Я и мои самолёты, глава 24

ГЛАВА 24

"Лайсендер" по-немецки

Я обнаружил "Хеншель-126" 12 ноября 1942 года, возвращаясь после штурмового удара по большому скоплению вражеского транспорта возле Тобрука. Я все еще был в составе 450-й эскадрильи RAAF. Аламейн был уже взят, и мы трижды меняли место дислокации, чтобы поспеть за быстро наступающими частями 8-й армии - 6-го ноября мы были в Дабе, 9-го -  в Сиди-Ханеш, 11-го ноября - на оперативном аэродроме L.G. 76, в пустыне, в 25 милях к югу от побережья.
"Хеншель" был найден в отдалённом месте, в сорока милях к западу от нашего временного аэродрома и примерно в тридцати милях к юго-западу от Соллюма, почти на самом краю крутого склона, выходившего на береговую черту у печально известного Адского прохода (участок железной дороги в Бирме, где трудились военнопленные из Британии, Австралии, Голландии и других стран – пер.). Ближайшее место на карте, имевшее название, именовалось "Дом-На-Полпути", но на полпути куда, или откуда – я так и не выяснил. Там не было ничего – ни дома, ни даже тропы. Просто каменистая пустыня, которая уходила всё дальше, дальше, дальше…
На следующий день я проснулся с гнусной болью в голове – местная водка, зибиб, ужасная гадость, если пить не в меру – и был уведомлен, что нас снова перебрасывают, на этот раз в Гамбут. Пытаясь справиться с тем, что я счёл похмельем, я спросил разрешения выдвинуться вперед на грузовике, чтобы отыскать брошенный неведомым образом самолёт противника. Мы отправились в путь на аэродромном грузовичке – четыре пилота и я, а наш инженер, капитан Хью Гаф, следовал за нами на трёхтоннике с провизией, в компании механика и настройщика.
Прошло не так много времени до того, как мы прибыли в район поиска, встретив, между прочим, пятерых летчиков из SAAF на джипе – охота за брошенной техникой была в то время популярным развлечением в пустыне, и весьма оживленным состязанием!
Крыло, высоко поднятое над фюзеляжем, завиднелось как раз после полудня, когда мы уже подумывали о возвращении. Самолёт, выкрашенный в темные камуфляжные цвета, скрывался в низине – вот почему поиск был таким безуспешным. Мне и по сей день непонятно, почему его бросили в таком пустынном месте. Потёки масла на фюзеляже, возможно, означали течь, но, как оказалось, маслобак не пуст – запаса вполне хватало для перелета в Гамбут. Топлива было более чем достаточно. Сама собой пришла мысль, что самолёт был сбит. Приблизившись к нему с опаской – а вдруг там мины-ловушки? – мы, однако, не обнаружили ни пулевых отверстий, ни крови, ни хитро придуманных "подарочков", рассчитанных на неопытность. Единственным ключом к догадке были масляные пятна и веревка, свисавшая из открытой задней кабины. На цельнометаллическом фюзеляже имелась маркировка: 5F+CK. Кто-нибудь может выяснить историю этой машины?
Ну что ж, вот и он, приподнявшийся на высоких опорах неубирающегося шасси, словно вставший на цыпочки - намного больше, чем казалось с воздуха. Черные кресты, аромат смерти, странным образом присущий немецкой авиатехнике, удушающая жара в каменистой низине -  все эти явления, плюс похмелье, загнали меня в меланхолию, настолько не стыкующуюся с моей обычной жизнерадостностью, что все дружно решили, что я сдрейфил. Честно говоря, оно так и было – уж не знаю, почему.
Хьюи и его наземная команда тщательно осмотрели самолёт, а четверо пилотов-австралийцев потратили остаток дня, закрашивая кресты голубой краской. Красной краски у нас не нашлось, так что кокарды мы не рисовали. Вместо этого, мы украсили крыло надписью ДАЁШЬ ТРИПОЛИ! – чтобы безоговорочно утвердить себя в качестве новых владельцев.
Мы устроились на ночлег в спальных мешках, под звёздным небом: Хьюи, механик, сборщик и я. Остальные отбыли в Гамбут на грузовичке. До побережья было очень далеко, и кругом царила абсолютная тишина. Мне не спалось - я изводил себя мыслями, смогу ли я взлететь, не откажет ли двигатель, не…в конце концов, я таки отрубился, но все мои сны сводились к одному и тому же -  "Хеншель" капотирует на взлете и мгновенно превращается в огненный ком.





















870-сильный двигатель BMW-132 был оснащен инерционным стартером, но по какой-то причине полностью заряженная батарея не была подключена. На следующее утро мы попытались запустить двигатель, раскрутив маховик стартера импровизированной рукояткой. Рукоятка неизменно слетала до того, как нам удавалось раскрутить механизм до нужных оборотов. В конце концов, Хьюи оседлал капот, зажав батарею ногами. При помощи изолированных плоскогубцев и  двух отрезков немецкого телефонного провода, контакт удалось наладить. Я накачал бензин в пусковые камеры при помощи заливочного шприца (сколько ж раз надо качнуть?…) и включил бортовое питание. Провода задымились от нагрузки, но продержались достаточно долго, чтобы механизм набрал обороты. Я включил сцепление. Трехлопастный винт дёрнулся и пришёл во вращение. Двигатель "схватил" в спазматической манере и ожил, яростно кашляя черным дымом. От мысли, что мне придётся лететь на этой чёртовой штуке, меня трясло в кабине, словно новобранца перед атакой.
Хьюи настоял на том, что он полетит со мной, и я тщательно проверил, всё ли закреплено в задней кабине, до того, как пристегнуться. Потом я взлетел. Я дал полный газ, двигатель зашёлся рёвом, самолёт заскакал по камням, и мы очутились в воздухе – как мне сказал позже механик, мы пробежали до отрыва всего шестьдесят ярдов.
Меня по-прежнему трясло, так что я закрыл фонарь. Я сделал вираж над трёхтонником, миновал спуск к морю на высоте пятьдесят футов и выбрался на прибрежную дорогу. Здесь нас облетела парочка "Спитфайров", и Хьюи ругнулся после близкого разрыва скорострельной зенитки. К счастью, в нас не попали. Я нашёл аэродром в Гамбуте, выпустил щитки, выполнил заход, держа фиг его знает какую скорость и умудрился посадить "немца" довольно гладко.
Каков он был в воздухе, "Хеншель-126"? Честно говоря, припоминаю с трудом. Управление двигателем оказалось довольно грубым, управление самолётом – тяжёлым и с вялой реакцией. Скорость отрыва и касания – невероятно низкая. Кабина, на удивление, была сложной, с отменной приборной оснасткой.
Вскоре после посадки я попался на глаза медика, который проявил настойчивость и померил мою температуру. Тропическая лихорадка, москитная лихорадка – а я еще удивлялся, чего это меня так трясёт.