Юльча. Мощь и величие духа

ЮЛЬЧА. МОЩЬ И ВЕЛИЧИЕ ДУХА

       В 1991-ом году у меня появилось страстное желание завести кошку. Но мой супруг Серёжа на моё нытьё отвечал категорическим отказом. И вдруг 8-го января 1992-го года позвонила Серёжина дочка Ольга (от предыдущего брака, моя ровесница):
- Папа, я вчера случайно оказалась в гостях у одного придурка. Он ногами пинал котёнка. Я дала придурку в морду, а котёнка увезла к себе. Но у меня собака и кошка, куда мне ещё? Не возьмёшь ли?
       У меня острый слух, я слышала разговор в трубке и замахала восторженно руками, мол, конечно возьмём! Через час Ольга привезла нам маленькое, дрожащее существо. Котёнку было месяца три. Это была девочка. Я дала ей имя Юлия (мы с Серёжей играли в Цезаря и Клеопатру), но вскоре мы стали называть её более изысканно – Юльча. Она была очень красива. Голубые миндалевидные глаза, как будто обведённые сурьмой. В окраске преобладал белый цвет, но на головке, спинке и на хвосте был коричневый с чёрным правильный узор. Юльча была очень пушистой, а хвост был роскошным – толстым, как бревно.

Твоя весенняя расцветка -
проталин рыжие подпалины
и снега - в жарком взоре грека -
весьма античные развалины.
За ушком - дух сандала, мускуса,
а шерсти сухость - благородство
классического слога, мускула
милосского. О, ты, сиротство
пред леденящим ликом вечности
затепленного свечкой тельца!
Дозволь, непрочный бог беспечности,
налюбоваться, наглядеться
на лупоглазое, пушистое
твое живое воплощенье,
то ль возносясь, то ль рушась в чистое
безоблачное восхищенье!
       Но сразу же возникла сложность. Юльча писала мимо лотка.
- Мне такая кошка не нужна! – заявил Серёжа. – Я её усыплю!
       Я уже свыклась со сложным характером моего супруга и сказала как можно более спокойно:
- Либо я и Юльча, либо ты остаешься один. – Серёжа сверкнул глазами, но промолчал. Наверное, он и правда меня любил и боялся потерять. Я выдержала паузу и сказала: - За котёнком убирать буду я, пусть тебя это не беспокоит.
       Я купила продолговатый пластмассовый таз с высокими бортами, и проблема Юльчиного туалета была решена. В то время ещё не было ни наполнителей для кошачьего туалета, ни специальных кормов. Я кормила Юльчу варёным минтаем, а в тазик бросала кусочек газетки – кошке надо же что-то закапывать. После каждого посещения туалета тазик надо было мыть и протирать сухой тряпкой, но мне это было не в лом. Я любила Юльчу. И Серёжа её полюбил, и даже называл её «наш ребёнок».

       Юльча росла, играла в скомканные фантики – Серёжа любил конфеты, как что игрушки у Юльчи всегда были в изобилии. Но взгляд у неё был какой-то странный: вроде бы она здесь, а вроде бы и где-то далеко, наверное, на другой планете.

          Однажды произошло страшное. Серёжа чинил наш диван-книжку – барахлили замки. Он  раскрыл диван, и поставил его одним концом на табуретку. Смазывал металл замков – и диван упал. Я сидела на кухне и вдруг услышала какое-то задушенное «мааа». Бросилась в комнату – котёнка нигде нет. Я обомлела. Сказала Серёже: «Подними диван!» Он сделал это, и вышла Юльча. Села, сидит. Серёжа говорит: «Хана котёнку». У меня от ужаса трясутся руки. И вдруг Юльча лизнула лапу, лизнула другую и  пошла по своим делам. Из наших обеих грудных клеток вырвался вздох облегчения.

       Зима прошла, настало лето, мы открыли все окна и балкон. Балкон был не застеклённый, а внизу на внешней части располагались ящики для цветов с остатками земли. И начались Юльчины кульбиты по балкону. Она прыгала вниз, на эти ящики с землёй, лежала там, озирая окрестность. А нагулявшись, прыгала с перил балкона в форточку, и приземлялась на задние лапы – совершенно фантастический прыжок, практически полёт! Сколько же было в ней мощи! Но всё это цирковое искусство раздирало мне сердце: девятый этаж, внизу асфальт. Поэтому, когда мы собрались переезжать в Петербург и нашли квартиру на Васильевском острове на втором этаже, я возликовала: там за Юльчу я была бы спокойна.
       Когда мы с Серёжей вместе должны были ехать в Питер, чтобы выбрать квартиру из трёх вариантов, мы пристроили Юльчу к маме нашей подруги Натальи Наркевич. Женщина потом рассказывала: «Три дня я жила в полном ужасе. Юльча не пила, не ела, не ходила в туалет, только сидела и пристально смотрела на меня. Я боялась, что бросится и загрызёт». Вот как Юльча была предана нам!
       Юльча созрела, и случилось невероятное: она стала метить секрецией стены санузла. Это делают коты, кошки это делать не могут, но, видимо, у Юльчи была андрогинная природа. Стерилизацию она перенесла легко: на третий день после операции уже совершала свои кульбиты по балкону.

       А 28-го августа 1993-го года мы погрузились вместе с вещами в КАМАЗ и поехали в Санкт-Петербург. Юльча была у нас на руках. Первые два часа она орала благим матом, но потом успокоилась. Мы ехали семнадцать часов, и Юльча пережила этот переезд без еды, воды и туалета. Мы приехали в нашу новую квартиру и, по обычаю, первой пустили туда Юльчу. Она обошла квартиру по периметру, убедилась, что конкурентов нет, и устроилась в первом же принесённом кресле. А мы загружали прочую мебель.
       Пока мы заносили в квартиру мебель, к нам приблудилась дворовая кошка с двумя котятами. Юльча по-хозяйски не возражала. Я постелила им на полу одеяло, поставила плошки с едой и молоком. Гости наелись и устроились спать. Но утром они исчезли! Хотя дверь была закрыта! Чудеса да и только.

       Нельзя сказать, что Юльча была ласковой кошкой. Она терпела, пока её гладили, но потом брезгливо вылизывалась. Она вечером приходила в постель ко мне на грудь, но разрешала только почесать себя между ушами. Быстро насытившись этой лаской, она уходила спать в кресло. Когда мы переехали в Питер, Юльча всё чаще стала погружаться в медитацию. Глаза её были открыты, но она точно была не на планете Земля – может, на Сириусе, на который смотрит египетский Сфинкс, а может, в созвездии Орион, где, как говорят, совершенно нет демонизма.

       В новообретённой квартире на Васильевском острове были старинные окна с широким пространством между оконными рамами. Там мы приделали доску, чтобы Юльча могла сидеть и смотреть в окно. Она сидела и смотрела, хотя смотреть было, в общем-то, не на что. Питерский двор-колодец, напротив нас – грязно-жёлтый флигель. Во дворе – ни кустика, ни травинки, только серый асфальт под серым небом. Но иногда во дворике появлялись кошки или собаки, иногда залетали голуби и вороны. Юльче всё было интересно – любое проявление жизни.
       Мы приносили Юльче зелёную травку, и Юльча её с удовольствием хрумкала. Кроме рыбы, сваренной с овсяной крупой и морковью, мы стали по вечерам давать Юльче мелко нарезанную сырую говядину. Это был праздник для Юльчи. Пока я резала мясо, она громко урчала в восторге и предвкушении.

       Я занималась медитацией, и Юльча тоже медитировала. Она прыгала со спинки кресла на шкаф – не прыжок, а полёт! – и медитировала там, по соседству с моей гитарой. Сдаётся мне, что она преуспела в медитации гораздо больше, чем я. Но когда она раскладывалась в кресле или на диване в полном блаженстве, сам Ренуар схватился бы за кисть!

В объятьях ангела ты спишь,
ты, жизнь сама, сама невинность,
и зришь не лакомую мышь,
а лишь её неуловимость
в большой космической норе -
не то дыре, не то туннеле -
где все к божественной игре
приноровились, как сумели.
Ты, розовый оскалив рот,
сражаешься с моей рукою,
а мне покоя не даёт
само стремление к покою.
       В Швеции я видела, как мальчик гуляет с кошкой на поводке. Я купила шлейку и поводок и стала гулять с Юльчей в нашем придворном парке Академии Художеств. Юльча очень полюбила прогулки, и, когда я доставала шлейку из шкафа, выбегала в переднюю, ложилась на пол и начинала громко урчать, мол, мама, одевай меня быстрей!
       На прогулке было два забавных момента. В полуподвале в окне горел свет, и какой-то дядечка что-то писал, сидя за столом. Форточка была отрыта. Юльча встала на край форточки и громко сказала: «Мяу!» - «Здравствуйте!» – ответил ей мужчина. Другой случай был зимой. Юльча вырвала у меня из рук поводок и понеслась по снегу. Оказывается, на снегу сидела ворона. Юльча остановилась с считанных сантиметрах от неё. Ворона как будто обалдела от наглости кошки и не сразу взлетела. «Ты что, совсем сдурела?» - словно сказала она Юльче. Потом как бы нехотя взмахнула крыльями и была такова. А вообще-то Юльча на прогулках вела себя спокойно, и, нагулявшись, сама шла домой.
С дворовыми кошками она вела себя спокойно, без агрессии. А вот собаки её боялись. Сначала, заливисто лая, к ней бежали, но Юльча сверлила их таким ледяным, просто змеиным взглядом, напрочь лишённым страха, что собаки, поджав хвост, убегали и жались к ногам своих хозяев, жалобно поскуливая.

       У Юльчи было астральное зрение (у всех кошек оно имеется). Когда Серёжа уходил в магазин один, а я по причине недомогания оставалась дома, за несколько минут до возвращения Серёжи Юльча начинала мяукать и бросаться на входную дверь. Она не могла видеть Серёжу, он только спустя минуты две-три появлялся в нашем дворе.

       В мае 1995-го года я поехала к друзьям в Лугу и взяла с собой Юльчу. Луга хоть и называется городом, но большей частью состоит из деревенских домиков без удобств. Я поселила Юльчу на втором этаже, чтобы исключить контакты с другими зверями. В 2007-ом году я написала об этой поездке:

Днём с кошкой Юльчею на поводке
я совершала променад по саду.
И Юльча шла походкой королевы,
задрав свой хвост, как полковой штандарт,
ни ухом не ведя на брань собачью.
Ей нравилось за бабочкой следить,
травинки грызть и озирать окрестность.

А вечером обширное семейство
рассаживалось чинно за столом
для трапезы. И мнилось: всё, как встарь,
как у древлян, далёких наших предков.

       По мнению учёных, кошки одомашнились сами, сами пришли к человеку. Это произошло в Египте четыре тысячи лет назад. По данным генетиков, все нынешние домашние кошки – потомки кошек египетских фараонов. Кошки в Египте считались священными, им ставили памятники. Большой Сфинкс – та же кошка.
       Кошки жили при дворе японского императора. К ним обращались «госпожа кошка».
       В Тибете кошки (не собаки!) сторожили храмовые сокровища. Тибетская порода кошек отличается исключительно длинными когтями – пять сантиметров! Сокровища рассыпаны на алтаре, но попробуй к ним прикоснись – получишь кровавую рану!
       В Европе во времена Инквизиции кошек считали слугами дьявола, пытали и сжигали на кострах. В результате расплодились грызуны, а дальше – чума.
       В штате работников Эрмитажа числятся триста пятьдесят котов и кошек. Их кормят и лечат. Но во время блокады кошек ели.
      В сегодняшнем Риме есть территория, занятая под приют для кошек. В эту территорию входят, между прочим, античные памятники. Кошек кормят, ласкают и лечат. Для католического сознания это – необычайный прогресс, ведь апостол Павел писал: «О волах ли печётся Бог?»
       В Австралии на одну душу населения приходится две домашних кошки.
       Юрий Куклачёв, руководитель единственного в мире Театра кошек: «Кошки – космические существа, посланные нам невидимой рукой».

       Юльча признавала только меня и Серёжу, хотя даже мне доставалось от её когтей – я ходила в царапинах и на руках, и на ногах. К гостям она и вовсе относилась агрессивно. Занимала позицию у двери из комнаты и хватала за ноги, выпуская когти. Я помню, как одна наша знакомая кричала из туалета: «Серёжа, спасай!» Но маленьких детей Юльча никогда не обижала.
       Юльча любила лежать у Серёжи на ногах. Он читал журнал или газеты, положив скрещённые ноги на журнальный столик. Юльча устраивалась в этом перекрестье. Но когда Серёжа уставал и говорил: «Юльченька, прости, ножки у меня устали!» - Юльча сразу же спрыгивала.
       Я всю жизнь держала в доме животных и птиц и могу с уверенностью сказать: инстинкты – дешёвая выдумка, все живые существа разумны, включая растения. Слава Богу, наконец-то к этому пришла современная наука, отстав от Будды на две с половиной тысячи лет.

Твои усы - тычинки лилии,
а ушки - лепестки настурции.
Не сыщешь женственнее линии
и грациозней конституции
и у натурщиц Ренуаровых:
в любой из поз на рифмы просится
исчадье джунглей ягуаровых
с их солнечной разноголосицей.
Природы целой в малом облике,
всей жизни явленное таинство!
Бог в нас живет, а не на облаке,
пусть врассыпную разлетаются
мечты о Нем в Ничто, но пташкою
одна дрожит, не смертью смятая, -
когтистой розовой ладошкою
державно к вечности прижатая!
       Моя кузина Лена взяла щенка бордоского дога. Он, хоть и щенок, был размером со взрослую козу. И вот Ленка пришла к нам в гости. Сидели, выпивали, наслаждались жизнью. И пришёл Ленкин муж Саша забирать Ленку. Пришёл с этим самым бордоским Гарой (сокращённо от Гарвард). Юльча увеличилась в размерах раза в три и пошла на собаку. Гара от ужаса забился в угол. Мы загнали Юльчу в комнату и заперли плотно на газетку, но Юльча выбила дверь: «Где эта скотина? Щас пасть порву!» Мы попросили Сашу поскорей увести собаку, пока не началось кровопролитие, что он и сделал. Но как было не восхититься мощью Юльчи!

      Когда 17-го марта 2001-гогода умер поэт Виктор Кривулин, мы в память о нём решили взять к себе одну из его многочисленных кошек, Кляксу. Трёхцветная пушистая красавица, полуперс, она давно мне нравилась. Только мы забыли спросить у Юльчи, что она думает по этому поводу. А Юльча восприняла Кляксу, как императрица Екатерина Вторая  - самозваную княжну Тараканову. В первые минуты появления Кляксы в нашей квартире стало ясно, что никакой идиллии не получится. Мы расселили кошек по разным комнатам. Ольга Кушлина, теперь уже вдова Кривулина, сказала нам: «Не удивляйтесь, Клякса очень мало ест». У нас Клякса ела за троих! Она была чудесная, очень ласковая. Но стоило нам зазеваться и открыть двери в комнаты, как кошки сцеплялись в клубок. Шерстяной клубок из двух аристократок катился по прихожей, и из него летели вопли и клочья шерсти. Так мы прожили две недели. Но жить так дальше было невозможно. Мы с мольбой позвонили Ольге. Она спокойно сказала: «А я знала, что Юльча Кляксу не примет. Не беспокойтесь, кошку у вас сегодня же заберут». И правда, в тот же день приехала девушка с рюкзаком и увезла Кляксу. Через некоторое время мы справились у Ольги о судьбе кошки. «Всё в порядке, - сказала Ольга, - Клякса попала в хорошую семью, где нет других зверей и она чувствует себя королевой».

       Юльча полюбила лежать в шкафу на нашем постельном белье. Она лежала там часами. Прямо-таки отшельник в гималайской пещере! Юльча любила петь и делала это очень хорошо. У неё было красивое сопрано. Мы с Серёжей наслаждались её пением.

       В 2004-ом мы вернулись в Москву. В квартире была большая лоджия, не застеклённая, и Юльча с удовольствием гуляла. И хотя этаж был первый, она никогда не выпрыгивала на улицу. Для этого она была слишком умна.

       Беда всегда приходит неожиданно и безжалостно. У Юльчи начались эпилептические припадки. Спаньё под раскалённой батареей даром не прошло. Юльча издавала вопль, спрыгивала с кресла на пол и билась в страшных судорогах. Потом долго стонала. Видимо, ей было очень больно. Мы были в ужасе. Пошли к ветеринарам, а те очень удивились, они с таким не сталкивались. Тогда мы купили лекарство от эпилепсии для человека и стали давать его Юльче. Постепенно припадки прекратились. (Как известно, эпилепсией страдали Юлий Цезарь и Фёдор Достоевский.) Но пришла новая беда: Юльча стала поносить. У неё и раньше иногда случался понос, и я её благополучно лечила. Я и теперь стала вливать ей в ротик проверенный лактобактерин. Но он не помог. Была весна 2007-го года. Юльча перестала есть. Только пила водичку. Шерсть её потеряла блеск. Юльча неделю ничего не ела, и я попросила Серёжу отнесли её в ветеринарную клинику. Я была в таком ужасе, что боялась выходить из дома. Сказались фобии, подаренные мне Питером. Серёжа понёс Юльчу в клинику. Я сказала ему, чтобы он не жалел денег на самые сложные анализы и, если потребуется, операцию, и засунула толстую пачку купюр в карман его куртки. Ох, я предчувствовала неладное. Ещё несколько лет назад я написала:

Короток век твой. Немного длинней
мой, значит, мне предстоит о потере
над неприметной могилкой твоей
горько скорбеть, но упрямо я верю,

что, детка, сквозь поминальную тишь,
дочурка моя, луноокая Муза,
услышу, как ты благодарно урчишь
на безволосой груди Иисуса.

       Я сидела, курила одну за одной сигареты, подпрыгивая на стуле. Отчаянье сменялось надеждой, надежда – отчаяньем. Прошёл час, второй, третий, четвёртый. От звонка в дверь я подпрыгнула до потолка. Это был Серёжа. Без Юльчи. В его сумке покоились две канистры пива. Я забилась в рыданиях. Серёжа протянул мне феназепам. Я съела четыре таблетки и задушенный голосом спросила: «Что случилось с Юльчей?!» - «Врачи обнаружили, что вся её пищеварительная система поражена раком с метастазами. Юльче сделали эвтаназию». Я была потрясена. Юльча даже не кричала от боли, а только тихонько плакала. В сердцах я написала «Реквием Юльче». Было 6-е мая 2007-го года.

Ты скончалась в самом начале мая,
в пору густой синевы и цветущей вишни.
Почему так случилось, моя родная,
что тебя столь рано прибрал Всевышний,

одному Ему вестимо. Тебе скажу я:
наша жизнь - не отрезок, а лучик света.
Отчего же пью горькую и тоскую?
Оттого, что сегодня не верю в это.

Ты была москвичкой, стала петербуржанкой,
лужанкой, опять москвичкой, - пришлось поездить.
Ах, аристократичность твоей осанки!
Грациозность смолянки! Я навожу на резкость

память, чтобы облик твой не расплылся.
Созерцаю пушистость, изящество, совершенство.
Слышу твоё бельканто. Нет, не забылся
ни единый твой “мур”! Вечное блаженство

ты заслужила тем, что дарила счастье,
чистое, как роса, нам,  твоим двуногим
спутникам. И твое медитативное безучастье
было, возможно, общеньем с Богом.

Ты была моей девочкой, дочкою, мой котёнок.
И пребудешь до часа, когда я следом
за тобой пойду в глубину потёмок
райской жизни, граничащей с полным бредом...


       Смерть Юльчи стала для меня невыносимым ударом. Я её любила, как родную дочку. Днём ещё было ничего, а вечером, когда я усаживалась за свой письменный стол на кухне, меня начинали сотрясать рыдания. Я ничего не могла с собой поделать. Мне было больно, нестерпимо больно. Душевная боль переходила в физическую. Я оплакивала Юльчу полгода.
            Я написала Юльче много писем в Рай, одно из них хочу привести здесь:

Второе письмо в рай

Ты к ангелам и буддам причтена,
любовь моя, тоска души моей.
Уже вторая без тебя весна
нисходит фрескою на белизну полей.

И трескается ноздреватый лёд,
и к жизни возвращаюсь я опять,
чтоб слышать, как апрель в лучах поёт,
чтоб петь самой, и верить, и страдать.

Ты мне дороже дорогих людей.
А смерть твоя ужасней для меня
моей грядущей. Не в саду идей -
в садах бессмертия душа твоя.

Я жизнь свою убогую влачу
и - правда! - чаще плачу, чем смеюсь.
И времени - слепому палачу -
в безжалостные руки отдаюсь.

Уже легли морщины на чело.
И тяжела мне собственная плоть.
И я не понимаю ничего
в мироустройстве, что создал Господь.

Чтобы воскреснуть, надобно сперва,
измучившись недугом, умереть?
Нет, это не вмещает голова.
Бездушный целлофан, бумага, медь

всё человечество переживут,
как я, мой друг, пережила тебя.
Но жизнь любая - несколько минут
в сравненье с вечностью. До октября

два шага от апрельской кутерьмы.
Пора цветенья - мимолётный миг.
И мимолётны, собственно, все мы.
Роскошные надгробия из книг,

высотных зданий - замки из песка.
Ни с чем приходим и ни с чем уйдём.
Повсюду натыкается рука
на пустоту. Она - наш общий дом,

хрустальный скит - ведь каждый одинок.
И не спасут ни свадьба, ни толпа
от одиночества. Спасёт ли Бог? -
не знаю: так темна к Нему тропа!

Её осветит только тот, кто сам
есть свет. А у меня внутри черно
от скорби. Дождь бежит по волосам
за ворот. Пусто, холодно, темно.

И рядом нет тебя. Ты в вышине
такой, что и мечтою не достать.
Но я не зря пишу: сдаётся мне,
что я срываю первую печать...

12 апреля 2009
Вербное Воскресенье

         Меня очень беспокоило, где после смерти окажется Юльча. Она мне не снилась. И вот в солнечный весенний день 2009-го года, когда Серёжа ушёл в магазин, а я наслаждалась тишиной, сидя на диване, я увидела Юльчу (не физическим зрением, а духовным). Она стояла на буфете, совершенно живая и реальная, только я видела, что она соткана из какой-то тонкой световой материи, и её окружало сияние. Я видела её в течение двух-трёх минут. Юльча посмотрела на меня, убедилась, что я её вижу, спрыгнула с буфета и исчезла. Мне беззвучно было сообщено, что Юльча взята в Свет. Как же я была счастлива! Булгаковский Мастер заслужил только покой, а мою девочку взяли в Свет!

Аристократка, недотрога,
но ласковая, словно бриз,
живи за пазухой у Бога,
но иногда взгляни и вниз,

где я, не пережив утраты,
воспоминанья ворошу,
как с нами ты жила когда-то,
но возвращенья не прошу:

на Небе нет болезней, смерти,
но много радостных забот:
так, ты следишь в Господнем свете
ярчайших бабочек полёт...

                18-21 апреля 2018, Страстная неделя, Пасха