Путь

«Я устал! Какой смысл? Существование — это так мерзко. Бог, если он есть, примитивен, и жизнь — вечное бессмысленное вращение в никуда. Мне тошно смотреть на свои руки, которые бессмысленно перебирают вещи. Еще лет 40 такого перебора разной хрени, и конец. А потом снова. В следующей жизни я опять найду себе бабу, буду размножаться, а потом сдохну. Знаю уже это все наперед! Даже гребаная боль и смерть уже не проблема! Миллиарды лет бессмысленного созерцания хаоса перед глазами. Хоть бы рак меня забрал! Все поплачут и забудут! Нахрен это все нужно — су-у-ука! Космос — тьма. Солнце поглотит Землю через миллиард лет. Жизнь сама себя убьет, тогда зачем все это? Зачем? Зачем быть? Зачем?» Анатолий так засыпал в своих мыслях уже много лет — особенно когда стал жить один после развода.
«Поеду в Индонезию, найду школу дайверов, запишусь, а потом случайно утону вдалеке. Хочу, чтобы меня разодрали акулы! Хочу, чтобы от меня не осталось ни кусочка. Или в Перу упаду в реку с пираньями. Или Йеллоустоуне в гейзер с кислотой. Не могу больше!» Так начиналось обычное утро Анатолия.

Днем от избытка усталости и вечно плохого настроения на работе приходилось пить много кофе и курить. Вечером, как обычно, йога как дань моде и секс с подругой. И друзья, от которых уже воротит! Головные боли и апатия к жизни.

А ночью опять мысли о бессмысленности и жестокости космоса и смерти всего сущего! Зачем все это? Боль. «Хоть бы меня машиной сбило или током убило внезапно! Но только, умоляю, внезапно!»

Так и случилось — в Перу, в джунглях, около местечка Плайя Уасипарита, там, где река Гранде впадает в Тихий океан, внезапное мощное цунами смыло всю группу ищущих церемонии настоящей айваски вместе с Анатолием в океан, сильно побив всех семерых о камни и деревья. Шесть трупов плавали в прибрежных водах, их уже трепали крупные рыбы, а Анатолий с переломанными руками и ногами застрял в крупных кустарниках еще живой. Смерть услышала Анатолия, но, видимо, невнятно. Она решила его убить медленно.

Перед закатом шаман племени Шибибо-Конибо изучал лицо Анатолия, рассматривая его очень близко. Именно только от взгляда шамана глаза открылись, и маленькая надежда вспыхнула и так же погасла, как скоротечная жизнь нашего Солнца в перспективе вечности. Шаман был полностью равнодушен. Что-то еще стало умолять ртом, что-то хотело сказать о деньгах за спасение, но руки не смогли их достать из грудного кармана. Только всполохи боли сломанных костей, что-то крикнули, и Толя снова полусдох. Утром, открыв глаза, он лежал в выгребной яме племени. Голый, с опухшими руками и ногами от переломов, он плавал в нечистотах. Тучи мух диким роем носились вокруг, периодически кусали и норовили отложить в еще живом теле Толи свои личинки. Сверху стояли дети племени и смеялись над ним как над чем-то нелепым и потешным.

Днем в жару мухи сошли с ума, и их стало нестерпимо много! Приходилось погружаться полностью в нечистоты, чтобы они временно отставали. Толя умолял вытащить его — но его постигал ужас от своей обреченности и равнодушия индейцев, и он слабел. И главное, предстоящая смерть в нечистотах была настолько нелепой, что даже смогла удивить практически бессознательного Толика.

Дождь, передышка, а потом снова мухи и жара. Вечером, еще больше распухнув от укусов и психоделического яда местных мух, Толик закатил глаза и начал неистово молиться! Импульсивно, с полной сосредоточенностью, губы Толика начали фанатично с неистовостью католика повторять молитву: «Пепси — бери от жизни все!», «Жизнь хороша, когда пьешь не спеша!», «Перхоти нет!», «Мягкий словно бархат!», «Gillette. Лучше для мужчины нет!», «Росгосстрах. Все правильно сделал!». Из парализованного ужасом мозга Анатолия ничего больше не выходило! Только вбитая в голову реклама!

Шок от бреда и головная боль стали настолько сильными, что рой молитв усилился, и рот Толи выдал: «Пионер лучший в учебе, труде и спорте», «Пионер равняется на героев борьбы и труда!».

А потом: «Господи! Се сосуд Твой есмь: наполни мя дарованиями Духа Твоего Святого, без Тебя я пуст всякого блага, или паче — полн всякого греха. Господи! Се корабль Твой есмь: исполни мя грузом добрых дел. Господи! Се ковчег Твой: исполни его не прелестью сребролюбия и сластей, а любовию к Тебе и к одушевленному образу Твоему — человеку».

Глаза стали видеть туннель, и Душа Толи потянула вверх руки! Но боль стала нарастать до такой интенсивности, что он действительно увидел крах Вселенной, и нудные голоса ведущих телефильмов BBC сообщили ему повторно про ужасы Вселенной, что все тщетно, и Толя увидел, как даже Спаситель исчезнет вместе с гибнущей Вселенной. И даже он не в силах спасти себя самого!

Толя блевал этот мир убеждениями, их было неисчислимое количество, он видел, как даже любая прямая линия в архитектуре европейских городов содержит в себе боль сравнения с чем-то недостижимым. Его речь вся испещрена тональностью напряжения. Искривляясь в теле до страшных конвульсий, смешиваясь с дерьмом и блевотиной, глядя на смеющихся над ним аборигенов, Толя воплощал собой истинный образец европейской расы, давно уже живущей в информационной клоаке, не хватало только для подкрепления статуса превосходства европейца идеального костюма и саундтрека из фильма про Джеймса Бонда, и дерьма для контраста еще побольше. Мухи сидели прямо на глазах, которые были бешено раскрыты, и Толя увидел апофеоз унижения себя — самого идеального человека. Рефлекторно вскинул руки в порыве мести божией над аборигенами, и вдруг его лицо обрело ярко и отчетливо облик всех европейцев вместе взятых, в глазах которых был недостижимый и идеальный современный Бог из телевизора! Искусственный Бог любил только его в этот момент! Только его единственного, находящегося в говне в этой яме! А все остальные были нелюди! И из ушей Толика полилась кровь. И прямо на глазах из его позвоночника улетучился очень больной дух мировой информационной грязи. Все, что уши Толика слышали за всю жизнь, это была коллективная песня идеального человека. Все, что из себя представляет европейский человек, это вечный ад сравнения себя с идеалом. Все, что делает вся Земля белокожих, — это боится идеала и бесконечно служит ему. Идеал любит тебя! Он диктует правила распределения любви! Вся реклама заряжена болью сравнения! Соответствуй, соответствуй, соответствуй — кричит все созданное белокожими! Каждая своя мысль становится чужой тебе, и каждое действие не твое, и даже твое тело принадлежит не тебе!

Боль и унижение достигли своей цели, из Толика улетучился недостижимый идеальный Бог, та самая самооценка, которая медленно пропитывала его всю жизнь, начиная от родителей, заканчивая экзаменами в институте и просто образом жизни из рекламы. Все хотели идеала от него! Насилие над собой кончилось, и он что-то с нежной улыбкой блаженного произнес совершенно самопроизвольно, и его достали из ямы! Впервые за много лет его рот залепетал без боли, как маленький ребенок!

Утром он лежал в кровати, обмазанный целительным бальзамом и счастливый до невозможности без причин, с абсолютно пустой головой! Эго переломилось, и Толик весело бормотал, как маленький, слушая ушами так наивно, как это делают все существа, в которых течет только жизнь и ничего больше! Его счастливая наивность переплеталась с речью индейцев, и к вечеру он понимал их язык, потому что в их языке не было никакого насилия над собой и над другими и не было гордыни исключительности. Мухи же вдалеке продолжали петь свою песню о счастье быть неидеальными! Тело заживало очень быстро, потому что Толик ничего от него больше не хотел. Боли совсем не было. Хотелось жить от сердцевины существа. Только голова стала ясно понимать, насколько может быть опасна идея любящего тебя единственного Бога, придуманного людьми! Такая любовь лишает тебя жизни даже при наличии природного права жить, как хочешь именно ты, оставляя для тебя только боль сравнения, от которой сдохнуть хочется постоянно, играя вечно напряженную роль идеального себя! Есть только жизнь и ничего больше, говорила вокруг изначальная тишина! И не было вокруг ни одной прямой линии — вся природа живет, как ей хочется — это и есть путь, в котором нет никакой боли стремления к идеальному. Все есть Любовь, и она грандиозна, и у нее точно есть безграничные силы, чтобы принять тебя полностью, без остатка, до самой темной стороны Души и Тела! В походке и голосе с тех пор у Толика поселилась радость и покой и стало очень уютно внутри самого себя! Спустя время этот уют распространился на внешнюю жизнь, и все стало радовать, потому что хотелось и делалось только то, что радовало. Голос жизни укреплялся, Душа расцветала, в Толике пробудилось что-то божественное от самой Жизни. Глаза его стали видеть повсюду доказательства существования любящего Бога, который не просто позволял ему быть неидеальным, но и сам был сущностью всех неидеалов и просто улыбался всему, как младенец, через глаза каждого существа!