Аттестация

               
                Командиру вертолёта МИ–8               
                Вячеславу Чупову посвящается               
                Описываются события середины               
                восьмидесятых годов прошлого
                столетия

Владислав вошёл в купе скорого поезда, выложил из дорожной сумки на столик домашнюю снедь, приготовленную заботливой женой. Уложил свои вещи на полку и только приготовился перекусить перед дальней дорогой, как дверь в купе открылась, и в проёме появился мужчина крупного телосложения.
– Здравствуйте! А мы ваши попутчики, –  рассовав по полкам свои пожитки, представился тот, – заходите.
В купе вошли дородная женщина и совсем юная девушка с осиной талией. Женщина и девушка сели на диван напротив Владислава, а мужчина рядом с ним.
– Давайте знакомиться, – предложил мужчина, – меня зовут Николай, а это моя жена Анна и дочка Елена. А Вас как зовут?
– Владислав…я так понимаю, вы до конца.
– Да, вот едем в Хабаровск, дочку везём поступать в консерваторию.
– А на какой факультет?  – обращаясь к Лене, спросил Владислав.
– По классу рояля.
– Я тоже когда-то поступал в музыкальное училище.
– А на каком инструменте Вы играете? – спросила Лена.
– На баяне.
– И как, поступили?
– Нет, я диктант по сольфеджио на двойку написал, мне в приёмной комиссии предложили переписать его, говорят: «Сейчас остальные закончат сдавать, и заново напишешь. Ты же по специальности на пятёрку сыграл, подумаешь сольфеджио, это дело наживное». Я им ответил: «Нет, если уж не получилось, то не надо». Так что карьера музыканта для меня прошла стороной, а так для души, в хорошей компании я с удовольствием играю. Да и дома, когда настроение есть.
– Судя по Вашей форменной одежде, Вы летчик? – Спросил Николай.
– Да, летаю на вертолёте. Вот еду в дальневосточное управление гражданской авиации на аттестацию.
– Это понятно, я тоже раз в пять лет прохожу аттестацию.
– Коль, ты нашего попутчика совсем заговорил, человек может перекусить хочет, а ты со своими разговорами пристаёшь, – вмешалась Анна, выкладывая свои продукты на стол, и, обращаясь к Владиславу, предложила, – а давайте с нами, я такую курочку приготовила, пальчики оближете.
– Нет, благодарю, – отказался Владислав, разворачивая свои пакеты с едой,
– мне жена тоже всяких вкусностей приготовила в дорогу.
– Владислав, а давайте перейдём на «ты» – предложил Николай.
        – Давай, я не против. А ты какую аттестацию проходишь, кем работаешь?
– Я работаю на машиностроительном заводе начальником отдела в управлении главного технолога.  По регламенту нашего предприятия все руководители раз в пять лет должны проходить аттестацию по промышленной безопасности.
– Понятно, а вот у меня аттестация внеплановая.
– Это как понять? – спросила Анна.
– Да у меня в одном из полётов возникла аварийная ситуация, пришлось сажать вертолёт в режиме авторотации.
– Чего, – спросила Лена, – а это что такое?
– Авторотация ; это режим самовращения воздушного винта вертолёта, при котором энергия, необходимая для вращения, отбирается от набегающего на винт потока воздуха.
– А как это происходит? – спросил Николай, – каким образом энергия отбирается?
        – При штатном полёте вертолёта, с включённым двигателем, воздушный поток поступает сверху и выходит снизу, несущий винт работает в режиме «пропеллер». В режиме самовращения, несущий винт вертолёта раскручивается от встречного набегающего потока снизу, одновременно создавая подъёмную силу, так как вертолет снижается при авторотации.
– Вот теперь понятно, а почему так произошло, что пришлось сажать вертолёт в таком режиме? – спросил Николай, беря со стола кусок курицы с хлебом.
        – Дело было так, – начал повествование Владислав, разворачивая пакет с пирогами.
– У нас в отряде был разбор полётов, заходит начальник штаба и говорит: «Сегодня утром в тайге на вынужденную посадку сел самолёт АН–2 с двенадцатью пассажирами». И спрашивает нас: «Кто сможет слетать и вывезти пассажиров, а туда отвезти комиссию для расследования причин ЧП? Комиссия из 9-ти человек прилетает в Благовещенск из Хабаровска на ЯК-40, она пересядет к вам на вертолёт, и полетите на место происшествия». Ну, я встаю и говорю: «Я могу слетать, но экипаж мне подберите, а то у меня второй пилот в отпуске, а бортмеханик на больничном». В общем, подобрали мне второго пилота и бортмеханика, и мы пошли на участок, куда члены комиссии должны были прибыть на самолёте. Приходим на участок, а члены комиссии уже там. Сели в вертолёт и полетели. Прилетаем в район Шимановска. Смотрим, командир самолета АН-2 машет нам, мол садитесь. Ну, мы определили ветер и сели. Председатель комиссии даёт нам распоряжение: «Забирайте пассажиров и в Шимановск, отвезите их, пообедайте, а мы пока разберемся в чем дело, потом за нами прилетите и в Благовещенск нас отвезёте». Всё так и сделали, пассажиров сдали. Их расформировали на другие самолёты, и они полетели, куда им надо. Залетаем за комиссией.
– Прости, – перебил Николай, –  а с самолётом-то что случилось?
– Комиссия сделала вывод, что двигатель заклинило. Но благодаря командиру сели удачно. Он быстро сориентировался, выбрал площадку побезопасней, самолет не повредил и пассажиров спас.
– А что, в тайге есть площадки для посадки самолётов? – спросила Анна.
– Да какое там, выбираешь место, где просто безопаснее посадить самолёт. К тому же и времени в обрез, – жуя пирог с капустой, ответил Владислав, – в этот момент и мозгами-то раскинуть некогда.
Так вот взяли комиссию, подлетаем к Благовещенску, полтора километра осталось. Внезапно левый двигатель отказал.
– А как ты определил, что двигатель отказал? – жуя кусок курицы, спросил Николай.
– Ну как, я по звуку определил, что обороты упали, вертолёт сразу просел и стрелка тахометра вниз поползла... Понятно объясняю?
– Вполне, – ответил Николай.
– Так вот, этот двигатель, который остался работать… его надо продублировать, если автоматика не выведет его на взлётный режим, то ты его сам должен вывести: ручку раздельного управления двигателем вверх поднял – двигатель будет на взлётном режиме…это поможет сесть мягко. А для того, чтобы не загорелся вертолёт, к аварийному двигателю нужно перекрыть топливо.
– А что, может загореться? – спросил Николай, обгладывая куриное бедро.
– По-всякому может быть, может загореться, а может и нет, но лучше перекрыть, так как в инструкции четко прописано: при остановке одного из двигателей перекрыть к нему подачу топлива. Я говорю бортмеханику: «Перекрой топливо к неработающему двигателю, закрой кран останова». Высота была двести семьдесят метров, а пока разглагольствовали, потеряли метров сто. Он выключил кран, а я смотрю, и второй двигатель остановился. Я чувствую: авторотация, мы снижаемся, стрелка оборотов несущего винта на тахометре пошла вниз, шаг винта сбросил, чтобы обороты не потерять, а то - смерть.
– А что такое шаг винта?  – спросила Лена.
Владислав развернул ладонь руки по отношению к воображаемому набегающему потоку воздуха и объяснил ей, что такое шаг винта и зачем он нужен.
– Так вот, – продолжил Владислав, – бортмеханик сидит между командиром и вторым пилотом, только чуть сзади. Он тоже кинулся помогать сбросить шаг газ. Дело в том, что бортмеханик никогда рукоятку шаг газа не берёт, только командир ею управляет. Он говорит: «Тридцать пять метров, командир, гаси скорость». Дело в том, что управлять вертолётом очень сложно, движение ручки управления миллиметровое. Тяжело научиться летать на вертолёте, девятнадцать часов дают, чтобы пилот научился чувствовать вертолёт, если не получается, то дают ещё два часа, а если все равно не получается, то списывают. Только техником можешь работать.
– Ну, так, а дальше-то, что было? – спросил Николай.
– Простите, отвлекся. Бортмеханик кричит мне: «Десять метров, тяни ручку шаг газа до упора медленно, чтобы в момент касания колёс о землю шаг лопастей винта был максимальным». Народ – в ужасе, второй пилот глаза вытаращил, они у него аж квадратными сделались… Сами понимаете, экипаж сборный, не мой.
– А как это понять, глаза квадратные? – спросила Лена.
– Это, дочка, такое образное выражение, означающее испуг в глазах или нервное потрясение, – объяснил Николай.
– Бортмеханик кричит: «Выравнивай!». Вертолёт был задран, скорость гасла, до пятидесяти километров в час не дотягивала… Я вертолёт выровнял параллельно земле и ручку шаг-газа до конца дотянул. Посадка была плотная, но не смертельная. Сели, а винт ещё вращается, я потихоньку его затормозил. После посадки председатель комиссии осмотрел вертолёт и говорит: «Левый двигатель вышел из строя, масло потекло, он и выключился. А вот что со вторым, правым, не знаю, надо разбираться». Прилетела спасательная бригада и ; на аэродром, там с нас объяснительные взяли и послали на раппопорт.
– А что такое раппопорт? – спросила Лена.
– Это проба на алкоголь, дочка, – начал объяснять Николай, – в присутствии серной кислоты алкоголь переходит в ацетальдегид, который обесцвечивает раствор перманганата калия. Проба осуществляется следующим образом: в две пробирки наливают по два миллилитра дистиллированной воды, затем в одну из них вводят стеклянную, желательно изогнутую, трубку, конец которой погружают в воду; другая пробирка является контрольной. Обследуемый прополаскивает рот, а затем дует в трубку в течение пятнадцати–тридцати секунд. После этого в обе пробирки добавляют по десять капель концентрированной серной кислоты и по одной капле полупроцентного раствора перманганата калия. В контрольной пробирке жидкость приобретает розовый цвет, а в опытной при наличии в выдыхаемом воздухе алкоголя обесцвечивается в течение одной–двух минут. Придумал его в двадцатых годах психиатр Раппопорт. Ну и чего дальше было?
– А ты откуда знаешь? – поинтересовался Владислав.
– Да у нас ЧП случилось на предприятии, и мне пришлось сопровождать виновных в происшествии на экспертизу. Вот там и узнал.
– Пойду чайку закажу у проводника, – вставая из–за стола, сказала Анна.
– Ань, и мне, пожалуйста, закажи, – попросил Владислав, ; кстати, одну загадку вспомнил, сейчас Анна вернётся ; загадаю.
Минут через пять в купе вошла Анна, неся четыре стакана в подстаканниках.
– Благодарю, – сказал Владислав, – ну, а теперь обещанная загадка, слушайте. В ресторан приходят трое мужчин, садятся за стол. К ним подходит официантка и спрашивает: «Что заказывать будете»? Один из них говорит: «Нам три рыбы, три зада и шурум бурум». Ну, она приходит к директору ресторана и перечисляет ему странный заказ. Он ей объясняет: «Три рыбы – это водка с пивом, три зада – это раки, а шурум бурум – это винегрет». Ну, она им всё принесла, они удивились и спрашивают: «Как ты догадалась-то, и как тебя звать»? Она отвечает: «Восемь стоя, четыре лежа». Ну, и как звали официантку-то, а?
– Вот это ты загнул, – удивлённо протянул Николай.
– Да ответ на поверхности, подумайте, а, Ань?
– Даже на ум ничего не приходит, – растерялась та.
– А как зовут твою маму?  – Обратился Владислав к Лене.
– Анна.
– Ну, вот вам и ответ, АННА её звали.
– Тьфу ты, – выругался Николай, – а я голову себе сломал, так и не догадался.
– Дядя Влад, а ты хорошо считаешь, можно мне тебе загадку загадать? – Спросила Лена.
– Ну, давай, загадывай, – согласился Владислав, отхлёбывая чай из стакана.
– Из депо выехал трамвай, на первой остановке вошло десять человек, на следующей четыре вышли и семь вошли, на следующей ; три вышли, а двенадцать вошли, на следующей ; шесть вышли, а пять вошли. Вопрос: сколько было остановок?
–Тьфу, а я пассажиров считал, – ударяя себе по колену рукой, ответил Владислав.
– Молодец, дочка, – похвалил её Николай, – знай наших. Влад, я хотел спросить, а ты и в армии на вертолёте служил?
– Нет, Коль, в армии я не был.
– Как так?
– Окончил школу, решил поступать в музыкальное училище, но как поступил, я уже рассказал. После неудачного поступления в музыкальное училище я пошёл в депо и заявляю: «Машинистом работать хочу». А они мне отвечают: «Вам семнадцать лет, в локомотивную бригаду берем с восемнадцати. Вот как исполнится восемнадцать, мы вас и возьмем, а сейчас предлагаем вам поработать слесарем по автотормозам подвижного состава. У нас умер человек, а с ним работал отличный специалист, вот он тебя поднатаскает, придёшь на локомотив и будешь всё знать». А на локомотиве самым сложным является электрооборудование и тормозная система. Стал работать слесарем, а как восемнадцать исполнилось, меня перевели на паровоз, так как на тепловоз очередь была человек шестьдесят. Если бы меня на тепловоз перевели, начальство вряд ли одобрило бы такое решение, ведь в очереди стояли опытные и пожилые машинисты паровозов. Ну так вот, стал я работать помощником машиниста на узловой станции.
– А что входит в обязанности помощника машиниста?  – Спросил Николай.
– Если взять должностную инструкцию, то легче ответить, что не входит.
– Ну, к примеру, хотя бы что-нибудь….
– Техническое обслуживание паровой машины, котла, механического, электрического, тормозного и вспомогательного оборудования…. Экипировка, смазка узлов и деталей, подготовка паровоза к работе…. Сцепка паровоза с составом…. Выполнение поручений машиниста паровоза по уходу за паровозом. Да я уже половину забыл.
– А уголь в топку кто кидает?
– Помощник, кто же. Через некоторое время пришла повестка из военкомата.
        Приезжаю туда, а там капитан меня принял и предлагает: «Вы, говорят, хотели на летчика учиться, и у Вас комиссия пройдена».
– Так ты что, в лётное училище поступал? – спросил Николай.
– Да, у меня там брат учился в Ейске, вот я и хотел тоже в этом училище учиться.
– А чего не поступил?
– Да разнарядки от нашего военкомата не было, вот и не взяли… Мне предложили Борисоглебское училище, но я отказался: очень хотелось вместе с братом в одном училище учиться. Слушай дальше, капитан мне говорит: «Мы Вам предлагаем не в армию, а в учебный авиационный центр ДОСААФ. Там готовят пилотов вертолётов для армии, а на гражданке ты как работал на тепловозе, так и будешь работать, а если начнётся война, ты на вертолёте будешь летать, защищать нашу Родину». Я отвечаю: «Подумаю, с родителями и с семьей посоветуюсь и дам ответ». Брату позвонил, говорю, так мол и так, а он мне советует: «Иди учись, даже не думай, а то попадёшь в армию и будешь постовым два года стоять, да картошку в наряде чистить». В общем, закончил я центр ДОСААФ, мне присвоили звание сержанта. Через год вызывают в военкомат и говорят: «Вы у нас военный лётчик, и Вам нужно раз в четыре года проходить офицерские сборы. Вы на МИ–1 летали? Поедете в Богодуховский авиационный центр, где готовят офицеров и будете летать три месяца уже не на МИ–1, а на МИ–4. А на работе Вам будут платить семьдесят процентов от заработной платы. Сел на поезд до Харькова, а там на автобусе ;  в Богодухов. Прошёл переподготовку, присвоили звание младшего лейтенанта.
Вернулся в родные пенаты, немного погодя сдал экстерном на должность помощника машиниста. В экзаменационной комиссии мне сказали: «У нас ещё так никто не сдавал». Я им говорю: «Ну что же, я буду первым». И стал работать помощником машиниста на тепловозе ТЭ-2.
– Ты всё про тепловоз нам рассказываешь, а как тебя в вертолётчики-то занесло, – поинтересовался Николай.
– Как-то раз в гости ко мне приехали двое сокурсников по первому авиационному центру и сообщили мне, что переучились в Кременчугском училище гражданской авиации дружбы народов. Меня тоже позвали переучиться. Я им отвечаю, что у меня прекрасная работа на тепловозе, предложил им прокатиться до ближайшего города. Говорю, зарплата у меня хорошая ; триста тридцать рублей. А один из них недоумевает: «Я на самолёте АН–2 летаю, и то у меня меньше». А другой возражает: «А я на вертолёте МИ-8, у меня зарплата в три раза больше и на пенсию рано уйдёшь, и пенсия будет хорошая». Съездил я с ними до ближайшего города, туда грузовой состав отвезли и обратно грузовой забрали. Так вот, сокурсник тот, который с МИ-8, предлагает: «Ты подумай, поговори с женой, что она тебе посоветует. Да, у тебя работа хорошая, без проблем, но у тебя возможность есть, некоторые рады в омут с головой броситься за приличную зарплату, а возможности нет. Не надо думать, надо возможность использовать свою». Домой пришёл и жене рассказываю, что, мол так вот и так, она согласилась, говорит: «Ну что же, давай попробуем».
А в этом училище условия приема были следующие: возраст ; до тридцати лет, налет ; не менее ста часов, и чтобы был офицером запаса. А у меня всё это было, ну и медкомиссию пройти, само собой. Приехал в военкомат, объяснил им, что да как. Они предложили написать заявление и говорят: «Мы тебя вызовем и направим в Кременчугское училище». Где-то через месяц меня вызывают, выдали документы.
– А что за документы? – спросил Николай.
– Справку о налёте больше ста часов, справку о присвоении звания младшего лейтенанта офицера запаса лётчика и характеристику. Я их отправил в Кременчуг заказным письмом, и мне где-то через месяц пришёл вызов для сдачи экзаменов. Отправился я переучиваться, вы представляете: сто пять человек было на место, а меня приняли. Ты знаешь, там переучивают, как летать в гражданской авиации, то есть как применять авиацию в народном хозяйстве.
– А экзамены трудные? – Спросила Лена.
– Да нет, не совсем. Разве что я по математике не мог уравнение прологарифмировать… Там ходил между рядами мужичок такой, он по радиосредствам преподаватель; ходил, смотрел, как пишут… Ну, видит он, что заерзал я на стуле, подходит и спрашивает: «Что у тебя?». Я отвечаю: «Да вот, задача никак не получается». Он мне на листке набросал решение, ну я вышел, на доске написал, всё рассказал. Они говорят мне: «Всё, претензий нет, свободен». А так, остальные предметы: по физике, по вождению самолёта, по конструкции вертолёта, воздушный кодекс - я знал на «отлично». 
Экзамены сдали, я на другой день пошёл смотреть списки поступивших абитуриентов. Гляжу, моя фамилия в списках числится.
После окончания курсов дали диплом и направили в дальневосточное управление министерства гражданской авиации.
– А на работе не протестовали, что уходишь? – Спросила Анна.
– Конечно, начальник депо сетовал: «Ну как же, мы тебя учили, ты Ховринское училище закончил, машинистом работаешь уже третий год. Мы же деньги на тебя потратили». Я отвечаю: «Я же не в тюрьму иду, а дальше хочу учиться, попробую себя на другом поприще, в авиации, а не получится, обратно к вам вернусь».
Ну, в общем, прилетаю в Хабаровск, а мне говорят, что в Благовещенске не хватает четырнадцати вторых пилотов на МИ-4.
– Это на границе с Китаем? – спросила Анна.
– Да. В общем, прилетаем в Благовещенск, жену с сыном оставил в аэропорту, а сам ; в отдел кадров, а там мне говорят, что с жильём у них проблема. Дали мне адреса, где лётчикам сдают квартиры. Ну, нашёл я квартиру, правда, на первом этаже, двадцать один метр на двоих с соседями. А в отделе кадров предупредили, что пока с жильём не устроюсь, оклад будет триста рублей и всё, а как устроишься, придёшь, сдашь зачёты, дадим тебе вывозную программу, аэродромные полёты и полетишь самостоятельно в командировку. Как я уже говорил, с жильём договорились, жена устроилась на санэпидстанцию, её там чуть с руками не оторвали, заявили, что им такие специалисты позарез нужны.
– А она что, и раньше на санэпидстанции работала? – поинтересовалась Анна.
– Да, на прежнем месте жительства. В общем, начинал вторым пилотом, потом в Омске переучился на вертолёт МИ-8. Там лётное училище гражданской авиации, авиационно-техническое, там и переучивают на МИ-8 и МИ-6. На МИ-8 командиром не дадут летать, сначала вывозную программу надо отлетать вторым пилотом, а уж потом командиром вертолёта.
– А что такое вывозная программа? – спросил Николай.
– Ну как тебе объяснить? Вот летаешь ты вторым пилотом, хочешь стать командиром вертолёта. Тебе дают программу, в которой всё прописано, что ты должен отработать, то есть натренироваться выполнять те действия с вертолётом, которые предписаны командиру, другими словами, отрабатывать технику пилотирования. Чтобы в самостоятельном полете быть уверенным в себе и не совершать ошибок. Ведь ты ответственен и за технику, и за тех, кто в ней находится.
– Это своего рода тренинг, что ли?
– Да, всё то же самое, как и в обычном полёте, только вместо второго пилота рядом опытный инструктор. Который в нужный момент подскажет тебе, что да как, или возьмет управление вертолётом на себя. Он же тебя и экзаменует.
– Я понял! – вскричал Николай, – это приблизительно то же самое, как сдать экзамен на автомобильные права инструктору… слушай, а на МИ-6 ты не летал? Говорят, что это один из самых тяжёлых и многоцелевых вертолётов?
– Нет, не приходилось... Знаешь, на нём избранные летают, у них зарплата хорошая, там платят за страх, так как они частенько бьются…. Когда в Богодухове был на сборах, лётчик один там был, с Украины, а как я уже в Благовещенск перевелся, в отряд телеграмма пришла, и на разборе полётов её зачитали. Парень тот с Украины в Красноярске к тому времени работал…Так вот, в телеграмме сообщили, что они на контрольном висении зависли, и у вертолета хвост оторвался, их начало мотать…В результате полностью заправленный вертолёт рухнул на землю и загорелся… Никто не спасся, только техник успел отбежать. Так что этому парню и полетать особо не пришлось, не всем везёт.
– Не судьба, – подытожил Николай.
– А как это может хвост отвалиться? – Спросила Анна.
– Да у меня у самого один раз хвостовой винт поломался, а могла и концевая балка отвалиться, на которой малый винт установлен. Хвост вертолёта состоит из хвостовой балки, горизонтальной и концевой, установленной под углом сто двадцать градусов к хвостовой.
– Это как же так получилось? – поинтересовался Николай
– Я тогда вторым пилотом работал, на втором году службы только начинал осваивать технику пилотирования: дадут тебе на взлёте немного порулить, в горизонте, а так ; садиться и взлетать в сложных условиях ; не давали никогда. Вот мы работали на гравиметрической съемке с одним командиром вертолёта, он был командиром звена, то есть нескольких вертолётов; опытный лётчик, лет сорок пять ему было, а работа заключалась в чём? Вот прилетаешь на реперную точку, топограф соберёт все данные, магнитное притяжение земли измерит, температуру ; и летим дальше, через двести метров садиться нужно, чтобы карту точную сделать.
– А что такое гравиметрическая съемка? – Спросила Лена.
– Это работа по определению магнитного притяжения земли. Так вот, если сядешь не точно: дальше или ближе двести метров, показания будут неверными; обязательно нужно в двухстах метрах садиться. Делаем шестьдесят посадок и заканчиваем. Больше нам не положено. А выполняется эта работа только зимой, чтобы хорошо были видны деревья. Они зимой без листвы, посадить вертолет и не сломать хвост проще…да и чтобы несущим винтом не зацепить деревья. Так вот, прилетаем на очередную точку, определили ветер и стали садиться. Я командиру говорю: «Слушай, с моей стороны стоит какое–то сухое дерево, на нем ; ни сука, видно, пожар здесь случился когда-то. Как бы хвостом не задеть». Он отмахнулся: «Да вижу, я вижу». Я ему опять: «Мне кажется, мы на него садимся». Он возражает: «Да не может быть, вот смотри, сейчас я в твою сторону развернусь, и ты поймешь, что до дерева далеко». И вы знаете, он чуть-чуть в мою сторону развернулся, а получилось так, что хвостовым винтом мы все-таки задели ствол дерева. Вертолёт затрясло и стало разворачивать влево. Командир с левым вращением посадил вертолёт в снег. Остановили двигатель и винты. Вышли из вертолета, смотрим ;лопасти хвостового винта поломались, самые кончики примерно сантиметров по десять. По радиосвязи передали в аэропорт Тында о поломке хвостового винта. Минут через сорок прилетел за нами вертолёт МИ-8 и вывез нас из тайги с места происшествия. После прилетела туда бригада техников - ремонтников, заменили лопасти хвостового винта и перегнали вертолёт на базу.
– А вы на каком вертолёте летели? – поинтересовался Николай.
– На МИ-4, ну в общем, забрали мы с собой только аккумуляторы, чтобы их не разморозить, а то морозы стояли крепкие, под сорок градусов.
– А вас за поломку хвостового винта не наказали? – Спросила Анна.
– Командира и бортмеханика наказали, а я в объяснительной написал, что два раза предупреждал, что у нас в хвосте есть препятствие, но мои опасения проигнорировали. Да и командир написал, что второй пилот не виноват, он дважды предупреждал, а он ; командир ; не послушал. Так вот, командира и бортмеханика лишили тринадцатой зарплаты и премии за выслугу лет. Сумма приличная ; машину можно купить. Но на лётной работе их оставили.
– А мне одна знакомая рассказывала, что её муж как-то с приятелем на вертолёте за голубикой летал, а что, такое может быть? – спросила Анна.
– Специально по ягоды никто не летает. А вот по пути… да, можно ягод набрать.
– И как же?
– Когда сезон, летишь над марью, а под тобой всё поле синее.
– А что такое марь? – Спросила Лена.
– Это заболоченная территория, покрытая редкостойным, угнетенным лиственничным лесом. Так вот, как попадается подобное место, спрашиваю: «Ребята у нас есть чехлы от втулки несущего винта и хвостового тоже?» Если отвечают, что есть, предлагаю сесть, по ведру голубики набрать и улететь. Выпускаем бортмеханика с щупом, он определит, можно ли сесть, а то вертолёт и в болото провалиться может.
– Так, а синее-то поле от чего? – Спросила Лена.
– От ягод голубики, если клюква попадётся, то красное будет. Если место твёрдое, садимся, выключаем двигатели и винт останавливаем. Расстелили чехол под кустами, по ним побили, потрясли… ягода и осыпается на чехол. Из чехла пересыпаем в пакеты большие, такие, как под удобрения используют. За один раз ведра полтора, а то и два получается. Вёдер пять наберём и ; полетели.
– Ты же сказал по ведру, вас трое. – напомнила Анна.
– Нас пятеро, трое на борту и двое на земле: техник и моторист.
– А вот если в тайге нужно вертолёт посадить, тогда как? – Спросил Николай.
– Если такая надобность есть, то зависаешь над деревьями и на лебёдке спускаешь пару человек с топором и пилой. Они расчищают площадку, чтобы вертолет вошёл, и садишься.
– Здорово, – сделал заключение Николай, – это так и охотиться, и рыбачить можно.
– Ну, насчет охоты врать не буду, а вот про рыбалку могу рассказать.
– А что, были интересные моменты? – поинтересовалась Анна.
– Да, случались. Я ещё вторым пилотом летал, а было место такое ; река Шевли, мелководная, но течение быстрое, она впадает в Охотское море в районе Чумикана, посёлок такой есть. Прилетаем мы в каньон. Там река поглубже, и вот там таймени водятся, а командир у нас старый и заядлый рыбак. Он это место знал и заверил нас, что минут тридцать-сорок нам хватит порыбачить. Спиннинг и снасти у него всегда в вертолёте лежали. А с нами заказчик летел. После выполнения работ он сгрузил своих геологов в тайге, а сам домой с нами в аэропорт двинул. У него с собой ружье было, двустволка вертикальная. Ну, в общем, не успели мы сесть, винт остановить, а бортмеханик уже выбежал к реке и бросил блесну. Тут же таймень ее и схватил. Бортмеханик намотал леску на руку, а леска прочная, толщиной в полмиллиметра… Он просит дать рукавицу, а то леска ему руку режет. Ну, мы давай, ему все помогать: я засучил брюки, сбегал в вертолёт за топором и кричу ему, чтобы тащил рыбину. А таймень здоровый, зараза, попался и осталось-то метров пять его дотащить. Я бортмеханику советую: «Давай поближе подтаскивай, а я его топором оглоушу». Только он подвёл, и я размахнулся, как таймень испугался, наверно, моей тени… как он вдарил хвостом по воде: мы в одну сторону, а он в другую, на глубину.
– Упустили? – Спросил Николай,
– Нет, слушай дальше. А заказчик и говорит: «Ребята, давайте, тяните его потихоньку, не спешите, а я сейчас сбегаю за ружьем - оно у меня жаканом заряжено, мы его прямо в лоб уложим». И вот мы тайменя втроём подтаскиваем-подтаскиваем, а заказчик прицелился и стрельнул прямо в лоб рыбине… Жакан от лба отрикошетил и ударил в скалу, тогда заказчик чуть пониже наметил и выстрелил. Только тогда пуля вошла тайменю в лоб. Он перевернулся кверху брюхом, и мы его вытащили на берег. Потом взвесили: двадцать четыре килограмма в нём оказалось. Короче, три дня его ели три экипажа.
– А заказчика не обидели, его рыбой угостили? – Поинтересовался Николай.
– Когда рыбу делили, он говорит: «Я очень хвастаться люблю, так что мне хвост отрубите».
– Это только всего один раз удалось поймать тайменя? – Спросила Анна.
– Ты знаешь, я много их ловил, всяких-разных. Однажды выловили на другой реке Галан, она маленькая, вот там мы тоже тайменя захватили. Я его привёз домой и на балконе повесил, благо уже холода начались, так мы его всей семьёй на протяжении зимы и ели. А что, отпилим килограмма полтора и на жарёху, он же белорыбица, жирный.  С ним хоть щи вари, хоть так жарь. Жене с сыном нравится.
– Скажи, а на спасательные работы вас не привлекают? – поинтересовался Николай.
– Привлекают. Когда работали по наводнению, похоже, в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом или пятом, точно не помню. Это было в Бурятии, недалеко от Улан-уде. Селенга разлилась, а она впадает Байкал. И, знаете, очень сильное случилось наводнение. Мы спасали скот: коров, овец, коз, оленей. Нагрузим полный вертолёт ;  и на берег, всё затоплено; они по островкам разбрелись, а скотоводы-буряты здоровые, рослые такие ребята, загоняли их к нам в вертолёт. Ну всё, поработали мы дня два, на третий день после работы решили перекусить в ресторане, который при гостинице. Пришли в ресторан, покушали, посидели, а бортмеханик и говорит: «Ты знаешь Владислав, ты говоришь мне, чтобы я закрывал дверь, а то запаса мощности мало, больше никого не берём. За остальными следующим рейсом прилетим. Ну, ты мне указание дал, я тебе отвечаю, что закрываю. А ты знаешь, один бурят, здоровый такой, в десантном дверном проёме встал, я выталкиваю его оттуда назад, а он меня в вертолёт толкает, здоровый, никак я с ним не справлюсь. Потом глянул вниз-то: там сосенки маленькие такие, со спичечный коробок. Мы уже, оказывается, метров двести набрали…я его за шкирку в салон затащил и дверь закрыл. Тут же холодным потом меня прошибло, аж со лба закапало. Представляешь, как я испугался: чуть не выкинул его с высоты двести метров…»  Я ему отвечаю: «Ну, ты поаккуратней, как же так? Ты бы сказал, чтобы не взлетали, что ты с одним борешься». И такие случаи бывали.
– А ты говоришь, что коров, коз в вертолёт загоняли? – Спросила Анна.
– Да, да прямо в вертолет.
– И влезали?
– Да, а там створки сзади открываются. Скотина слушается скотоводов, они их мигом загоняют, раз-раз и ; полетели. А олени, знаешь, как слушаются, ребята же опытные оленеводы, не успеешь ахнуть, а живность уже в вертолёте.
– А что, бортмеханик распоряжается погрузкой? – Спросил Николай.
– Когда мы в полёте, то салоном заведует бортмеханик, у меня с ним связь по гарнитуре, по СПУ.
– А это что такое?
– СПУ расшифровывается как самолетное переговорное устройство.
– А что же он молчал-то, ну и сказал бы, чтобы подождали, не взлетали.
– Я ему говорю: «Ты так больше не делай, если борешься с кем, мне сообщи». А он отвечает, что расстегнул ларингофон, так как жарко было. Я, когда с тобой говорю, его рукой к горлу прижимаю, а в тот момент я боролся с бурятом, и у меня руки были заняты: кто мне ларингофон прижмёт.
– А что такое ларингофон? – Спросила Лена.
– Ларингофон – это разновидность микрофона. Ты на кнопку нажала у СПУ, и весь экипаж в вертолёте тебя слышит.
– Да, ещё бы чуть, и натворил бы дел твой бортмеханик… хорошо, бурят ему смог противостоять, – заключил Николай, – а на тушение пожаров тоже привлекают?
– Да, нас во время пожаров всегда используют. Тушение лесных пожаров организовано следующим образом. Пожарный самолёт-разведчик летает над тайгой, и лётчик засекает, в каком квадрате, на какой реке, озере или в горах возник пожар. Обнаружив пожар, он передаёт данные о месте возгорания на авиабазу, а они уже заказывают вертолёт, сообщают нам координаты пожара на карте, а мы загружаем пожарный десант и летим на точку. У нас на борту находится летчик- наблюдатель: он садится на место бортмеханика, следит за кромкой пожара и определяет, где лучше высадить десант. Однажды прилетели и высадили их с наветренной стороны.
– А для чего нужно высаживать с наветренной стороны? – поинтересовалась Лена.
– Для того, чтобы ветер гнал пожар от десантников, а не на них, иначе они сгорят. А они подходят к кромке пожара и тушат её водой из ручных насосов, сокращённо называемых РЛУ. Ну вот, высадили мы их и улетели, а часа через два или три звонит старший пожарник лётному наблюдателю и сообщает, что они кромку загасили, но нужно как можно быстрее лететь: тут другой пожар идёт прямо на них - иначе они сгорят. Ну, мы прилетаем минут через тридцать после того, как он позвонил. Я смотрю: одна горелая марь, я их сначала даже не заметил. Потом прошёл два раза по кругу, увидел маячок, который они поставили. Тот оказался прямо под нами метрах в четырехстах. Говорю лётному наблюдателю: «Нашёл, вот они, давай заходим, сейчас винтом раздуем пепелище, и там опять всё загорится… ещё всех-то не успеем взять, сгорят они. Скажи им, что подсядем, но выключаться не будем, заберём и сразу улетим. Садиться не будем, иначе они сгорят». Ну, в общем, заходим прямо к ним, а они, давай, со своими рюкзаками в вертолёт запрыгивать. Вы не поверите, обуты они были в кирзовые сапоги, а пока ребята по пепелищу бегали, подошвы сапог у них горели… они в вертолёт залезают, а у них каблуки горят. Опоздай мы чуть–чуть, они бы сгорели заживо…а что сделаешь, пожар окружил, и никуда не вырвешься.
– Да, ну и жуть ты нам рассказал, – качая головой, произнёс Николай – ну ты так до конца-то и не рассказал, чем дело кончилось, с твоим происшествием.
– В общем, вернулись мы с экспертизы, к этому времени расшифровали средства объективного контроля, в простонародье называемые «Черный ящик», и оказалось, что на высоте ста пятидесяти метров бортмеханик перепутал и выключил не тот двигатель. А левый двигатель вышел из строя по причине отказа топливного насоса и поэтому заглох. Бортмеханик хитрый, когда сели, он переделал краны подачи топлива, как надо.
– А что он испугался-то? – Поинтересовался Николай, – Ну тогда, когда были в полёте, сделал бы краны, как надо и, запустили бы двигатель. 
– Для запуска двигателя нужно пятьдесят две секунды, а их не было, чтобы выйти на взлётный режим. У нас до посадки оставалось всего десять-пятнадцать секунд.
– А вертолёт-то сильно пострадал? – спросила Анна.
– Нет, не сильно. При посадке вертолёт повело немного в бок, и передняя стойка шасси слегка сложилась, блистер с моей стороны выскочил, и по хвостовой балке пошёл гофр, его ещё «Гор грот» называют.
– А что такое блистер? – Спросила Лена.
– Так окно называется у вертолёта. В общем, привезли вертолёт прицепом на ремонтную базу и две недели его ремонтировали. Я на нём до сих пор летаю. Меня за то, что я не посмотрел, какой кран закрыл бортмеханик, понизили до второго пилота на три месяца. Я им объясняю, что я на землю смотрел, мне надо было людей спасать: девять человек комиссии и три человека членов экипажа, времени мало в обрез. Какое уж тут на кран смотреть. А они ладят своё, что, мол, дал команду, проконтролируй. Ну, я не выдержал и говорю им: «У нас на вертолётном участке есть списанные вертолёты, много их, штук десять-двенадцать, давайте, кто-нибудь из вас, если вы такие умные, сядет в вертолёт, и полетаем в районе аэродрома. А я преднамеренно выключу оба двигателя сразу и посмотрю, как вы сядете. Если сядете лучше меня, то вам в ноги поклонюсь, а если нет, то извините».
– И как же они отреагировали, – спросил Николай, смеясь, – никто не согласился?
– Да они ошалели от такого предложения, так странно посмотрели на меня, а председатель комиссии говорит: «Ну, ты засадил…, но все равно в любой ситуации необходим контроль»!
– Я им говорю: «Ну, что же получается, не досмотрел, наказывайте». Вот три месяца отлетал вторым пилотом, теперь еду в Хабаровск на аттестацию, чтобы подтвердить, что я могу иметь звание командира вертолёта.
– А бортмеханика как наказали? – спросила Анна.
– Его сняли с лётной работы и на полгода перевели работать на склад горюче-смазочных материалов. Потом ему тоже придётся пройти аттестацию.
– А что же второй пилот так испугался, его, что, не учили, как на авторотации садиться нужно? – спросил Николай.
– Учить–то учат, но нужна тренировка, и не разовая, а периодическая. Мне в этом деле повезло, потому что у нас был заместитель командира лётного отряда, хороший мужик Краснобаев Анатолий Михайлович… Раз в год он проверял технику пилотирования вертолёта. И вот настал мой черёд. Он мне и говорит: «Владислав, садимся без двигателей на авторотации на взлётно-посадочную полосу. Бортмеханик, приготовься к выключению обоих двигателей». Заходим мы на полосу в любой аэропорт, а он командует бортмеханику, чтобы выключал двигатели. Тот боится, так как высота ; двести метров, и полоса ;  вот она прямо перед нами, а длиной три километра, по-любому сядешь, а садились мы всё время по-самолетному, я имею в виду на авторотации, с пробегом по полосе. И вот он говорит бортмеханику: «Выключай, выключай, я сказал!». Тот боится, а приказ- то надо выполнять, деваться некуда, выключает. Так он мне показывал, как на авторотации нужно садиться, как установившийся режим сделать на авторотации, чтобы после сесть нормально, чтобы вертолёт не поцарапать, но с пробегом. А здесь у меня была пересеченная местность, без пробега я садился. У меня не было опыта садиться без пробега. То есть, вертикально посадить, но всё равно я считаю, что удачно посадил, главное, всё живы и здоровы. А если бы горы были или сосны? Тогда ; конец, но, может быть, кто и остался бы жив, хотя вряд ли. Так вот, заместитель командира отряда, он молодец, раз пять давал мне садиться на авторотации, благодаря чему я и справился в данной ситуации.  Вот такая история со мной приключилась.
– Интересное кино: людей, вертолет спас, и всё равно виноват остался, – заключил Николай.
– А ты сам где служил, в каких войсках? – спросил Владислав.
– В королевских, слышал про такие?
– Мавзолей охранял, что ли?
– Нет, круче, в стройбате служил. Кстати, анекдот на эту тему есть.
– Слышал я этот анекдот. А что ты там делал?
– Строил, чего же в стройбате делать? Даже стихотворение на эту тему есть.
– Ну–ка расскажи, – попросил Владислав.
– Хорошо, слушайте.

Я танк не водил,
Не стоял на часах,
Не чистил затвор автомату.
Я бревна, как женщин, носил на руках,
Свой долг отдавая стройбату.

В горячке я рвал ВСО на груди,
Кидал кирпичи, как гранаты…
И мне оставалось ещё впереди
Полгода до полной расплаты.

И вот, на гражданке среди дембелей
Во славу кирке и лопате
Я тост поднимаю за лучших парней,
За тех, кто остался в стройбате.

– А что за ВСО? – спросила Лена.
– ВСО это аббревиатура, военно-строительная одежда. Кстати, там, в армии, забавный случай произошёл. Один офицер попросил меня помочь ему собаку на птичьем рынке купить…
– А ты что, специалист по собакам? – перебил его Владислав.
– Я по первому образованию ветеринар, это уж потом я машиностроительный университет окончил. Так вот, до этого у него была собака, помесь дога с бульдогом, заболела чумой и пала, вот он и попросил подобрать собаку, привитую от болезней, справки проверить, да и так помочь в случае чего, всё-таки мы собаке чужие будем в первое время. Ну, приехали мы на птичий рынок, а он ещё с собой шурина пригласил. Идем вдоль рядов, смотрим, ребята-подростки добермана продают, у офицера глаза загорелись: «Вот, смотри, какой красавец, давай его купим». Я ему говорю: «У тебя в доме чума, ты сначала справки проверь, если они есть, а уж потом будем рядиться с ними о покупке». Спрашиваю ребят: «Собака привита?» - они отвечают: «Да, от чумы и от бешенства». Интересуюсь: «А справки есть у Вас?» - они отвечают: «Нет, вы в ветлечебницу поезжайте, они вам подтвердят». Я офицеру говорю: «Лапшу они вешают, нет у них никакой справки, пошли дальше». Дальше идём, мужчина нетрезвой наружности, бульдога продает. Спрашиваю: «Справки есть?» - отвечает: «Нет». Подходим к супружеской паре, собака к дереву привязана, в наморднике. Я обращаюсь к офицеру: «Смотри, прям как твой Рекс», а он: - «Да, похож. Обращаюсь к хозяевам собаки: «Что за порода?» - они отвечают: «Помесь дога с бульдогом». Спрашиваю: «А справки у вас есть?», «Да», - отвечают, «Есть, от чумы и от бешенства». Офицер интересуется: «А за сколько продаёте»? Мужчина отвечает: - «Тридцать рублей». Я офицеру говорю: «Справки сначала посмотри, а уж потом покупать будем». Женщина достала из сумочки справки, подала мне, я проверил, говорю офицеру: «Всё в порядке, хочешь, покупай». Офицер давай с мужчиной торговаться, ну сторговались на двадцати рублях. Только ударили по рукам, женщина подошла к собаке и давай рыдать, обнимает ее, целует, муж стал ее успокаивать: «Ну, решили же, что продаем, чего теперь плакать»?  Я обращаюсь к мужчине: «Если так жалко собаку, что же тогда продаете»? Мужчина отвечает: «Собаку сыну подарили на день рождения, очень просил, позанимался с ней полгода, а потом бросил, вообще к собаке не подходит, мы уходим на работу, а он её даже не покормит, на улицу не выведет, собака целый день сидит, терпит, пока мы не придём. Вот мы и решили её продать, что над животным издеваться. Пока он спит, мы и пошли на рынок с собакой». Офицер спросил: «А какая у собаки кличка»? Женщина сквозь слезы отвечает: «Рем».
Офицер расплатился с супругами, теперь надо домой ехать. Решили на такси, вышли на дорогу, голосуем, никто не останавливается. Офицер говорит: «Отойдите куда-нибудь, а то видят нас с собакой, никто и не останавливается». Ну, мы с шурином отошли, а тот предлагает: «Намордник, похоже, ему жмет, давай я его сниму».  Только сняли намордник, собака оживилась, стала рваться с поводка. В это время офицер остановил такси, наклонился к окну машины и стал с водителем договариваться.  Я держал собаку за поводок, а шурин попытался снова надеть намордник. Собака начала крутить головой и рычать на него. Наконец, офицер распрямился и махнул нам рукой, чтобы мы подошли к машине. Он сел рядом с водителем, а мы с шурином на заднее сиденье; кобеля затащили в салон и уложили на колени. Тот некоторое время спокойно лежал, потом сел между нами, огляделся, зубами снял фуражку с офицера и бросил её между водителем такси и офицером. Последний поднял фуражку и надел её, собака опять ее скинула.
– Цирк! – воскликнул Владислав.
– Слушай, не перебивай, – попросил Николай, – тогда офицер положил фуражку к себе на колени, а водитель тоже был в форменной фуражке. Собака смотрит, у офицера на голове ничего нет, она давай у водителя фуражку стаскивать, водитель испугался, отпрянул от собаки, едва не потерял управление машиной, кое-как остановился и требует: «Выходите, я дальше не поеду». Офицер давай его уговаривать: «Подожди, мы сейчас выйдем, наденем намордник, и она успокоится». Пока офицер уговаривал водителя, я попытался нахлобучить намордник. Собака зарычала и попыталась броситься на меня. В это время шурин вылез из машины и за поводок выволок псину. В общем, мы втроем кое-как напялили намордник, сели в машину, и собака до самого дома спокойно лежала у нас с шурином на коленях», – закончил свой рассказ Николай.
– Так, время позднее, надо отправляться на боковую, – предложил Владислав, – давайте я выйду: вы переоденетесь, а потом я.
– А, может, наоборот, – возразила Анна.
– Давайте, я не против.
После того как улеглись, Владислав спросил у Николая:
– А ещё никаких приключений не случалось у тебя на службе?
– Ну давай, ещё один расскажу и будем спать, – начал вполголоса Николай.
        – Как-то раз, двое из нашей роты украли со стройки шесть пачек плитки ПВХ, той, что клеится на пол вместо линолеума, и заявились в один дом продавать её. Зашли в подъезд, звонят в первую попавшуюся квартиру. Открывает женщина, они ей предлагают плитку купить недорого. Она им и говорит: «Подождите, я мужа позову». Ну, они ждут, выходит муж…Никто иной как командир нашей части.
Владислав, прикрывая рот рукой, рассмеялся и спрашивает:
– И много скалымили?
– Десять суток гауптвахты.
– А ещё какие интересные случаи были?
– Ну ладно, ещё парочку расскажу и всё. Как-то наш взвод на стройке работал. А бытовка у нас была в строительном вагончике, половину мы занимали, а во вторую половину ; конторка прораба. В этом вагончике мы и обедали сухим пайком, а на столе после обеда оставались объедки. Потом кто-нибудь смахивал объедки со стола в ведро и перед вагончиком высыпал на стопку плит. На остатки снеди налетали птицы: вороны, галки, воробьи. Они привыкли, что каждый раз после обеда им выносили поесть: сидели и ждали.  А тут как-то раз сразу после обеда на объект приехала какая-то комиссия, заявились в вагончик, и мастер попросил нас уйти, чтобы мы глаза комиссии не мозолили. Так и не успели вынести остатки еды птицам. Что тут началось!  Птицы расселись вокруг вагончика, на крыше, на крыльце… сидят, галдят, возмущаются… а на окнах вагончика ; стальные решётки. Так некоторые вороны обнаглели: цепляются лапками за прутья решётки, клювами по стеклу стучат, орут. Комиссия не поймет, в чём дело, на улицу вышли: они вокруг них роем летают. Прямо концерт по заявкам.
– Приучили на свою голову, – прыснув в кулак, сказал Владислав.
– А ещё рассказывал мне сослуживец из соседней роты, – продолжил Николай,
        – Строили они очистные сооружения. Двое рабочих, гражданских, решили три кольца железобетонных продать в соседнюю деревню. А дело было зимой. Зацепили тросом кольца к гусеничному трактору и поволокли. Мастер заметил их, бросился им наперерез, встал перед трактором и кричит: «Ага, попались»? Те сначала опешили.  Тракторист говорит напарнику: «Что делать–то будем»? - а тот отвечает: «Дави».  Тракторист двинул трактор на мастера, тот разворачивается и бегом от трактора. А снег глубокий, он в нем вязнет, задыхается, падает, через силу к вагончику подбегает, привалился к крыльцу. Трактор остановился, эти двое вышли из него, подходят к мастеру, а он от ярости хрипит: «Я вас посажу, вы меня задавить хотели». А они ему: «Да ты в своем уме? Мы думали, ты нам дорогу показываешь, куда везти».
– Ну и досталось им за это? – смеясь, спросил Владислав.
– Не знаю. Ну ладно давай спать, спокойной ночи.
 
По приезде в Хабаровск Владислав взял такси и направился в управление гражданской авиации. Узнал в секретариате, что аттестация проходит на втором этаже в конференц-зале. Поднялся на второй этаж: у дверей зала уже устояли три человека, ожидающих очереди на аттестацию. Минут через сорок Владислава пригласили пройти в аудиторию. В просторном помещении стоял длинный стол, накрытый зелёным сукном; за ним сидели члены аттестационной комиссии, человек пятнадцать. Член секретариата представил Владислава комиссии:
– Владислав Николаевич Хохлов из Благовещенского объединенного авиационного отряда, прибыл на аттестацию для восстановления в должности командира вертолёта МИ-8 после аварийной посадки вертолёта.
Председатель комиссии задал Владиславу первый вопрос:
– Будьте любезны, расскажите, что у вас случилось.
Владислав подробно изложил, как было дело. После многочисленных вопросов, касающихся профессиональной деятельности, председатель комиссии подытожил:
– Теперь вы поняли, как нужно садиться? И смотреть туда, куда надо…. Руководство по эксплуатации выполнять необходимо, команду даёшь и следи, правильно ли твою команду выполняют.
– Да, да, я понял, – согласился Владислав.
– И с начальством разговаривать надо поаккуратней и помягче. Поняли меня?
– Хорошо, я понял… впредь такое не повторится, – заверил Владислав.
– Прекрасно, мы восстанавливаем вас в должности командира вертолёта МИ-8. Можете быть свободны.
Владислав вышел из аудитории, облегченно вздохнул и отправился в обратный путь.