Накануне

Иван сидел за столом и монотонно, размеренно тыкал вилкой в сковороду. Сковорода была чугунной, еще советских времен, с ценой, выдавленной на ручке, снизу. Тяжелой и внушительной.
-Да-а. Если такой сковородой да по балде, мало не покажется – почему-то пришла в голову мысль.
Он уныло посмотрел сначала на вилку, потом в сковороду.
Там, в сковороде, была мелкопорезанная и пожаренная на растительном масле, с луком, картошка. А среди картошки, по центру, располагалась большая говяжья котлета, в которую как раз и тыкал вилкой Иван. Тыкал, но вовсе не старался подцепить и съесть. Потому что думал в этот момент не о еде. Нечто другое его беспокоило в этот вечер. И беспокоило, надо сказать, серьезно. Не так, как обычно, и на что можно было бы и не обращать внимание – беспокоит, да и пусть себе беспокоит. А по-настоящему. Так сказать, в затяг.
Выборы. Это слово вновь всплыло в голове у Ивана сейчас, в тот момент, когда он, придя с работы, умылся и приготовил себе ужин. А засело оно туда первоначально еще с обеда, после того, как зашел он из заводской столовой в цеховую комнату отдыха, обкурить, так сказать, съеденное (имелся ввиду обед) и застал там уже пришедших на перекур коллег.

Вот тут-то, на перекуре и зашел среди собравшихся спор об этих самых выборах. Кому и зачем, так сказать, они нужны и надо ли на них идти. И зашел не на шутку.
Спорили до хрипоты, с пеной у рта. Да так спорили, что чуть не разодрались.
Спорил бригадир Потапов, работник с двадцатилетним стажем, и любитель хорошо поддать за ужином в банный день, спорил механик цеха, активист и пенсионер в одном лице, Сергеич. Также, сначала осторожно, а потом уже и увлекшись, присоединились к обсуждению двое зашедших на перекур из соседнего цеха сборщика готовых изделий – молодые парни лет двадцати пяти.
 
И вот уже Потапов сжал правую руку в кулак и было видно, как вздулась от напряжения проходившая точно посреди его лба сине-багровая вена, вот уже Сергеич, чуть отодвинувшись от стола, стал коситься на разводной ключ на 36, позабытый, видимо, кем-то на пристенной полке, уже молодые парни-цеховики встали со стульев в полный рост и приготовились к физическому разрешению вопроса. И дело могло закончиться, как обычно и заканчивается в большинстве таких случаев, дракой.
Но, слава Богу, в самый разгар перепалки дверь в комнату распахнулась и Петька, крановщик, полушепотом-полукриком объявил: Шухер, начальство из области приехало.
После этих слов все накопившееся напряжение враз спало, спор мгновенно прекратился, как будто его и не было и все сразу разошлись по рабочим местам.

А зачем и почему спорили? Так, понятно же. Тема-то хоть и заезженная, и сто раз уже обспоренная и разобранная под любыми углами и со всех возможных сторон, но сильно в то же время наболевшая. И в теме этой не только весь завод, а вся страна последние два десятка лет.

Бригадир Потапов рассуждал:
- Вот что я Вам скажу, мужики: на кой хрен нам эти выборы? Зачем идти голосовать, если за нас давно уже все решили. Все подписано, все подсчитано заранее, и кого надо, уже назначили. Так что вы как хотите, а я в гробу видал все эти выборы. Буду я время тратить! У меня, вообще, выходной так-то. Че я, дурак что ли?
И добавлял к сказанному, иногда в нецензурной форме, различные доводы и приводил примеры, почему простому человеку ходить на выборы не нужно.

Бойко на все доводы и примеры Потапова возражал активист-пенсионер Сергеич.
- А, ну, хорош людей с толку сбивать. Привык ты, Федор, всю жись на диване лежать, лишний раз ж… не поднимешь. Не хошь, не ходи. Сиди вон со своей Галкой, стопки опрокидывай, да хлебом черствым занюхивай. И я так тебе скажу: за тебя-то уж точно давно все решили. И за таких, как ты, тоже. Только вот за других решать не надо. Я вот, лично, сам за себя решать хочу, а не ты, или кто-то там, хрен вам всем в одно место!
И тоже приводил множество различных примеров и доводов, но уже в защиту выборов и завтрашнего голосования, в частности.

- Сергеич, а Сергеич – задавались вопросом парни-цеховики: Ты, что, и вправду думаешь, что можешь что-то поменять?
- Да ни хрена он не может – снова вступал в разговор Потапов: Слушайте Вы этого активиста. Разошелся тут. Говорю, никто нас спрашивать не будет. Время только тратить.
- Нет, будут – не унимался Сергеич: Лично я думаю, что если каждый, кому голосовать можно, сходит завтра и проголосует, что-то может и поменяется. А заодно, долг свой гражданский выполните, и пример детям своим покажете, чтобы они поняли, что как жить они будут, зависит только от них.
- И чтоб, как этот – он кивнул головой в сторону бригадира: По углам не шкерились, да задницу не ростили на диванах.
- Да что поменяется-то? Ну, даже если и выберут другого, то что? Все они одинаковы! – возражали парни.
- Сразу может и ничего – отвечал Сергеич: А в другой, в третий раз, глядишь, и изменится.
- А вот если как этот – он брезгливо кивнул он в сторону Потапова: То уж точно ничего не будет.
- Из-за таких, как ты – он повернулся к Потапову и повторил: Ни хрена ничего не будет. Мало того, что сам ничего не хочешь, так еще и других сбиваешь!
- Нет, Сергеич, бесполезно все это – отвечали парни: Ничего ты не решишь этими выборами. Надо вон, шашки наголо и ….
- И что? – уже почти перешел на крик Сергеич: Войну устроите? С кем? Проходили ведь уже. Только чего добились-то? Поубивали друг друга, а лучше жить и не стали!

Были еще споры и разговоры, но после очередной речи Сергеича и критики в сторону Потапова, тот, видимо, не имея уже достаточно разумных доводов для опровержения, с угрозой в голосе произнес: Ты полегче с выражениями, а то не посмотрю на возраст-то !
Он был гораздо моложе и крупнее механика: Тоже мне агитатор нашелся. Иди вон, лучше, занимайся своим делом, а не ори тут почем зря!
Сергеич за словом в карман не полез и тут же вывернул такое, от чего Потапов вмиг побагровел, и даже, казалось, немного затрясся.
Парни, как водится в таких случаях, попытались вмешаться, типа, да ладно, чего ты Федор, успокойся, но Потапов, окончательно теряя контроль над собой, осадил их в грубой, и совсем нелитературной форме. Зря. Задел не на шутку. И атмосфера накалилась до предела.
Вот на этом самом месте в комнату вбежал Петька, и непредумышленно разрядил ситуацию.
Иван же, присутствуя при всем этом, сам в спор почти не вступал, не считая двух-трех совершенно нейтральных реплик, а только слушал и старался вникать. Потом же, когда все разошлись по рабочим местам, он тоже встал за станок, и полностью погрузившись в работу, уже без перекуров закончил смену.
Но вот теперь, за ужином, снова вспомнил послеобеденные дебаты.
- А-а, ну их всех – подытожил он, и, перестав бессмысленно тыкать вилкой в котлету, лихо подцепил её, и поднеся ко рту, откусил сразу половину.
Котлета была мясистая и очень вкусная. Вкусной была и золотистого цвета картошка, с ароматом жаренного лука и растительного масла.
Только когда еда в сковороде закончилась. Иван понял, что наелся до отвала.
Часы на стене в кухне показывали десятый час.
- Эх, покурить бы сейчас – Иван мечтательно потянулся, и даже почувствовал легкий, сладкий аромат табачного дыма, но тут же в раз выгнал мечту вон.
Перейдя в комнату, он прилег на диван и щелкнул ТВ-пультом.
По телевизору начинался какой-то сериал, и показывали сразу две серии: пятую и шестую, заключительную. На половине пятой серии Иван почувствовал, что засыпает.
Он встал, расправил постель, поставил на шесть утра будильник, даже по выходным Иван не любил и не хотел спать долго, и буквально за три минуты погрузился в сон.
Во сне Иван ехал на черном коне по лесной тропинке. Ехал не спеша, никуда не торопясь. Шапка набекрень, на ногах кожаные, высокие сапоги, в ножнах шашка, в кобуре наградной наган с выгравированной надписью «Слава революции». И так бы и продолжал ехать себе спокойно, если бы не заметил бегущего впереди, метрах в ста, человека. И хоть далеко было, сумел разглядеть на плечах вражеские погоны.
- Ах ты ж, уйдет ведь – выругался Иван и ударил пятками коню в бока. Конь сначала перешел на рысь, а затем и на галоп. Враг, а это был несомненно враг, бежал и оглядывался на скачущего за ним Ивана. Сначала рука Ивана потянулась за револьвером, но потом он почему-то решил, что шашка в этом деле будет надежней, и сжав рукоять, резко выхватил ее из ножен на вытянутую руку.
Расстояние между бегущим и Иваном быстро сокращалось. Это бежать во сне всегда трудно и неудобно, а вот скакать было в самый раз. Уже через несколько секунд враг был настигнут. Иван видел его затылок, чувствовал, как он тяжело дышал. И уже больше ни о чем не думая, взмахнул шашкой и увидел, как человек стал медленно оседать, держась руками за голову. По рукам текла кровь. Человек упал, а вокруг его головы растекалось ало-красное пятно. И Иван осознал, что произошло нечто ужасное и страшное и почувствовал это. И будто бы не он уже ударил бегущего, а его кто-то наотмашь ударил по голове, да так ударил, что он почувствовал нестерпимую, жгучую боль, Ивана бросило в пот, а сердце сначала защемило, а потом оно заколотилось, застучало, как бешеное. Из груди вырвался крик, и Иван проснулся.
С минуту он лежал в темноте, пытаясь делать глубокие вдохи. Наконец, через минут десять смог успокоиться, а уже через пятнадцать снова погрузился в сон.
Иван бежал. Бежал тяжело, трудно. Ноги были ватные и не слушались. За ним гнались. Позади он слышал крики и ругань. Он знал, что преследователей много, и знал, что впереди будет развилка, и уже соображал, куда свернет, если успеет добежать до места. Впереди показалась кучка деревьев, потом завиднелся лес. Именно там дорога делилась на три разные ветки.
Кучка деревьев. Лес. Наконец, развилка. Куда бежать? Какую дорогу выбрать? Иван не знал. Он мысленно перекрестился и свернул влево. И сразу погрузился в кромешную тьму. И тишину. Сзади больше никто не топал и не кричал. Почему-то Иван понял, что преследователей больше нет и он остался один в этой темноте и куда идти, не знает. Темнота окружала, обволакивала. Чувство страха и паники обуяло Ивана. Снова его бросило в пот, снова сердце застучало, забилось и он опять проснулся.
И уже под утро смог уснуть снова.
Теперь он сидел на скамейке возле кирпичного двухэтажного здания. Одно из окон первого этажа здания было открыто. И из него доносились крики и призывы о помощи. Иван понимал, что если он подойдет и заглянет в окно, он, наверняка, сможет выяснить, кто и почему кричит, и вполне возможно, даже сможет чем-то помочь кричащему. Но он продолжал упорно сидеть.
Снова послышались крики, но Иван не двигался с места. Сидел и повторял мысленно самому себе: не пойду, не мое дело, не пойду не мое дело ….

Дзынь, дзынь, дзынь – оповестил о наступившем утре будильник. Иван проснулся.