Батюшка

 
 
  Троллейбус вот-вот должен был отойти, и я обречённо махнула рукой водителю.  Но он неожиданно  притормозил  и открыл заднюю дверь.  Хороший знак, день начинается с добрых людей!
    Я не люблю сидеть против движения, но одно свободное место было только на заднем сидении.. А  другое место, у окна, было занято – О боже! –священником!
   Я замешкалась лишь на минуту: сидеть рядом со священнослужителем – нет, это сильное испытание для моей психики!   В своих чувствах мне сложно разобраться: боязнь, робость, недоверие и причастность к иному миру,  куда уходят родные и любимые люди - всё вместе взятое с детства  сформировало  это неприятное чувство.
  А он чуть ужался к окну, предполагая, что я сейчас сяду
рядом с ним. Но я поблагодарила его кивком, и осталась
на задней площадке. Я ухватилась за поручень и,
отвернувшись от салона, стала смотреть в окно.
    
Я, конечно, сразу отметила, что он не из тех служителей церкви, с которыми  пришлось мне в жизни столкнуться. В детстве и в юности  я присутствовала при отпевании усопших родственников, и это действо при стечении народа, в духоте маленькой кладбищенской церквушки, и в облачках дымящего ладаном кадила, то и дело пролетающего вблизи. А мама держала меня перед собой, в первой шеренге родственников. Отпевали моего деда, народа было много - он был известным человеком .
И чем это кончилось,  я не помню:  стала терять сознание,
 и меня вынесли на кислород. И с того времени
негатив от пережитого тогда надолго оставался во мне..
   
    Но жизнь заставила меня обратиться к Всевышнему, когда кроме него, никто, казалось, не мог помочь.
    Я перестала шарахаться  при встрече с человеком в чёрной рясе, как от чёрной кошки, когда поняла, что он такой же, как и все мы, и ничто человеческое ему не чуждо..

   А произошло это тогда, когда моя молодая сослуживица попросила сопроводить её в церковь, где она хотела побеседовать с батюшкой..  Мы каждый день с работы ездили  домой автобусом вместе на наш жилмассив.
 А по дороге, сразу за Пересыпским мостом, на Московской улице, есть аккуратненькая небольшая церковь,  куда мы и направились, выйдя из автобуса.
    Лиза, так звали мою молодую подругу, вызвала  пожилого, усталого батюшку и попросила  вместе с ней помолиться за здоровье её матери. (Понятно, что не бесплатно.)
      Они отошли  в закуток, где на небольшом столике
стояли Образа и горели свечи. Мы добавили и своих
свечей. Батюшка достал свой  видавший виды молитвенник, нашёл нужную страницу и начал читать.
 Лиза трепетала рядом с ним, не отпуская мою руку.

   А над столиком было небольшое окошко во внутренний дворик, где служащая церкви гремела ведром под краном.  Монотонно и долго, и не очень понятно читает батюшка.  Мы с работы, нас его речь усыпляет. Но обе мы замечаем, что речь батюшки стала замедленней и тише, и не читает он, а бубнит одно и то же, глядя в окно.
И мы стали смотреть туда же.
 А там, женщина, отставив от крана полное ведро
 и задрав повыше на белых бёдрах юбку, моет ноги,
ставя одну за другой на скамеечку под прохладную струю…  И мы трое ощущаем, как ей это приятно, и как ей самой нравятся её,  действительно, красивые ноги.   
    Я тихонько касаюсь локтя батюшки со словами: «Батюшка, заканчивайте, пожалуйста…»   Он очнулся и быстренько закончил обряд!
   Мы всю дорогу домой с Лизой смеялись, вспоминая батюшку,  но  её мама чудесным образом одолела болезнь.
 А я стала смотреть на  служителей церкви хоть немного и с иронией, но всегда  с пониманием и доброжелательностью.
   

   Троллейбуc  остановился у Куликова поля,  и я засомневалась, правильно ли поступила, отказавшись сесть. Мне ехать до конечной станции у Пересыпского  моста, и сидеть было бы приятнее, чем стоять. «А сейчас  место займёт одна из двух вошедших пожилых женщин!»,- обречённо подумала я.
    Так оно и случилось. Но батюшка встал, уступив место  и второй даме. Он молча стал рядом со мной.    Он не в рясе, а в  чёрном костюме, и он мне кажется  слишком молодым для настоящего батюшки, и  даже излишне красивым !   Красивые серые глаза и маленькая бородка плюс  красивые руки, одной он держится за поручень, в другой – чёрный кейс.   В свои тридцать пять лет  я не считаю себя настолько старой(!), чтоб не заметить интересного мужчину,  а возраст и статус его  здесь роли не играет.  И то, что с мужем мы расстались, не разобравшись, чья в том вина,  тоже тут не причём, виноватыми,  обычно,  оказываются  оба!  И я готова была  взять часть вины и на себя. Но в людях я  не разочаровалась, только в себе.  Я потеряла Веру в себя!
 Но оставалась  Надежда,  которая и мокрой вороне не даст замёрзнуть под осенним проливным дождём…

    Батюшка тоже, вероятно, не считает меня старой, и мне это, как ни странно, понятно и приятно. Мы молча смотрим, как из-под наших ног  выползает знаменитая брусчатка улицы Пушкинской и, набирая скорость, убегает к вокзалу.  Вот слева возник знаменитый одесский храм, и тоже поплыл к вокзалу.   Народа возле храма  немного, обычно, в большие праздники здесь многолюдно. 
   - Простите, батюшка, сегодня никакого праздника нет? - нарушила я молчание. Батюшка охотно откликнулся:
   - « Сегодня родительская  суббота,  дочь моя…!» ( То, что мы оба при этом мысленно улыбнулись – зуб даю, как говорит мой семилетний сынишка!)

      Я промолчала, задумалась.   Родилась и  выросла я в семье атеистов,  где  никогда не обсуждались религиозные  темы,  хотя всегда отмечались основные библейские праздники. С годами я, в результате самообразования, покинула лагерь атеистов, но застряла на пути к истинно верующим.
    Честно признаюсь, что, к своему стыду, Библию читаю не регулярно, а на сон грядущий, открыв её наугад,  и нахожу  на прочитанных 2-х или 3-ж страницах неожиданный ответ на  один из возникших у меня вопросов.   В церковь хожу по зову сердца, поставить свечи во здравие или за упокой души  родных и близких мне людей.  Из молитв знаю только  «Отче наш»,  и дома, по бумажке,  читаю Молитву преподобных  отцов и старцев оптинских.
И соседи, три семьи, тоже такте же полу-атеисты.  Не встретилось нам на жизненном пути  Учителя,  я так думаю.

    Молчание затянулось. Серый глаз поглядывал на меня вопросительно, как бы ожидая следующий вопрос.
   Что ж, сказав «А»,  надо бы сказать «Б».  Сама себя загнала в тупик! Вот как не попасть пальцем в небо такой самоучке, как я, пытаясь поддержать разговор со священником?!
 Но диалог всё же продолжился!

    - Прошу прощения, это правильно, что я назвала Вас батюшкой?
    - Вполне! Можно и отец Дмитрий. Как Вам удобнее.

 Я выбрала «батюшку». И спросила о том, что меня интересовало:
     - Значит, сегодня, батюшка, нужно помянуть родителей?  Помолиться за них, попросить прощения?
     - Всё правильно, сестра…
     - Наташа,- подсказала я ( Отметив, что не «дочь»)
     - Ната-ша, - как эхо повторил  батюшка. – Но тему  эту надо понимать гораздо шире. Ведь мы все родители по сути,  Вы со мной согласны, сестра Наташа?  - Я кивнула. Помянуть ушедших, помолиться за здоровье живущих.
 И у всех попросить прощения…
 
     И с  этой минуты, когда отец Дмитрий заговорил   о Прощении,  я потеряла счёт времени.  Говорил батюшка  тихо и проникновенно, и словами не книжными,  что мне сразу понравилось . Он излагал  как-бы  свои мысли об одной из важнейших тем Библии,  и слово  рождалось за словом сиюминутно , у меня на глазах!  Чувствовалось, что тема волнует его  глубоко, и даже лично.
Но  и для меня, понятно,  с  некоторых пор, тема прощения
 Была глубоко личной.
    
    Мы как-то не заметили, что давно свернули с Пушкинской на Бебеля и стоим в пробке. И на нас с интересом поглядывают пассажиры.
   Но нам так интересно было продолжать  разговор, что внимания на окружающих мы особо не обращали.
 Потому что чувствовали,  что с минуты на минуту  пути наши разойдутся.
 
      Я незаметно для самой себя,  по  зёрнышку
вытрясла ему многое из закромов своей скрытной души,
а  он так внимал мне  участливо , что слёзы были недалеко.  Давно не приходилось мне быть столь откровенной даже с подругой,  а не то, чтоб с незнакомым человеком!   Но когда милый батюшка вновь напомнил  мне, что нельзя копить обиды, что это грешно, что надо прощать,  я перебила его:
        - Вы, наверное, не поняли меня, дорогой Батюшка! 
Нет  у меня никаких обид  ни на кого!  Я не знаю, кто и в чём виноват, но  я  всё, в чём он мог  быть или не  быть виноват, простила ему,  … а вот забыть не могу!
    - Значит – не простила, - огорчился  батюшка..
    - Ах, не так, батюшка, не так!  Забыть не могу
всё хорошее, что у нас было.  И благодарить всегда за это буду!  Но  признАюсь честно, батюшка,  завёлся   у меня в голове противный вопросик:  а надо ли всех подряд прощать?!  Правильно ли это?
   В глазах отца Дмитрия  увиделось мне и понимание, и удивление, но и радость, что  получает он возможность вразумить ещё одного неверующего. Подумав, он сказал:
          -  Хороший вопрос, сестра!  Но очень жаль, что обсудить его  нам не хватит сегодня времени. А поговорил бы я с тобой с удовольствием!  .  Но Я не должен опоздать к началу службы……   
     - А где Ваш храм, батюшка Дмитрий?
Он улыбнулся!  Ох, какая улыбка озарила его молодое, открытое лицо!
     - Вы  знаете, наверное,  церковь на причале? - Я кивнула. –Теперь я там буду служить с отцом Григорием. Сам я из Харькова. Отец с матерью пока не решаются  переезжать. Время покажет.

    - Следующая остановка – Потёмкинская лестница и Морвокзал!  - объявил водитель.
   
   - Вот я и приехал! Спасибо тебе, сестра Наташа! Прекрасный сегодня день у меня! –  И отец Дмитрий  на миг прикоснулся тёплыми пальцами  к моей руке.
    -  Я вот что хочу предложить, с5стра. Мы с отцом Григорием  будем проводить обряд крещения в четверг. Хороший   выпадает день. Да и место благодатное ,  перекрёсток моря, неба и земли!  Приезжайте с сыном , сестра!
     - Приедем, - пообещала я.
    
 Троллейбус начал притормаживать.   И отец Дмитрий поспешно сказал: «Буду молиться сегодня за  Наташу!»
     - Помолитесь за нас, отец Дмитрий! – попросила я
    _   Обязательно! Но  лучше вместе!   - и перекрестив меня,  он  выпрыгнул из троллейбуса  прежде, чем хлынула толпа входящих туристов.
      Что имела ввиду я?  И о чём подумал он?  Правильно ли мы поняли друг друга?


      На место батюшки  встала рядом со мной девочка-подросток. На плече у неё висел транзистор, из которого  тихо вещал Юрий Антонов: «… в сердце необитаемом снова любовь поселится, но и о том, что было, помни, не забывай!»
   
     Через несколько метров троллейбус  свернул на улицу Приморскую и перед поворотом,  справа  открылся близко-близко кусочек гавани с  парусником  у причала.
И глядя в высокое над гаванью небо, я попросила:

  «Отче наш небесный,  ты вернул мне сегодня Надежду и Веру!   Благодарю тебя!  Да славится Имя Твоё!!!  Но не останавливайся, Господи! Возврати мне и любовь!  Прошу тебя, пожалуйста, если можно, а, Отче?!   Нам никак без любви!  Что мы без неё? Да придёт царствие твоё!  И пусть мы все будем счастливы в нём!  Услышь меня, Отче!»