у нее на коленях, и его Душа очищалась от невыносимо тяжелой ноши превосходства. Точно так же, как у Юли всего пару месяцев назад оно очищалось в присутствии Христа, но только Христом в этот раз была обычная учительница обычной школы.