Тёски

Несомненно, что такая история называется собирательной, но сюжет, возможно, найдете вы, коль поищете в своей памяти. Это часто с людьми случается. Незамеченным порой остается.
Бегущие машины. По тротуарам спешат люди. Летят по небу птицы. Всё с раннего утра движется. Прямо под ноги людей, под колеса машин рекой текут потоки – прошёл сильнейший ливень, омыл город своими каплями.
Еще мгновение и отступает туман, и вот оно – долгожданное и сверкающее. Воздух прозрачен и звенящ, и солнечные лучи легко преодолевают расстояния и словно теплую руку кладут на плечи, по-дружески согревая своим теплом.
Машины мчатся, не замечая прохожих, как две различные жизни у тех и других. Они окатывают порой пешеходов, а те, в свою очередь, отвечают им потом мыслью или даже словом!
Вот в такое утро среднестатистическое в потоке машин неслась одна. В ней находился пожилой мужчина. Он вёл машину просто и легко. Движения, доведённые до автоматизма, позволяли ему размышлять о постороннем, о том сокровенном, что таилось в душе его, о том, что он не мог сказать другому.
С детства, сколько помнил себя Михаил Петрович, никто и никогда о том не говорил. И по молодости лет он не задумывался: а что там, внутри него. Только органы, механизмы, выполняющие свою работу? А для чего? И если мы действительно случайное стечение обстоятельств и вся Земля с ее плодородием – случайность, то…
Нет, не складывалось в голове, не вязалось что-то. Но что, чего здесь не хватает?
Он врач, потом специализировался на микробиологии. Учёную степень имеет заслуженно. Начитан, имеет обширные знания. До недавнего времени все было понятно и просто, пока он не задал себе вопрос: «Зачем?»
«Но нет, не может так случиться, чтоб все, что видим мы вокруг, не имело конечного смысла!»
Он влез в историю. Стал яростно искать бессмысленность и понял: все движется в определенном, понятном Там Кому-то ритме. События радостные и кровавые, расцвет и падение цивилизаций. То там, то тут по времени возникает прогресс! Что это, тоже стечение обстоятельств?
Все то, на чем зиждились его убеждения и знания, что он считал нерушимым и вечным, вдруг закачалось, сделалось лебезным и ненадежным, как будто глыба убеждений осталась на тонкой подпорке и больше ничего.
И как-то неуютно ему стало, непривычно. Ведь в этих пустотах должно же что-то быть. «Чем заполнен этот вакуум в действительности? Что если…?» И не давал, запрещал сам себе додумать мысль, хотя всё сердце, вся душа истомились, давили грудь, и он чувствовал, что там, внутри его, ответ давно уже готов. И только он сам, Михаил Петрович, не даёт ему обрести форму. Боится признать, ибо привык во всем оперировать фактами, полагаться на логику. Именно она, его подруга-логика, и завела его в тупик, показала несостоятельность многих парадигм нынешней науки.
«Вероятно, что изначально был кем-то выстроен план, с особой целью мир построен, вероятно. Но кем? Кто смог задумать столь логично, просто и практично? Кем и когда…Вот нужен мне ответ!»
«Так, значит, не материя первична. Так, значит, постулаты древности правы. Принять как истину, нет, невозможно!»
Такие мысли роем крутились в голове Михаила Петровича и не могли сложиться в стройный ряд и разобраться по полочкам. От этого душевного состояния он не находил себе покоя. И только на работе в институте, увлекшись чередою дел, нет, не забывал, а как будто отодвигал на второй план эти мысли.
Пациенты шли один за другим. Дети, женщины, мужчины сменяли друг друга, и в каждую историю болезни он вглядывался как в свою, с болью осознавая порой: «Поздно, время упущено!»
Перед ним мальчик лет восьми. Огромные глаза, красивые черты, но тело словно тень чего-то. Настолько худ и немощен он был. С ним рядом бабушка. Она проворна и решительна.
— Здравствуйте, профессор!
Подала карту обычную. Читая, Михаил Петрович увидел: мальчику уже нельзя помочь. В нем жизнь лишь теплится, хотя глаза сияют.
— Вы нам не говорите, что мы поздно! Нет, в самый раз! Ещё можно спасти. Подумайте! Мы не теряем надежды.
Михаил Петрович молчал, снова и снова просматривая бумажки анализов. Жестокие буквы говорили: «Поздно!» Но там, в груди, при взгляде на этого мальчугана разливалась такая теплота, такая человеческая жалость.
Вдруг мальчик голову приподнял и посмотрел в глаза профессору. От взгляда можно было поперхнуться и утонуть, настолько они прекрасны и в то же время, как вязкое что-то, они буквально приклеили к себе взгляд Михаила Петровича.
«Я же здоров. В меня вы посмотрите. Я не такой как все. Но это хорошо. Скажите бабушке, что она травит меня лекарствами. Я сопротивляюсь, а она настаивает!»
Что за сила в глазах тех мальчишеских? Что за мощь и красота?
«Мальчик прав – лекарствами не сможем вылечить».
— Смените место жительства, тогда…
И еще какие-то слова говорил бабушке, но не имели они значения, ибо мальчик по результатам многих обследований был обречен.
«Зайдите к нам через полгода».
Настроив бабушку на бездействие, не стоит истязать тело ребенка, коль нет надежды на выздоровление, профессор предложил уехать за город, и пусть ребенок сам выбирает себе пищу и режим. Не надо насилием его лечить. На том и сговорились. Уберут лечение.
Картина патологии ясна, но что-то подсказывало: нет патологии.
«Ребенок отравлен химикатами, но то, что кровь имеет состав нетипичный – это удивительно. Ткани снимки показывают измененные. Что за чудо? Этап эволюции, первый птенчик следующего человечества?»
Михаил Петрович словно обжегся об эту мысль. Но снова и снова к ней возвращался.
Свисток милиционера вернул его к действительности. Поток машин усилился, все спешили на работу. У кого-то не выдержали нервы.
«К чему такое столпотворение, к чему плотность людей в больших городах огромна?»
«Для ускорения обучения».
«Смешная мысль – какого обучения?»
Езды осталось пять минут, но преодолеть их быстро не получится. Михаил Петрович вновь погрузился в раздумья.
«Расчёты показали, что когда-то под влиянием огромных сил зародились условия для развития жизни белковой. Мы – результат огромного по своим масштабам эксперимента. Иначе быть не может. Кто-то составил план и создал возможность для протекания таких процессов по единственно возможному варианту. Одна крошечная ошибка на любом этапе эволюции планеты и всё – конец эксперимента!
В таких условиях я не очень бы хотел вести свои исследования. Не допустима малая доля ошибки, просчёта. По объему знаний – это чудо. Здесь всё, здесь все науки, и даже те, до которых мы ещё не додумались!»
Наконец-то поехали. Михаил Петрович быстро преодолел оставшийся километр. Взбежал по лестнице, на ходу здороваясь с сослуживцами, и оказался у своего кабинета. В полутемном коридорчике уже выросла очередь, и первый, с кем встретились глаза, был мальчик, что он утром вспоминал. Хотя глаза остались прежними, и улыбка не изменилась, но весь облик мальчишки стал совершенно другим. Как будто это не то тело, как будто другой человек перед ним!
Он стоял перед ним здоровым, с ярким румянцем на щеках. Вырос и окреп значительно. Его узенькие плечи, что удивили полгода назад Михаила Петровича, исчезли, вместо них оказались хорошо развернутые мальчишеские плечи. Всё в нем стало гармонично и развито.
За секунду до того, как мальчик поздоровался, Михаил Петрович засомневался: «Не спутал ли?» Но звонкий, чистый голос разогнал сомнения, и ясно, как день, стало: это тот особенный мальчишка.
Михаил Петрович поздоровался со всеми сразу и закрыл за собой дверь в кабинет. Машинально взглянул на часы и увидел, что опаздывает. Не в его правилах было затягивать с приемом.
Профессор облачился в халат, уселся на привычное место и скомандовал ассистенту: «Приглашайте первого!»
Поток людей и их историй опять захлестнули Михаила Петровича, он совершенно забыл уже о мальчишке, когда, на сигнал за дверью: «Следующий», в дверном проёме появилась его славная мордашка. Улыбка до ушей и блеск веселых глаз. За его спиной шествовала неизменная бабушка.
— Здравствуйте, доктор! Мы к вам пришли поблагодарить. Вы совершили чудо!
— А при чём здесь я? Садитесь, пожалуйста, сюда.
С этими словами Михаил Петрович сам подставил для них стулья поближе.
— Ну, расскажите как теперь дела?
Мальчишка сел тихо, как воспитывали, и привычным жестом устроил руки на колени. Доктор с умилением смотрел на это сокровище – первого человечка будущего человечества. Он взял его ручку в свою и опять сравнил с прошлой встречей. Тогда ладошка показалась ледяной, кожа словно прозрачной! Теперь же в ручке чувствовалась сила, а самое главное, она была горячей и сухой.
— Мы, как посоветовали вы, профессор, уехали в деревню к дальним родственникам. Родители, конечно, были против, но так обрадовался этой идее Миша, что мать, не видевшая сына радостным давно, уступила, хотя провожала нас словами, что это вопреки здравому смыслу. Она сама врач по профессии, кардиолог. Потому и противилась. Как выехали мы из города, Мишу не узнать. Совсем другим парнишка у нас стал. Весёлый, деятельный, с хорошим аппетитом. Таблетки и уколы мы убрали, хотя так страшно было их убрать. Сейчас я понимаю – вы подарок Бога. Нам вас сам Бог тогда послал. И Миша так нам говорил. Ещё он маленьким крохой был, мы не могли в него засунуть даже крошку лекарств, всё он выплевывал назад. Но мама-врач могла колоть уколы. Диагноз страшный нам поставили в месяц, и вот уже десятый год за жизнь с упорством боремся.
— А я вам говорил, что я здоров, что мне не надо мамино лечение. Не слушали меня, за столько лет ни разу не прислушались. Спасибо, Михаил Петрович подсказал, а то не остановишь маму.
— Сейчас, когда минуло время, вы повторили своё обследование?
— Ну да, конечно, мы с анализами к вам!
Михаил Петрович, взяв карту, словно точно знал, что там увидит. Да, совсем другое дело. Всё встало на свои места. Природа, вольный воздух и питание сделали своё дело!
— Ну что же, поздравляем вас! Ты, Михаил, здоров и можешь восхищаться своим организмом. За полгода ты полностью изменился. Ты молодец! А как твоя учеба?
— Нормально, — как-то не очень радостно ответил Михаил.
— Не хочет парень наш учиться. Прекрасно говорит, с упоением читает, но вот учить не хочет, хоть умри. Для нас учеба – больное место.
— А почему бы, Миша, не учиться?
— Да там такие глупости дают. Мне это слышать так неинтересно!
— Так что ж, ты, может, бросишь и учиться?
— Да нет, вот с этим ничего не выйдет. Мама с папой очень расстроятся.
Михаил Петрович чувствовал, что пора заканчивать, но так не хотелось расставаться.
– Ты вот что, Михаил, давай-ка позвони.
Быстрым почерком написал семь цифр на листке бумаги и приписал: «Михаил Петрович, твой тезка и друг!»
Распрощались торопливо. Поток вновь хлынул в кабинет. Но теперь это воспринималось по-другому. Словно после хорошего отдыха, после глотка чистой воды, словно умылся из родника!
Вернувшись с работы, Михаил Петрович не мог стереть из памяти мальчишку. Такое чувство, что он как образец нового, как нечто не вписывающееся в общий стандарт, в наш привычный ритм.
Странно, необыкновенного ума мальчик, а учиться не хочет. Возможно, что-то устарело в образовании, возможно, вот причина плохой успеваемости.
Возможно, да, возможно, нет…
Кто сможет дать сейчас ответ. Ответ там, в будущем. Мы его обязательно отыщем. И то, что сможем осознать, нас удивит, возможно, озадачит. А может, жизнь переиначит. И станет все не так, а так как надо. Без лишних догм, без важности и фальши. Всё там, всё в будущем, всё в нём. А мы сейчас рисунок его ткём. Такие Миши, и большой и малый, своим вопросом и пытливостью ума притягивают ответы на них обязательно. А коль не обопрутся на прошлые ошибки и в будущее устремятся всей душой, другим оно, замечательным получится. И это будет лишь итог того, что мы сумели сотворить сегодня. А завтра новая работа ждёт, и в ней твоё послезавтра творится!
2001 г.