Самайя

Октавиану очень нравился порт Генуи. С самого раннего детства он влюбился в корабли. Особенно ему нравились чужестранцы на кораблях. Он радостно, как ненормальный, бежал в порт, особенно когда пришвартовывался какой-нибудь незнакомый корабль. Словно он ждал необычайно важной встречи с кем-то очень важным для него. В порту всегда было что-то необычное: торговцы Средиземноморья привозили не только товары, но еще и запахи. Для Октавиана запахи порта были гораздо интереснее, чем все остальное. Он дышал портом всей грудью! Он хотел уловить что-то знакомое и родное в воздухе.

Со временем он прижился в порту. Из-за своего дружелюбия он нашел там даже работу, будучи еще подростком — он стал толмачом между разными диалектами, языками и численными и весовыми понятиями. Очень уверенно говорил уже на пяти языках Средиземноморья.

Его влиятельная торговая династия Гримальди планировала основать биржу, на которой как раз требовался такой расторопный управляющий — они воспитывали в нем торговца. Городу нравился Октавиан, но со временем его интерес к порту стал угасать. Он чаще бродил просто по пляжу и почему-то стал сильно без причины тосковать. Ему было шестнадцать лет, а тоска в его глазах была тысячелетней. Его несколько раз находили сильно заплаканным на кромке моря.

Он очень часто просыпался ночью в сильном страхе, особенно когда его родители стали подыскивать ему невесту в соседних влиятельных кланах Фиески и Спинола. Он истинно хотел исполнить волю родителей и даже клятвенно обещал держаться правил семьи и торговой чести. Он даже обещал, что в будущем обязательно попробует себя в выборах, чтобы стать дожем Генуи.

Время шло, Генуя стала богаче, чем все соседние королевства. Власть торговых гильдий была очень велика. Октавиан благодаря своему портовому опыту был идеальным кандидатом на выборах. Но к этому времени его очень сильно мучили головные боли, от которых ему приходилось плакать по нескольку дней, и только тогда они проходили. А в двадцать два года он уже был женат на очень красивой дочери дона Амброджо Спинола-Дория — Полинессе Спинола.

Свадьба была очень пышной. Друзья Октавиана были элитой Генуи. Октавиан утопал в жизненных возможностях, и в день его свадьбы в честь их семейства были устроены бои львов и рабов в амфитеатре Генуи. В Геную часто корабли стали привозить рабов из завоеванных колоний. Рабы и львы — это было сильное зрелище, которое было основным развлечение Генуи в последнее время. Отборные воины врагов сражались со львами. Кровавая жизнь, кровавая игра!

В двадцать восемь лет Октавиан стал дожем Генуи. Замечательные дети, замечательная жизнь в величии. Полная власть над колониями и могущество, равное императору Рима. Порт был для Октавиана чем-то сродни второму трону. Его там все очень уважали, и его семья благодаря порту набирала мощь от раскрывающихся торговых возможностей. Это был мощный расцвет его родной Лигурии.

Завтра в город должен был прибыть сам Диоклетиан, император всей Римской империи. Нужно было лично проинспектировать всю Геную, особенно порт.

В этот день в порт прибыл новый корабль с большой группой рабов. Их выстроили в строй для продажи. Шел аукцион.

Их взгляды встретились, Октавиан едва устоял на ногах. Напротив Октавиана в строю рабов стояла красивая негритянка, взгляд которой Октавиану было ни с кем не перепутать. Она была реальна! Господи, она была реальна! Долгими детскими поисками в порту в раннем детстве он ждал только ее. Он бегал в порт, чтобы увидеть только ее. В порту он смотрел на цвет кожи прибывающих иноземцев, потому что он хотел увидеть ее родных, чтобы узнать, как ее найти. Он буквально ее вынюхивал. Сейчас Самайя была напротив Октавиана, а он стоял напротив нее в окружении своей свиты. Ее он любил все свои жизни!

Но она была уже куплена. В этот момент головная боль стала нестерпимой — Октавиан потерял сознание и разрыдался, как мальчишка.

Когда он пришел в себя, рабов уже уводили. Самайю купили конкуренты из клана Фиески.

Ночью Октавиан слезно с болью раненого зверя стенал у себя в саду. Его цель жизни была так рядом. Он всю жизнь ждал Самайю. Он только и делал, что ждал. Их союз был настолько божественным, что сам Бог не знал такой любви ни в одном из миров. Они с Самайей договорились еще до рождения встретиться, но ветра жизни унесли одного в Геную, а другую в Марокко. Один стал знатным вельможей, а другая — пленницей его соплеменников и рабыней. Но Октавиана было уже не остановить. Он решил любой ценой быть с Самайей.

Следующим днем в честь императора в колизее Генуи был дан пышный прием. Октавиан думал только о Самайе и одновременно принимал императора как дож республики Лигурия. В середине приема выпустили льва и львицу для развлечения императора и… Самайю для женского гладиаторского боя! Самайя была с кинжалом, а лев и львица были злы и голодны.

Любящее сердце было уже не остановить! Октавиан взревел, как свирепый лев, и прыгнул к ней. Он так сильно рычал, он словно полностью исполнился в рыке льва и правителя ради нее! Он был воистину настоящим царем в этот момент. Он стоял перед ней напротив львов, а она позади. Она обняла его так нежно! Он защищал ее так благородно, как настоящий любящий истинный муж! Он был мужем в этот момент, он впервые в своей жизни испытывал настоящую царственность — это была власть Бога и Богини в сердце мужчины — это была самая любовь! Он любил ее — она любила его, и поэтому они были в полной безопасности! Лев и львица припали к их ногам, как котята. Все регалии пали перед истинным титулом мужа, любящего свою возлюбленную! Самайя была его подлинной царицей! Он хотел служить только ей! Он ее так любил всю жизнь, как и все жизни до этого! А она любила его. И они ушли в свою жизнь, полную истиной любви мужа и жены, как задумано природой изначально, под взглядами всей знатной Генуи!