Ритмическая структура Слова о полку Игореве

        Среди дошедших до нас памятников древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» представляет собой совершенно уникальное явление – как в отношении идейной стороны произведения, так и с точки зрения его художественных особенностей. В сущности, сложно однозначно определить даже сам жанр «Слова...», не говоря уже о его чисто стиховедческих аспектах. Ведь, если признать правоту позиции историка литературы И. П. Еремина, рассматривавшего «Слово...» в качестве яркого образца ораторского искусства, то можно, скорее всего, предположить, что она написано прозой – хоть и сильно ритмизированной, но всё же прозой. А если, напротив, видеть в «Слове...» своеобразную аналогию героическому эпосу, некую обособленно стоящую разновидность эпической поэмы, то вполне закономерным будет предположение о стихотворной основе этого прославленного текста. Вероятно, отдать предпочтение следует все-таки последней концепции, признав «Слово...» великолепным примером древнейшей книжной поэзии на Руси, – поэзии, возникшей за много веков до внедрения силлабической системы стихосложения в отечественной словесности.      
      
        В самом деле: Игорева песнь по своей форме гораздо ближе к русскому былинному (эпическому) стиху, чем к более гибким ритмам появившихся позднее так называемых исторических песен. Стих «Слова...» отличается величавой, неторопливой поступью, подчеркивающей особую значимость предмета, о котором ведется эпическое повествование. Длина одной фразы занимает в среднем до трети «абзаца», чередуясь с более короткими периодами, распложенными чаще всего лишь в начале этих самых «абзацев», либо повторяющихся как рефрен, четко отделяющий один фрагмент текста от другого. Вот показательный пример такого упорядоченного ритмического чередования то коротких, то длинных фраз-периодов: «Игорь къ Дону вои ведетъ. Уже бо беды его пасетъ птиць по дубию, влъци грозу въерожать по яругамъ, орлы клекотомъ на кости звери зовутъ, лисици брешутъ на чръленыя щиты.
        О Русская земле! Уже за шеломянемъ еси!»

        Эта ритмическая система стройного чередования кратких и долгих периодов последовательно выдержана на протяжении всего текста произведения.

        Другой важной особенностью ритмики стиха «Слова...» является преимущественное расположение ударных (восклицательных) фраз, вызывающих резкий подъем интонации, в начале «абзацев»: «Великий княже Всеволоде!», «Ты, буй Рюриче и Давыде!», «Галички Осмомысле Ярославе», «А ты, буй Романе, и Мстиславе!»

        Таким приемом акцентированного эмоционального выделения последующих фрагментов текста автор добивается привлечения внимания к тем ключевым для него идеям о необходимости единства и сплочения русских сил, которые (идеи) настойчиво развиваются на протяжении следующих за ударным зачином «абзацев» текста. При этом, если интонация образует усиленный эмоциональный всплеск в самом начале периода, то концовка «абзаца» обеспечивает ритмическое замедление речи за счет намеренного повторения однородных синтаксических конструкций: «...за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святославича...»; «Уныли голоси, пониче веселие, трубы трубятъ городеньскии»; «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда Божиа не минути».

        Ритмическая структура на общем уровне целого текста намного более сложна: происходят перебои эпически-повествовательного тона за счет встраивания в ткань произведения эмоционально-экспрессивных отступлений, каковы, например, плач Ярославны или «златое слово» князя Святослава. Ритм прямой речи этих персонажей заметно выделяется на фоне сдержанной повествовательной манеры автора «Слова...» обилием вопросительных и восклицательных интонаций, представляющих из себя элементы ораторских конструкций. Именно для усиления впечатления, производимого ораторской речью Ярославны (точнее, отдельными приемами ораторской речи), автор «Слова...» перебивает ее монолог собственными ремарками. Они повторяются почти дословно («Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, причитая»), в то время как прямая речь самой героини развертывается интонационно по нарастающей: от преобладания вопросительных интонаций в «абзаце» от ветре – к доминированию восклицаний в дальнейших «абзацах» текста.

        И, наконец, совершенно особому ритму, существенно отличающемуся от монологического типа организации эпического повествования, подчиняется эпизод между Гзаком и Кончаком: он весь построен как динамичный диалог, выдержанный в быстром темпе, почти осязаемо воплощающем нервный темп спешки и погони. Он совершенно несопоставим с ритмической структурой разговора князя Святослава Киевского с боярами: там, по сути дела, имеет место не диалог, а два самостоятельных монолога, из которых второй (речь бояр) дает развернутую расшифровку тех образов-метафор, какими предельно насыщен тревожный сон Святослава. И насколько же ответное «златое слово» князя составляет интонационный контраст со спокойной, деловитой интонацией бояр, растолковывающих властителю скрытый смысл его сна! У них, бояр – простые повествовательные предложения, а у Святослава – и взволнованные вопросы, и горестные восклицания, и даже введение внутрь своего монолога чужой гипотетической прямой речи («Но сказали вы: “Помужествуем сами: прошлую славу подхватим, а будущую сами поделим”»).      

        Впрочем, данные примеры в большей мере демонстрируют ораторский компонент «Слова...»; однако, помимо чисто риторических приемов, художественное произведение содержит также весьма выразительные образцы поэтического слога, в частности – виртуозное владение звукописью: «С зарания в пятъкъ потопташа поганыя плъки половецкыя...», с интонационным аллиитерированием «п», что призвано создать полную иллюзию конского топота и торопливого затаптывания противника.

        Столь же впечатляющий пример искусного владения приемом аллитерации содержится в описании природы во время погони половцев за Игорем: «Тогда врани не граахутъ, галици помлъкоша, сорокы не трескоташа, полозие ползоша только».

        В качестве еще одного значимого ритмообразующего принципа, целенаправленно и последовательно проведенного автором «Слова...» при создании своего выдающегося по художественным достоинствам произведения, необходимо указать на четкий лексический параллелизм, благодаря чему удается при минимуме словесных средств воспроизвести максимально охватывающую внешний мир обзорную картину:

                Солнце светится на небесе – Игорь князь в Русской земли.
                Девици поютъ на Дунаи – вьются голоси через море до Киева.

        Аналогичными приемами, вероятно, пользовался еще легендарный Боян, у которого автор «Слова...» их и перенял:

                Комоним ржуть за Сулою – звенить слава в Кыеве.
                Трубы трубятъ в Новеграде, стоятъ стязи в Путивле.

        Таким образом, при ближайшем рассмотрении «Слово о полку Игореве» оказывается поэтическим текстом, обладающим очень сложной и разнообразной ритмической структурой, предвосхитившей за много сотен лет последующее богатство русской стихотворной метрики и ритмики. Многие приемы (в частности, звукопись, введение чужой прямой речи и использование лексического параллелизма) были позднее подхвачены и развиты отечественной поэзией. «Слово...» – первая по времени настоящая эпическая поэма в истории русской литературы, и в этом, помимо бесспорных и очевидных собственно художественных достоинств, состоит ее непреходящее значение.

        Октябрь 1996