Хорошо им было с ним. Хорошо

           В то далёкое время это село было обычным, каких по всей России
  считать- не пересчитать. Не сказать, что большое, пышущее и цветущее, но
  в отстающих не числилось, а числилось одним из двух, входящих в местный
  колхоз.
        Похожее на другие, многочисленные селения не очень чернозёмной полосы,
  но если не лениться и поливать, то селяне урожай завсегда имели и жили
  в приличном достатке: картошка родИлась, куры-гуси плодились, поля хлеб
  давали.

        Если б дальше так дело шло, то обязательно разбогатели, да пришла
  большая беда- немцам захотелось отведать их достаток.   Своего что ль мало?

         Выяснять у них не стали, отправили разбираться с ними своих мужиков...
   Вот так.   Долго разбирались, поубивали друг дружку, так что вернулись
  домой в их село два с половиной мужика.

      Половину, вернувшийся к своей жене,  представлял мужичок лет шестидесяти.
  Хорошо, что в селе к тому времени, у него  подросли двое его деток, а то
  новых, он навряд ли бы выстрогал.  Строгать то было чем и корешок его иногда
  торчал, да не пищали в его мешочках живчики, по причине одного ранения,
  лишившего его живчиков жизни.
      Ну его жена вернувшемуся  мужику и такому  была рада.  Мужик в доме-
  всегда хорошо: и взглянет как надо, где надо - починит, как надо - обнимет.
  Она тоже была не девочка, ей и такого мужика хватало, а ему и подавно - на
  данный момент, мог только её и обеспечить...

       Двое других мужчин - победителей, вернувшиеся один за другим, почти
  в одно время, такая участь не постигла.  Были у них кое- какие ранения,
  но на мужскую силу не влияющие, да и на детородную- тоже.

       Село народом, хоть, и поредело: кто поумирал, кто отправился в другие
  края за лучшей долей, но стояло на прежнем месте, старалось возобновить
  колхозное дело.
       Пахали- чем могли, сажали- как умели.  Не разучились.   Всегда раньше
  работящие были, да и ныне, по осени, всё равно, урожай имели.

       Женщины, не дождавшиеся с войны мужей и имевшие деток, как-то с такой
  участью смирились.      Вся страна стонала от похожих ран...
       А вот, повзрослевших за прошедшие лихие годы, такая участь не устраивала.
  Природа требовала своё, её зелёным огурцом не обманешь.  Мужик- он и есть
  мужик: он бабу и поцелует и обнимет, не то, что огурец...
                Баба щипком жива, да было б кому щипать...
      Слава Богу, село было небольшое и девок на выданьи было немного.

      Но много ли, мало, но расторопный Василий одну уже такую приметил.
  Отдохнул малость, успокоился, отвыкнув от солдатской каши с тушёнкой.
       Подъел щей с шейкой и ножкой куриною, да картошки с прошлогодним салом,
  успокоил зажившие, но ноющие раны, а беспокойство к нему приходило ночами
  от восставшего корешка и дум мужицких.

       Опять сон куда-то подевался, жадно искал- к кому под бочок притулиться.
  Раздумывать и выжидать долго не стал, да и хороводиться с Манькой не пришлось.
  Она хоть и девица оказалась, но года у той подпирали и то, что упиралось из
  его штанов в её бок, когда обнимал, резво зашло куда надо.
       Что ходить кругами, выжидать и ноги бить?   Они сами раздвинулись под 
  его напором.  Очень даже можно догадаться о чём Маняша думала, когда
  без брака свои ноги раздвигала от поцелуев Васька.
       Как все бабы во все времена: и хотелось, и страшно было за себя, а ещё
  страшнее- остаться одной.

       Сладок мёд на Манькиных губах и сладка тайна меж её ног.
  Хотя какая теперь тайна?   Василий ещё не насытился свиданиями с Маней, как
  стал замечать на себе жаркий взгляд её товарки- Валюхи, что жила недалёко
  от неё.
      Всё в ней бросалось ему в глаза: и ладная попка, и упругость грудей,
  и волос каштановый; и однажды, отправляясь к дому Манюни, ноги привели его
  во двор Валентины.

      Починил ей порожек у дома, а потом его и переступил и...оказался
  после выпитой чарки, которой расплатилась хозяйка за мастеровые Василия
  руки, в её кровати, где Валентина  продолжала жарко благодарить победителя
  войны и её тела, за проделанный в порожке ремонт.
        Початая она была или -нет, он сразу во хмелю не понял, а потом ему было
  всё равно - так понравилась крепкая и статная фигура Валюшки.
       Что-то в её фигуре было царственное, уверенное, спокойное.  Казалось,
  в чём-то даже медлительное, однако с такими чертами характера, на удивление
  Василия, она держала свою хату в порядке, не богато, но в чистоте и
  в постели была не холодна.

        Нет, Манюшу свою он не бросил. Обласкивая статность одной, он не забывал
  молодость другой, хотя разница у них в возрасте была года четыре.

       Всё было как-то ладно и чинно, но в старики он себя не записывал.
  Да и какой он - старик в сороковник?  Валентинина статность его привлекала,
  но ему не хватало игривости, которую он заприметил уже в кое-ком, у кого она
  била просто ключом.

       Эта игривая и красивая Галинка была заметной девахой в селе.  Василий
  сразу её приметил, но не решался к ней подойти, думал, что с такой красотой
  ждёт она, поди какого- нибудь офицера.   А он-кто?  Но время летело, а Галинка
  свои песни на сенокосе пела одна.
       Так что, Валентина, не оставленная пока Васюткиным вниманием и радёханькая 
  его приходом после ремонта колхозного трактора вечерком, всё же видела- с каким
  интересом тот реагировал на звонкие вечерние песни и переливчатый смех сельской 
  красавицы Галинки, разносящийся на пол- села.
       Да и Маняша, покорно принимающая его посещения, ласки и поцелуи, была
  молода годами, но внимательностью не была лишена.  Видела с какой поспешкой
  Василь дохлёбывал щи от устатку в кровати с ней,  лишь заслышит он песни
  Галинки, проходящей мимо их окон, будто ненароком...

       Про Валюшку она знала, в селе, чай жили, трудно что-то утаить.
  Но с ней как-то смирилась, понимая безвыходность положения - малочисленность
  мужиков в селе;  да и Валентину по бабьи понимала, потому что и раньше
  относилась к ней, как к подруге и теперь продолжала её жалеть.

       Но в звонких песнях Галинки она видела большую угрозу - потерять
  любовь и ласки мужчины, которого тоже любила. Она ждала-выжидала, что
  будет впереди, что предпримет Василий на явные призывы Галины?..
       У того и правда сердце билось чаще от услышанного  звонкого  смеха
  Галинки, проходящей с селянами мимо окон той, у которой продолжал ублажать
  себя.   А ему так хотелось к переливчатому смеху дивчины добавить свой,
  грубоватый смех.
                И добавил...
       Галинка была удивительна не только переливчатым смехом и озорными песнями,
  она нашла чем ещё Василя удивить.
       Связь с Галинкой для него оказалась весьма кстати. Ни потому, что та
  была красива и, как ему хотелось, теперь они смеялись вместе.  Ни потому,
  что  умом Галина не была обделена  и пели они её песни на два голоса,
  а потому, что видимо Валентина жарче обычного ублажала Василька в кровати
  и он на такие забавы проливал больше пота и жизни из своего мужского начала.

       Так что такая мокрота и влага способствовала появлению всходов,
  зародившихся в лоне двадцати шестилетней особы, превратив её статную фигуру
  в совсем не царскую.
       Ублажать Василя ей теперь не хотелось, да и нельзя было пока, хотя
  внимания виновника своего положения она ждала и любила, в чём он ей конечно
  не отказывал.

       Так что весь запас его нектара теперь предназначался Манюше и Галине.
  Молодка не радовалась такой удаче, посещал он её не часто.  Но чем реже были
  его посещения, тем жарче были баталии в кровати.   Да и только ли в кровати?
      Манюша была мастерица на выдумку: приглашала его голого и в пруд ночами,
  и в баню, и под кусточек с душистой малинкой, называя её новым именем -
  ползунихой.  И видимо удачно собирали ползуниху и сладка она была в густых
  кустах, так что перед самыми родами Валентины  Манюня сама понесла.
      Что поделаешь?  Такова природа женская - принимая в себя, давать плод.

       Василёк таким итогам поедания райских яблочков  не противился, готов
  был к этому и гордился.  Но забот у Василька не убавилось: Валентине с дитём
  помогал, Манюшу тешил, как маленькую, когда ту очень сильно тошнило.
       И баюкал её, и укачивал, да и выученные у Галинки песни, напевал ей
  тихонько на ушко.

       Что ни говори, а Василь был сознательный, женщин своих он любил,
  ну а сынка от Валентины признал и дал ему своё отчество с фамилией, поджидая
  прихода другого.
       Завертелся он, запарился, стал искать подмогу в колхозных кадрах.
  Помогла колхозная учётчица Нина, с причёской строгою и гладкой и юбкой ниже
  колен.   Зашитый нитками в локотках пиджак не помешал ему растеребить её
  причёску и расстёгнутую юбку уронить на пол.

       Он и раньше, своим мужским чутьём подозревал, что Нинок не такая, какой
  кажется с виду, а с распущенными до пояса водопадом волос, синим взглядом
  из-под тёмных бровей оказалась совсем не строгая.
      Тихой и кроткой оказалась Нинок под его загребущими руками.  Обомлел,
  он пропал, пожирая её в кровати губами.  Уходя под  утро от неё лишь сказал:
  "Ты не хуже Галинки, красавица знатная. Очень прошу тебя- не уходи ни к кому
  и не уезжай из села."

       Умная учётчица Нина приняла его слова за объяснения в любви. Да и куда
  она могла податься? Здесь в селе у неё дом, родня, работа не пыльная, да ещё
  вот любовь появилась странная к мужику холостому, но не свободному.
       Узнала, как он умел любить жарко, что утром, после его ухода, печь
  не хотелось растапливать.  Но ведь сердце, на вид строгой учётчицы, сумел
  растопить...

      Пройдя районные курсы, профессию она поменяла, стала учителкой  математики
  в их сельской школе.    Всё такая же на вид строгая. Но какая она с Василём
  дома была - лучше не говорить.
      Утопила она Василя в глубине своих синючих глаз, накрыла волос водопадом,
  пронзила его сердце остриями тяжёлых грудей.  Хорошо, что по мужицкой части
  Василий нисколько не уступал в достоинстве своим  жёнам: и крепок был, и ловок,
  и размером был не мал.

       Так что бывшая учётчица, учитывая и оценивая доходы и расходы колхоза,
  быстро оценила все достоинства  любвиобильного  Василя.   Ну а то, что у него
  имелось ещё три гражданские жены, так это - совсем не проблема, если муж умён,
  сноровист и уважителен.

       Строгость строгостью, а лукавость Галины, всё равно тянула Василя и,
  поглядывая на неё в ожидании постели с хлопотушкой Галинкой, он довольный
  подумывал:
           "До чего же, всё же красивы наши российские бабы."

       Спал он теперь с двоими и двоим другим, разродившимся помогал.
      У Валюшки сынок подростал, у Манюньки дочурка агукала.
     Ну и куда деваться от частых встреч в кровати с желанным мужчиной?
  Галинка тоже понесла и родила сынка как раз, как стало тошнить синеокую Нину.
  Слава Богу, что это у ней к занятиям в школе утихло. Родить, наверно, тянула.
  А куда деваться? Ведь она была обязана учить математике сельских ребятишек.
       Но родить, некогда годить, время подошло и родила синеокая Нина дочурку.

      Василий не афишировал свои заслуги, умудрялся со всеми своими женщинами, 
  по очереди расписаться, у которых в личных документах красовались штампы, что
  они были его законными жёнами.  Конечно, потом, в своих документах, он ставил
  штампы о разводе.    Женщины знали об этом, но предложение и выдумку Василя
  не отрицали. Каждой было приятно и лестно походить в законных супругах
  удалого мужчины и по-свойски, в своём селе, не проставляли в личных документах
  штампа об официальном разводе.  Он им не был нужен и замуж никто не собирался
  повторно выходить.   Собственно и не за кого было...

        Так что теперь у Василя было два сынка и две дочки.  Может он и был
  многостаночник, но его жёны не были рожальными машинами.  Не выдавали детей,
  как уголь на гора, не плодили, как горошин в стручке...
       Понимали, что при таком раскладе, им будет тяжело и ему  будет тяжко.

      Время летело, скучать было некогда, да и детки забот и новизны прибавляли.
  Все его женщины знали друг о друге, особой ревности у них не было, потому что
  их мужчина никого особо не выделял, а главное, никого не обижал.
      В их селе женихов не прибавилось и ему ревновать тоже не было причины.

      Только иногда неугомонная Галинка кочевряжилась не знамо от чего и Василь,
  по совету Валентины и Нины предложил родить ей дочурку.   Галинка этой
  идеей воодушевилась, как-то резво понесла и ровно к правильному сроку выдала
  себе и Василю  Маришку, вылитую, как две капли - отец.
      Дочка- Маришка в возрасте на пол-года отставала от Нининой дочурки.
  Мать Маришки, кажись, успокоилась: забот стало больше и сердце умилялось,
  глядя на малышку- копию Василя.

      В колхозе, как подобает  работали, не мешали колхозные дела с личными.
  Да в селе успевай только поворачивайся: то посевная, то покос, то прополка
  замучает, а тут уже подходит осенний сбор урожая...
      Василий работал при колхозной техники: и на тракторе, и на сенокосилке,
  и на комбайне мог управлять.   Правда техника тогда была не новая, но
  образовавшиеся МТСы помогали.   Так и жили, залечивали раны и телесные, и
  душевные, и личные, и общие всей страны.

      Василя женщины оберегали: то подкармливали, то в одёжку получше одевали.
  У него был свой домишко, но там он почти не проживал.   Да и понятно.
  С четырьмя-то то жёнами, редко удавалось дома побывать. Да и зачем ему там
  находится?
  Но в его комнатёнке и сенях всегда было чисто.   Убирать там, ведь было кому.

      Время летело иль ползало- не известно.  Как говорится- чужие дети быстро
  растут.    Не успела Галинка второй дочкой разродиться, как у  Валюхи сынок
  уже собрался идти в первый класс.
      Он то в первый, да сама Валюха заегозила, намылилась в поселковый городок.
  Кто её сагитировал?  Не известно. Только она решительно настроилась уезжать.

      Ну, что ж? Василь не стал отговаривать, раз ей там показалось жить будет
  лучше. На работу  какую-то, не пыльную обещали устроить, до только...
  Да только Василий решительно ей заявил, что сына с ней не отпустит. Пусть
  едет.  Раз хочется королевне ходить в чистых ботах, пусть ходит, а сына он
  оставит себе.
      Поразмышляла Валюха и согласилась, хотя бы на  первое время, а там, как
  покажет жизнь.

       Ну что?  Стал Василий совсем семейный.    Он и сын Федя- совсем семья.
  И удивлялись, и сочувствовали, и восхищались неравнодушные Маня, Галина
  и Нина таким поступком Василия.
      Но какими бы эмоциями не были, ими проблему не решить.
      Теперь Василю надо не только о себе думать, но ещё заботится о сыне Феде,
  а эти заботы требуют не только умения, но и личного времени.  Того времени,
  которое он уделял им- своим любимым женщинам, считающий их жёнами.

      Они не думали, что придётся делить своего мужчину ни с какой-то, другой
  женщиной, а с мужчиной. Пусть с таким маленьким и в этом была вся проблема.
      Его женщины это вОвремя поняли и устремили свою помощь Ваську.

      Василий, почти как все селяне, был занят  своими неотложными делами
  в колхозе и постоянно ему быть с сыном  не представлялось возможности;
  и при необходимости  Федю отводили в самодельный, сельский ясли-сад.
       Он представлял из себя комнатёнку при сельской амбулатории, в которой
  заведовала медичка со стажем работы и годов.

       Туда приводили, по необходимости, ребятишек, человека- три, четыре
  и те ждали: или до вечера, или до того, когда их заберут.
  Кормили по-простому, первого-второго не было.  Обычно была кастрюля щей или
  отварной картошки с молоком. Огурцов, зелёного гороха и бобов было вдоволь -
  вот и все разносолы на день у ребятни в то время.
      Эта еда была не худшая, главное не разносолы, а чтобы чадо было сыто
  и с досмотром.

      Но Федя там долго не засиживался, его нарасхват забирали: то Маня,
  то Нина, а иногда и Галина. Понятное дело, у неё самой было двое ребятишек...
  Нина Феденьку подучила и к первому классу он умел считать и читать по слогам.
      Да и мать Валентина, устроившись в городе на работу, сыночка не забывала,
  посылала с оказией: то одежонку, то денег.

      Но к концу учебного года Василя отправили в районный городишко на курсы
  механизаторов, на подготовку работы с новыми то ли тракторами, то ли
  с комбайнами.
       Федю сначала к себе взяла Маня, у неё дочка была чуть помладше Феди.
  Справлялась, а к лету Федя уже жил у учителки Нины.
       Курсы какие -то были с партийным уклоном, растянули их почти на пол-года.

       Но Василь приезжал два раза на недельный срок. Как положено, всех троих
  навестил, переспал, понежил, насытил и насытился...
  А к концу августа, как раз к сентябрю он вернулся, но... не один, а
  с приметной, городской особой. 
       Сказал, что фельдшерица, но было заметно, что у них шуры-муры, то есть
  близкие отношения. Да и опытные его местные жёны у неё животик заметили.
  Посудачили между собой и успокоились.

       Городская фельдшерица устроилась при амбулатории и вскоре совсем
  рассупонилась, а охочий до женского тела Василь, свои ночёвки у прежних жён
  возобновил.  Да и понятно, за пол-года по ним соскучился.  Новое, оно конечно
  приятно, но добротное старое- завсегда хорошо.
       Четыре месяца проскользили, как один медовый месяц и в начале нового
  года фельдшерица Соня родила двойню: мальчика и девочку.

      К себе не требовала особого внимания и времени, видимо Василь рассказал
  ей, что, хоть он и холостой, но на селе у него есть женщины, которые  тоже
  родили ему детей и он любит: и детей и их матерей.
      Смелая оказалась Соня, раз решилась поехать с Василём в такой гарем.
  А куда ей деваться?   К концу полугодовалых курсов у неё уже был пятимесячный
  живот.
        Она наивно верила в совпадение места проживания понравившегося  мужчины
  и села, куда она должна была отправиться по направлению на работу фельдшером.
  Скорее всего, понравившийся мужчина подсуетился для такого совпадения и
  к концу первого месяца, он вовсю спал с городской фифой, по имени Соня.
      А может и не суетился, а, узнав о направлении её в их село, решил, что
  грех упускать такую удачу и возможность попробовать на вкус городскую бабу.
      Попробовал, понравилось, так что к концу курсов механизаторов у Сони
  уже был пятимесячный живот.  Может она думала, что по существу холостой Василь,
  всё же женится на ней, когда родится дитё?..
      Решилась, приехала и... осталась жить, потому что её подкупили отношения
  женщин к ней и между собой.  Да, те, с кем он спал и общался не были друг
  другу врагами.

       Не всякие женщины будут так вести себя с мужчиной, который продолжает
  спать с другими, бывшими жёнами, ставшие со временем, при определённых
  обстоятельствах, то ли любовницами, то ли гражданскими жёнами.
       Дело не в названии, просто Соня видела, что они между собой далеко не
  не враги.
       Подивилась, смирилась, став одной из них.
      А со временем, дел у Сони прибавилось, городская медичка стала тоже
  кое-что преподавать в школе.  Ну, типа домоводства: шить одежду, как хату
  украшать, как стол накрыть, как есть...  Не смеялись над Сониной затеей,
  российский люд, тогда,  был  жаден до новизны и местные селяне не отличались
  от всего народа.

     Разрушенная страна набирала силу, колхозы восстанавливались, народ приходил
  в себя.  Да со временем приходили кое-какие перемены, как на уровне страны,
  так и в селе Василя.  Одни его дети, научившись ходить, подрастали, другие
  учились в местной школе, которая из пятилетки превратилась в семилетку и,
  заканчивающему  её старшему сыну Федюше, что от Валентины, пришла
  необходимость продолжить учёбу в техникуме, куда он и уехал, уже ближе
  к матери.
       Василь не возражал, у него рядом было полно ребятни: и малых- от  Сони,
  и подросших - от Мани и Галины.
      Но ко всей этой перемене, Галюха вдруг восстала духом- не захотела
  отдавать своих детей доучиваться в поселковый интернат.  Категорически
  отказалась, заявив, что она поедет с ними, будет жить и учить их в городишке,
  куда когда-то Василий ездил на курсы.

      Василь перечить не стал и пусть он  отец, но Галина своим детям - мать
  и ей виднее,  как лучше, тем более ей обещали  там хорошую работу и временное
  госжильё.  Распрощались полюдски, душевно... Зла никто друг на друга
  не держал.

      Василий понял, что время строить (интимные отношения) закончилось,
  пришло время пожинать плоды, пришла пора итогов его деятельности, пора
  разруливать, разгребать настроенное.  Пришло время разгребать- что накуралесил.
                А что он накуралесил?
      Ну такой природы мужик он был.  Мало ему одной бабы было.
          Такие мужики бывают, да и по сейчас такие есть.
  Он такой бы и был, даже, если жил не на селе.  В селе-то даже лучше, не сидят
  по своим квартиркам.
  Тут все на виду, хочешь-не хочешь, а трутся друг об друга.   Главное- держать
  себя правильно и быть честным, ну а бабам- сознательными быть...
         Так что силком ни одну не брал.  Сами первые ему глазки строили,
  сами ноги раздвигали.
       Особых проблем он не видел: с Валентиной всё разрешилось по- доброму,
  Федюша поступил в техникум.  Его мать устроилась работать в какую-то контору, 
  с бытовым уклоном.
       Галинка со своей красотой, тоже, не осталась не замеченной. Устроилась
  в солидную контору с государственными задачами, вышла замуж за весьма
  солидного чиновника этой конторы.  Так что всё путём.

       Манина дочка, закончив курсы зоотехника, вернулась в село, ближе
  к матери и отцу. Ну, куда ж она мать оставит одну?
      Да и дочка строгой Нины выучилась и приехала в своё село колхозным
  агрономом.  Перемены жизни Василя шли в ногу с переменами других масштабов.
  Село пережило кукурузу, но по телевизору, всё ещё важные дяди целовались в
  щёки.
       Колхоз мужал, стали приезжать какие-то новые люди: и мужики, и бабы.
  Кто оставался, а кто- уезжал, не прижившись.

       Женшины у Василя были не старые, да и за прожитый тридцатник, не очень
  состарились.     Правда  Василю  уже было  прилично лет,  так что...
     Прожил он, как обычный, российский мужик и на семьдесят пятом году
  его не стало.

       Хоронить собрались все жёны и почти все дети.  Только сын Галины,
  пошедший по военной части, не смог приехать - был в это время то ли в Венгрии,
  то ли в самой Германии.
      Ну понятное дело, начал службу с госуклоном и большими, поставленными
  государством задачами: построить в России коммунизм и социализм во всём мире.
     Так что он не мог бросить такое важное дело...

       А сама Галинка приехала... приехала со своим солидным мужем.
  Зачем, спрашивается припёрся?   Думал, что Василь оживёт и Галинку спать
  уложит?  А может, как чиновник определённых структур высматривал- как
  на самом деле селяне живут?

      Бог ему судья.  А пятеро женщин, когда все поминающие разошлись,  сели
  одни за стол, налили по чарке, выпили за упокой и дружно согласились:
               "Хорошо нам было с ним, хорошо".