Повесть об отце Гл. 24 Летуны, рвачи и дезертиры

          
  Данная глава – не выдумка. Все фамилии и приказы взяты из документов
  Пищальского лесохимического техникума и датированы 1931-35гг.
  Мой отец, Ёлышев  Михаил Корнилович, оставшийся в раннем детстве без
  родителей, прошёл трудную школу жизни. Одним из её этапов был техникум.
  В данной главе показана жизнь студентов, какой она была на самом деле.
   ***


   Многое пришлось увидеть и пережить Михаилу за годы учёбы в Пищальском техникуме. Были успехи и разочарования, небольшие радости и горестные минуты, но он взрослел, мужал, познавал жизнь во всех её проявлениях.
   В целом, жизнь в техникуме отражала то, что происходило в стране, как в политическом, так и в экономическом плане. Администрация и общественные организации строго следили за тем, чтобы соблюдались все требования к учащимся и работникам учебного заведения. За прогулы, академическую задолженность, за малейшее неподчинение требованиям директора и преподавателей студенты наказывались и порой очень строго. За годы учёбы Михаил не раз был свидетелем того, как они исключались из техникума без права поступления в другие учебные заведения сроком на два года.
   
  Ярким примером был его друг Гринька Сухов, который на несколько дней задержался дома, помогая матери убрать картошку, 
  Татьяна Гребнева, которая приехала из небольшого вятского села, училась с ними в одной группе. Была, правда, ленивой. Не раз просыпала и опаздывала на занятия, как-то осмелилась и с подругой прогуляла несколько занятий. За эти, как ей казалось, мелочи, была наказана материально: за каждый день бухгалтерия удержала с неё в двухкратном размере. Пришлось нерадивой студентке немного попереживать: каждый рубль на счету был. Плюс ко всему ещё и строгий выговор заработала.
   
   Михаил надолго запомнил, как на одном из заседаний члены профбюро разбирала дело Веньки Трофимова, неглупого парня, который ко второму курсу совсем обленился, скатился на тройки, а потом и совсем стал отставать от остальных студентов. Один из профкомовцев так разошёлся в своей речи, что назвал Трофимова митрофанушкой, который разлагательски действует на остальную массу и всем следует мобилизоваться на борьбу с таким «митрофанством». Правда, не все из присутствующих поняли этот призыв, но к Трофимову прозвище «митрофан» прилипло надолго. А он и не обижался: что было, то было.
   
   За прогульщиками, дезертирами и летунами был установлен строгий контроль. Их поведение обсуждали на заседаниях групп, профкомитета, учебных «треугольников», но летунов и двоечников от этого меньше не становилось. Особенно доставалось, так называемым, дезертирам. С ними разговор был короток.
   Всем запомнилась Тинка Глушкова, которую командировал на учёбу промсоюз.  Ох и хитрущая была девка.  Вроде и способная, и училась неплохо, но лекции слушала невнимательно, при случае не упускала возможности уйти с занятия, притворившись больной. А потом и вовсе придумала провернуть аферу. Написала письмо в командировавший её союз, мол, её исключили из техникума, и на дорогу нужны деньги. Пока разбирались, пока переписывались, выяснилось, что Тинка – большой спец по таким делам и махинациям. Потом ещё кое-что вскрылось.
 
   После неоднократных бесед администрации техникума ничего не оставалось, как исключить Глушкову из числа студентов, что и было указано в приказе: «за манкирование и организацию разных провокаций». Причём, исключить без права поступления в учебные заведения в течение двух лет и  возбудить судебное дело о взыскании с нерадивой студентки через командировавший её союз сумм, израсходованных техникумом на её содержание.
***
   Подобных хитрованов перебывало в техникуме немало. Жульничать умудрялись многие. Когда Михаил заканчивал учёбу, в соседней комнате поселились студенты первого курса. Два неразлучных друга Марьин Сергей и Титов Пётр прибыли из северных краёв. Неудивительно, что они сошлись вместе и заодно проворачивали свои делишки.
  Мало того, что дружки прогуливали занятия, они каким-то неведомым образом умудрялись жульнически получать дополнительные рационы и пайки. Сами сыты были, ещё и хлебом приторговывали.
  Пожировали друзья недолго. Их быстро вывели на чистую воду и наказали по всем правилам.

   Многим запомнился Анатолий Худянов. Был такой франт на третьем курсе. Прилично одетый, напомаженный и… наглый до безобразия. Всегда был чем-то недоволен. То в столовой плохо готовят, то в общежитии плохо убирают, то преподаватели плохо читают свои лекции.
  Однажды он разошёлся и прямо на занятии сцепился с преподавателем, обвинив его в некомпетентности и непрофессионализме. А потом и вовсе послал учителя к чёртовой матери.
 
   Разбирали его поведение в группе и на профсоюзном собрании, но ему было наплевать на все замечания.
  Директор объявил Худянову строгий выговор с предупреждением, что если ещё раз с его стороны будет замечена «подобная вылазка», будет поставлен вопрос об исключении из техникума.
   Выступая на студсовете, Афонин решительно заявил:
       – Прошу профком и комсомольскую ячейку ещё раз обсудить поступки Худянова под углом решительного обращения безобразного отношения к преподавателям, мобилизуя решение партии о внимательном отношении к специалистам. Данное решение опубликовать в газете.
   Правда, Тольке повезло. Спустя время выговор сняли, принимая во внимание, что он исправил своё поведение и доказал это своей активностью.

   Одно время нападки на преподавателей стали обычным явлением. Вот и слушатели третьего курса Игошин и Куршаков обвинили одного из преподавателей в либерализме оценки знаний на зачётной сессии. А когда их поведение стали разбирать на заседании профкома, явились в изрядном подпитии. Отделались тогда строгим выговором и штрафом.
    То, что некоторые слушатели «грешили» этим делом: тайком приносили в общежитие спиртное, знали многие. Но выдавать выпивох не спешили: пусть сами разбираются.
 
   Объектом шуток на долгое время стал Колька Патрушев, который незаметно пробрался в спирто-фрикционный цех промышленной лаборатории и украл фляжку спирта. Мало того, что ему попало за воровство, ещё и поступок назвали классово чуждым «в борьбе за сохранение социалистической собственности». И это было страшнее всего.
Но как-то обошлось. Влепили незадачливому воришке выговор, занесли в личное дело, ещё и разобрали на заседании профкома. Самое главное, похищенного спирта не обнаружили, фляжка оказалась пустой. Никто так и не узнал, куда Колька слил содержимое. А друзья при встрече частенько напоминали
   – Колян, куда спиртишко-то дел. Хоть бы поделился.
   Колька сначала огрызался, а потом смирился и стал так же отшучиваться, мол, всё выпил, тем более, закуска с собой была.
Но шуму та история наделала немало.

 ***
    Очень серьёзно стоял в техникуме национальный вопрос. Среди учащихся были татары и чуваши, марийцы и вотяки (удмурты).  Их дразнили, унижали, иногда доходило до рукоприкладства. Но больше всего доставалось студентам евреям.
После одного случая, когда третьекурсники Борька Шильников и Васька Резниченко избили Марка Пузовского, было срочно проведено общее собрание всех учащихся.
   Группа Шильникова, куда входили ещё несколько студентов, долгое время занималась травлей «нацменов» или «националов». Так в техникуме называли представителей других национальностей. Презрительное, пренебрежительное отношение выражалось во многом: в резких выступлениях, выкриках, оскорбительных надписях. Нередко применялась физическая сила.
   Борьку тогда исключили их техникума. 
 
   Приказ директора гласил: «Шильникова Бориса «как носителя буржуазно-национальной идеологии, дошедшего в своем поведении до физического избиения нацмена (еврея) Пузовского, из техникума исключить на год, предоставив ему право докончить техникум после годичного перерыва с отзывом общественных организаций о его общественной работе и отношении к нацменам по месту его работы».
   Борька уехал в спешном порядке, и о его дальнейшей судьбе так никто и не узнал.

   Был в техникуме ещё один любитель поскандалить –  Мотька Докшин. С самого начала учёбы он выкрикивал лозунги, вроде того, что татар и чувашей надо ликвидировать, как вредный элемент, и выгнать из техникума. Больше всего доставалось Алику Аносову – худосочному, бледному подростку, маленького росточка. Дать обидчикам сдачи он не мог, а пожаловаться в дирекцию боялся. Докшин предупредил, мол, если что, при случае прибьёт.
   
   То что он мог прибить, сомнений не было. Тычки и подзатыльники он раздавал направо и налево, связываться с ним никто не хотел.
  Осмелев от безнаказанности Докшин изрезал шинель Аносова, а потом вытер ею пол в комнате.
   Хорошо, что вмешались старшекурсники. За мастерской ему устроили «тёмную» и хорошо отметелили. Кто бил, пострадавший не узнал, но Алика оставил в покое.

  На заседании профкома вопрос о Матвее Докшине был поставлен очень остро, сам председатель  и директор техникума гневно клеймили своего подопечного, внушали, что принцип ленинской национальной политики  – это коллективное содружество разных наций СССР, что трудящиеся под руководством партии большевиков строят бесклассовое социалистическое общество, что на данном этапе надо быть особо бдительным и с корнем пресекать всякие проявления великодержавного и национального шовинизма и примиренческого отношения к ним.
  И конечно же, призвали всех слушателей техникума к борьбе со всякими проявлениями шовинизма и антисемитизма.

  Атеистическую работу тоже не упускали из вида. Так почти в самом конце учёбы Михаил увидел на доске объявлений приказ директора об отчислении из техникума студентки 2 курса промыслового отделения Тишковской Татьяны. При поступлении  она скрыла своё социальное происхождение: была дочерью священника. 
  Мало того, что исключили, за скрытие соцпроисхождения на основании Постановления  ВЦИК и ССР о поступлении в учебные заведения, её дело передали в народный суд.

 Михаилу запомнилось многое. Четыре года учёбы даром не прошли. Но жизнь шла своим чередом.
 
****
  И вот сданы все экзамены. Диплом об окончании техникума в руках. Бывший сирота и беспризорник стал дипломированным специалистом-техником.
По распределению друзья разъехались по городам и весям необъятной родины. Вовка Емельянов – в Карелию,  Витька Кузнецов –   в Башкирию,  кто-то – Челябинскую и Вологодскую области.
  Михаил был направлен в Горьковский край. Так  было написано в направлении.
Получив подъёмные, расчёты по стипендии, друзья собрались в общежитии на прощальный вечер. Было весело и немного грустно. Наступила пора самостоятельного взросления без всякого догляда преподавателей и воспитателей.
На утро  большинство выпускников  с чемоданами и вещмешками стояли на пристани, ожидая попутного парохода. Кто-то уехал на подводах, за счастливчиками приехали родные.

 На снимке: Приказ об отчислении Татьяны Тишковской

  На этом заканчивается первая часть повести. Отец начал самостоятельную жизнь. Думаю, с читателями, которых повесть заинтересовала, встретимся нескоро. Но работу не прекращаю.