Я и мои самолёты, глава 2

ГЛАВА 2

Уроки «Мот»

В жизни начинающего лётчика есть три великих момента: первый самостоятельный вылет, получение летного свидетельства (или «крылышек», если он готовится к строевой службе) и второй освоенный тип в летной книжке.
Моим вторым типом был биплан Де-Хэвилленд «Джипси Мот».
Она была приятной штучкой – её хрупкие складные крылья создавали впечатление исключительно деликатного, изящного полета (англ. Moth – мотылек, моль). И тем не менее, она была крута. Она пересекала пустыни, горы, моря, джунгли и снега; била рекорды, много рекордов: например, перелет из Лондона в Австралию, который в одиночку совершила Эми Джонсон – это казалось невозможным; она боролась со штормовыми ветрами, песчаными бурями, ливнями, муссонами, градом и даже с величайшим ужасом из всех – с кучево-дождевыми облаками. Она вписала в летные книжки десятки тысяч налетанных часов, задолго до того, как я поднял ее в воздух самостоятельно.
Существует три серьёзных вещи, которым начинающий пилот должен научиться, если хочет пережить период становления: следить за скоростью («Не забывай, как летают птицы: они не валятся на крыло и не входят в штопор»); всегда следить за тем, что происходит вокруг; не быть излишне самоуверенным. Не усвоив эти три вещи, ты – кандидат на кладбище.
«Джипси Мот» спас мне жизнь; интересно заметить, что, когда это произошло, мой налёт составлял двадцать два часа, из них девять с половиной – самостоятельно. Я вступал в свой первый опасный период…
Это произошло в туманный воскресный полдень в летном клубе Саутхенд. Я провёл утро, помогая нашему единственному механику чистить и заправлять самолёты клуба: три «Кадета» и один «Мот». Подготовив все самолёты, я по очереди выкатил их, приподнимая за хвост, и выстроил в линейку в 50 ярдах от ангара, направив носы на автостоянку и места для публики. Поскольку я часто помогал в работе, мне разрешали свободно ходить по запретной территории вокруг ангара, и тем утром я использовал это по полной. Примерно пятьдесят зрителей ожидали начала полётов, и я устроил образцово-показательный аврал для них и для себя лично: ставил колодки под колеса, протирал стёкла, поднимал капотные створки для осмотра двигателя, карабкался на центропланы для проверки количества топлива в верхнем баке – прилежно выполняемая, но ни разу не любимая гимнастика! Когда к полудню прорвалось солнце, туман рассеялся, и мистер Блоу, новый старший летный инструктор, сменивший на этом посту мистера Лонгфилда, объявил, что погода позволяет летать, я понял, что имею блестящую возможность показать публике, что я не умею не только работать на самолётах, но и летать на одном из них!
Быстрая проверка финансов показала, что по деньгам я укладываюсь в 15 минут (7 шиллингов шесть пенсов!), но три посадки конвейером должны были с лихвой убедить присутствующих что я, черт возьми, пилот! Мистер Блоу охотно дал мне разрешение, и, подхватив шлем, я кинулся к «Мот». Механик работал в ангаре, но я не удосужился его позвать -  я хотел также продемонстрировать, что могу и пропеллер крутануть!
Я вызвал заинтересованное оживление у публики. «Я говорю, это точно, что тот парень не собирается лететь»? и «Эй, Фред, это же тот парень, что работал на самолётах – он собирается лететь на одном из них» и «О Боже, он заводит мотор самостоятельно!» - воображал я их разговоры. Я в небрежной манере запустил двигатель, убрал колодки, устроился в кабине, вырулил и развернулся на ветер – дул лёгкий бриз с юга. Только в эту минуту до меня дошло, что взлетать придется строго в направлении зрителей!
Трижды я взлетал у них над головами, с каждым разом опускаясь чуть ниже.  Возможно, будь у меня чуть больше денег, я бы, в конце концов, взял бы слишком низко – хотя, если поразмыслить, высота, показавшаяся мне безумно малой на третьем проходе, в действительности составляла пятьдесят футов или больше.
После третьей посадки я подрулил к стоянке, постреливая двигателем на манер истребителя I мировой войны.  Боковым зрением я приметил, что мистер Блоу появился на веранде клуба, а затем целенаправленно зашагал к ангару – но я его проигнорировал. Я картинно газанул, рассчитывая получить овации от зрителей.
Три «Кадета» были припаркованы носами на зрителей, но я решил развернуть «Мот» в другом направлении: быстрое движение рукояткой газа почти до упора, как я думал, станет финальным аккордом, угостив их песком и камешками. Беспечность заставила меня забыть о ветре, а он, между тем, изрядно усилился, пока я был в воздухе.
Я подрулил к зрителям; я дал газ и развернулся сперва боком к ветру, затем по ветру. В результате, меня поддуло сзади, я попытался это исправить, но тормозов на «Мот» не было, а стоянка с другими самолётами оказалась слишком близко. Я уже ничего не мог поделать.
Стоимость двух поломанных пропеллеров, покромсанных плоскостей и перебитых растяжек оплатила страховая компания. Но они не оплатили клубу стоимость потерянных летных часов в прекрасные выходные дни, когда из четырех самолётов в летном состоянии внезапно остался только один!
До сих пор помню, как я себя чувствовал, сидя в кабине «Мот» в окружении обломков в ту секунду, когда мистер Блоу явился из клуба. Я все еще испытываю жгучий стыд от публичной порки, устроенной им на глазах у довольной публики. А багровый румянец на щеках, великолепно отображенный на цветной пленке «Техниколор», без сомнения, был лучшей частью моего шоу.
Урок был хорошо усвоен, и память о поломанных крыльях, с лёгкостью превратившихся бы в окровавленный остов, лишённый обшивки, не покидала меня всю мою летную карьеру. Много, много раз впоследствии мне пришлось стать свидетелем ненужной гибели пилотов, поддавшихся острым ощущениям и опрометчивой радости полета; в незамутненном ликовании они бросались немедля показать обретенное счастье земляным червякам, окопавшимся где-то в земных низинах. На короткий срок они открыли для себя ослепительную свободу небес, не уяснив, что свобода в любом царстве-государстве обретается только за счет ответственности.
Судьба, в лице биплана «Мот», преподала мне этот урок.