Повесть об отце Гл. 23 Конный двор

  Нравилось Михаилу бывать на конном дворе. Лошадей любил с детства. При этом он всегда вспоминал деда Степана, который не раз говорил, что более умного и доброго животного нет на свете.  Дед с особой тщательностью ухаживал за своей Зорькой – старой каурой лошадкой. Мало того, что старался подкинуть ей сенца посвежее, он ещё и овёс проверял, чтобы не было ни плесени, ни запаха. И водой поил только свежей. До сих пор в памяти все поездки с дедом в соседние деревни, в лес да на луга.
   Когда послужившая своё Зорька замедляла ход, маленький возница кричал: «Но-о, пошла вперёд!..» Он привставал на телеге и размахивал кнутом. Точь-в-точь как дед.
  Когда не стало Степана, Зорька послужила в хозяйстве недолго. Фёдор её куда-то отправил.

***
  На конюшне стояло десятка полтора лошадей и пара жеребцов. Все они были задействованы в хозяйственных работах. А работы было непочатый край. В техникум завозили стройматериалы, дрова, отправляли продукцию производства. И в поле работы было невпроворот.
  Все работники конного двора делились на две категории: конюхи и кучера.
Конюхам было предписано ухаживать за лошадьми, кормить их, чистить стойла, чинить упряжь, которой было немало. Да и ремонт всего гужевого транспорта входил в их обязанности.
 Кучера тоже следили за лошадьми, но они должны были быть готовыми в любой момент отправиться в путь.

  Самым ответственным занятием для них было везти директора техникума в райцентр или область. Опоздания всегда наказывались. Особенно сложным был выезд в осеннее или весеннее бездорожье, когда все дороги превращались в непроходимую кашу. И зимой, бывало, так навалит снега, что еле проберёшься. Вот и приходилось кучеру брать с собой лопату, чтобы пробить дорогу в самых труднопроходимых местах.
  Конюхи встречали паренька приветливо, зная, что тот обязательно обойдёт конюшню, погладит лошадей, которые всегда тянулись к нему в ожидании ласки. 

  Работники конного двора менялись часто. Требования к ним были такими же жёсткими, как и к остальным работникам техникума.
  Сколько конюхов и кучеров были уволены за прогулы, за некачественный уход за своими подопечными, за недосмотр и несвоевременный ремонт гужевого транспорта. Менялись они как перчатки. Только начинали привыкать друг к другу, как то одного, то другого увольняли за разные проступки и провинности. Правда, пара кучеров находились на особом положении. Они хоть и ухаживали за лошадьми, но большей частью возили по делам директора, его заместителей или заведующего хозяйственной частью.
  Оба пожилые они знали привычки директора, могли вовремя распознать его настроение.

  Антон Никитич строго следил за содержанием лошадей и всего тяглового хозяйства. Не раз Михаил видел, как тот вместе с заведующим хозяйственной частью проверяли состояние упряжи и качество ремонта.
  Увидев однажды сбитую спину Рыжика – молодого рыжего жеребца, он безо всякого объяснения издал распоряжение, где чёрным по белому было написано, что за недосмотр к упряжи (во время пути лопнули обе завёртки у саней) и к лошадям (сбита холка у Рыжика) конюху Ишимову Давыду Степановичу объявлен выговор с предупреждением.

  Степаныч, как по-свойски называли этого конюха, работал на конюшне без году неделя, и такие строгие требования были для него в новинку. На прежнем месте работы такого спроса не было. Но признал, что виновен и повинился, что впредь подобного не допустит.

***
  Михаил привязался к Степанычу сразу, как только его увидел. Было в нём что-то от деда Степана. Такой же суровый, серьёзный, немногословный мужик с окладистой бородой и трубкой в зубах.
  Степанычу тоже понравился этот паренёк. Смышлёный, разговорчивый, любознательный. А главное, любит лошадей. Нередко они беседовали, сидя где-нибудь на скамейке неподалёку от конюшни или прямо на охапке сена и старый конюх удивлялся красноречию и разносторонним интересам Михаила. Говорили о своих подопечных – лошадках, потом разговор незаметно переходил на погоду,  потом на рыбалку… А тут уж остановить двух любителей было совершенно невозможно.
 
  Не раз по ранней зорьке они отправлялись на берег Суводи и полной тишине наслаждались спокойствием и уловом. Часа два-три  – и в садке трепыхалось десятка полтора-два рыбин. 
  Михаил брал себе немного. И то заносил почти всегда Елене Ивановне – завучу, с которой сдружился ещё до поступления в техникум. 
  А ту рыбу, что готовили со Степанычем на костре, приносил друзьям. Вовка с Витькой просыпались от ароматного дымного запаха, быстро соскакивали с кроватей и, не умывшись, поглощали суводские дары. Хорошо! Завтрак в столовой можно было и проигнорировать. Хотя свой хлебный паёк забирали. На запас.

  И ещё один общий интерес проявился: банный. На территории техникума за всеми постройками на самом берегу Суводи стояла старенькая баня. Здание ремонтировали почти ежегодно, пока не решили снести и на этом же месте построить новую. Возвели за лето. Большую, на два отделения: мужское и женское – в расчёте на весь техникумовский посёлок. Получилось неплохо. Светлые моечные, большие печи, хорошая парная и просторные раздевалки.
  Сколько раз потом самые отчаянные помывщики, распарившись на полке, выбегали на берег Суводи и с разгону ныряли в её холодные воды. 

 ***
  Михаил помнил, как любил дед Степан париться и маленького внука старался приучить. Для него это был особый ритуал. Небольшая банька располагалась в конце огороде, ближе к речке. Не надо было надсажаться и таскать вёдрами воду из колодца. Вот она тут, в трёх шагах – речная с примесью родниковой. А уж этих родников по течению Бемышки были много, особенно у соседней деревушки, которую так и назвали: Ключи.
 
  Банька была построена, как говорил хозяин, на века. Сруб надёжный,  собранный из крепких брёвен, внешне казался не большим, но внутри было просторно: высокий полок, широкая лавка и печь!  Степан её сам сложил. Хорошо жар держала.
Рядом предбанник, куда после помывки можно было выйти и отдохнуть, полежать на дубовой скамье, которая Степану ещё от отца досталась.  Смолоду любил он, распарившись докрасна, окунуться в холодную воду речки, а зимой и в снегу поваляться, чем очень удивлял соседей.
 
  Маленький Мишка быстро пристрастился и к банному жару, и к берёзовому венику, в который дед вплетал веточки мяты или полыни. Ароматно и полезно!
Уже будучи семейным, он не раз вспоминал отдельные эпизоды той поры. И веники напоминали далёкое-предалёкое, насовсем ушедшее детство.
  А тут Степаныч. Парился, как дед, и веником прохаживался не щадя ни себя, ни Михаила.

  ***
  Не раз Михаил был свидетелем, как конюхи между собой обсуждали очередное распоряжение директора о наказании кого-то из них. Больше всех доставалось старшему конюху Домнину Ивану Елизаровичу. Как-то Тихон Гребнев не успел сдать в ремонт хомут, который был сильно изношен. Наказали тогда и его, и Ивана Елизаровича. Оба платили штраф по 25 рублей.
  Для конюха с его зарплатой в 65 рублей это были очень большие деньги. Но директор скидки никому не делал. Считал, что дисциплина превыше всего. Правда, в техникуме нерадивым работникам доставалось всем: и кочегаром, и слесарям, и подсобным рабочим, и сторожам, и даже мастерам производственного обучения.

  Однажды с работы уволили молодого кучера Илью Чикишева. Он Михаилу, честно говоря, не нравился. Был развязным, постоянно курил и матерился при каждом удобном случае. Рассказывали, что он приехал сюда из какой-то глухой деревни, где у него осталась старенькая бабка. Помогать ей Илья не спешил, деньги все проматывал с друзьями, частенько его видели в посёлке в компании таких же в подпитии мужиков. Было странно, что строгий директор держит Чикишева на работе да ещё доверяет ему выездных лошадей.
 
  А уволили Илью за то, что он ночью без разрешения взял бричку и сгонял в Разбойный Бор – деревню, которая находилась недалеко от Суводи. Там хорошо гульнул и лошадь на место поставил поздно. Сторож, верный и ответственный Аркадий Иванович, конечно, сразу же доложил директору. Ну, а тот и уволил кучера без всякий объяснений.
 
  Не доложить сторож не мог, знал, что в противном случае уволят его. Такое в техникуме уже бывало.
Прогульщиков и летунов наказывали вообще строго. Не только увольняли, но и лишали хлебной карточки. Им предписывалось в течение двадцати четырёх часов покинуть территорию техникума.
  Хорошо, что Чикишев снимал комнату в посёлке. А то бы ещё и с казённой квартиры выперли.

***
  Разбойный Бор. Позднее Михаил узнал, что деревня с таким странным названием была основана ещё в 18 веке. Сюда на дикий берег Вятки бежали остатки разгромленных отрядов Степана Разина.
  Какое-то время помышляли разбоем, используя, как укрытия, глухие леса и неожиданные изгибы речного русла. В этом месте река делает несколько крутых поворотов, раздваивается, образуя обширные острова. Здесь много озёр, стариц и проток.

  Разинцы первое время грабили проходящие мимо баржи с товаром, прятали добычу в лесу, но со временем все перешли к мирной жизни. 
  Леса давали богатые урожаи грибов и ягод, в Вятке в изобилии водилась разная рыба. Жерех, сом, таймень, стерлядь – были обычной добычей вятского рыбака.
Разинцы, бывшие в прошлом крестьянами, поняли, что можно жить и без разбоя, основали большое поселение, за которым закрепилось название Разбойный Бор.
 
  До сих пор бытует легенда, что атаман разинцев перед смертью где-то на высоком берегу реки зарыл золото, добытое разбойным путём, заколол своего боевого коня и похоронил рядом.
Говорят, что иногда в лунные ночи можно видеть коня-призрака в полной боевой сбруе, который охраняет разбойничий клад. Да где его сейчас найдёшь.
Сколько легенд хранит Вятская земля! А эта – одна из многих.


 На снимке: Разбойному Бору почти пять столетий

 Продолжение: http://proza.ru/2020/10/09/1113